Первин доехала верхом до обветшавших столбов, стоявших метрах в ста перед древним храмом. Осторожно послала Рани вперед. Ближе к храму она увидела, что медная чаша, в которой Лакшман оставил деньги, полна диких орхидей. Здесь, среди леса, Араньяни явно чтили.

Первин подвела Рани к стволу упавшего дерева. Как раз подойдет в качестве опоры, чтобы спуститься на землю. Спешиться удалось без труда, после чего Первин подвела Рани к ручейку, рядом с которым до этого присаживались поесть носильщики.

— Не бросай меня, — попросила она лошадку, похлопала ее по крупу, а потом направилась к храму, подходить к которому раньше отказывалась. Он представлял собой большую цилиндрическую скалу, в ней был высечен альков. Внутри стояла грубо сработанная статуя из черного камня. По округлым грудям Первин поняла, что это женская фигура, однако у нее не было ни изысканной прически, ни иных украшений, характерных для статуй богинь.

Птичий крик вывел Первин из задумчивости и заставил вернуться к настоящему. Она прошла в другую часть храмового садика, чтобы оттуда посмотреть на холмы. Нащупала кушти под сари, стала перебирать его пальцами, шепча молитву. Молилась за то, чтобы Мирабаи отыскала сына. Молилась — и чувствовала, будто привлекает на свою сторону энергию тысяч живущих здесь животных и насекомых. Да, она не верит в Араньяни, но если богиня готова ей помочь, она примет помощь.

Первин как раз закончила, когда поблизости раздался хруст. Не человеческие шаги — какое-то крупное животное.

У Перин потемнело в глазах, она медленно повернулась, опасаясь самого худшего.

В ее сторону двигался всадник. Первин замерла, понимая, что не успеет подбежать к Рани и ускакать. Оставалось надеяться, что это не один из двух самых страшных преследователей: не Родерик Эймс и не князь Сваруп.

Всадник приблизился, стало ясно, что он мал ростом, скромно одет. На голове копна седых волос. Первин моргнула и окликнула:

— Рама-джи, это вы?

— Да. Сандрингем-сагиб послал меня вам вдогонку. Не хотел, чтобы вы заблудились.

Первин улыбнулась и подумала: все-таки Колин нашел способ обеспечить ее безопасность. Однако Рама не носильщик паланкина — неужели он знает этот путь лучше, чем она? Первин задала ему этот вопрос, он улыбнулся.

— На пути во дворец почва все время меняется. В одном месте густо растут брахми. В другом — ашвагандха. Мне эти места известны.

— На мое счастье. — Первин искренне обрадовалась, что у нее теперь есть сопровождающий.

— Отведу лошадь к ручью, на водопой. А потом помолюсь за благополучие махараджи, — сказал Рама и повел коня к воде. — Это не займет много времени.

Рама ушел в храм, а Первин вернулась к ручью — обе лошади опустили морды в чистую воду. Пили много и долго, хотя никакой жары не было. Казалось, животные знают, что впереди их ждет непростой путь.

Первин без единого слова позволила Раме указывать ей дорогу. Рани, похоже, была только рада приноровиться к неторопливому шагу второй лошади. Через полтора часа медленной осторожной езды вдали показались серые башни дворца. Вблизи Первин подметила: что-то переменилось. Но только на мощеной дороге, которая вела непосредственно к воротам, она поняла, что у главного входа больше нет дурванов.

Рама, ехавший чуть впереди, остановился. Натянул поводья, давая Первин его нагнать.

Посмотрел на нее, качнул головой.

— Стражи нет. Плохой знак.

— Когда я уезжала, ворота охранялись. Видимо, все ушли на поиски махараджи.

Первин отпила воды из фляжки, потом вытащила из переметной сумки блокнот и перо. Засунула их в просторный карман юбки — та оказалась даже полезнее, чем она раньше думала.

Из тени под стеной вышли двое детей. Каждый с ножом. С ними был белый пес Ганесан. Он заворчал на Раму, но когда Первин назвала его по имени, он ее узнал, радостно залаял и замахал хвостом.

— Так вы сегодня за стражников! — приветливо обратилась Первин к детям, жестом подзывая младшего подойти и взять Рани под уздцы. Он послушался, и Первин удалось сползти на землю. Тут же подбежал Ганесан, она его погладила, заговорила с ним.

— А где дурваны? — спросил Рама у детей на местном диалекте.

— Князь пропал. Его нарядная тетя-парсийка украла! — поведал младший мальчик.

Рама взглянул на Первин, она перевела дыхание.

Понятно: в странном ездовом костюме мальчики ее не узнали.

— Я и есть тетя-парсийка, но я не крала махараджу. И я приехала сказать махарани, что он не со мной. Я очень постараюсь его найти.

— Внутрь пускают только членов семьи. — Голос у старшего мальчика дрогнул. — И вообще, это не женские ворота. Они с другой стороны.

Первин удивилась. В прошлый раз никто не просил ее входить через женские ворота. Может, именно через них князя и похитили?

— А не будете ли вы так любезны показать, где находятся женские ворота? — Первин придерживалась официального стиля — с бедными детьми и слугами так было не принято разговаривать. Но она решила рискнуть: младший хихикнул, однако старшему явно понравилось, что к нему относятся с уважением.

— Только вашему дедушке в зенану нельзя, — добавил младший, глядя на Раму.

— Я не собираюсь проявлять неуважение. Однако я должен дойти с нею до других ворот, — объявил Рама.

Первин его настойчивость напомнила о том, что, хотя снаружи дворец и охраняли, никто не мог сказать, что творится внутри.

Через несколько минут они уже стояли у вторых ворот — очень странных, высотой чуть больше метра.

— Это детские ворота? — спросила Первин.

— Нет. Это так защищают махарани, — пояснил старший охранник. — Чтобы войти, всем приходится пригнуться. И слуге изнутри видно, кто пришел.

— И если не дама, чик — и голова с плеч! — хихикнул младший.

Запор на дверце с лязгом пополз вверх. Шутка про голову с плеч Первин не насмешила. Запор поднимают — значит, внутри кто-то ждет.

Да, она женщина, и все же ее пытались отравить. Может, эта древняя дверь — еще одна попытка от нее избавиться? Она глянула на старшего мальчика — тот нервно теребил полу своей лунги. Можно приказать ему войти внутрь первым, но он, скорее всего, откажется из страха, что ему за это попадет.

Первин посмотрела на Ганесана — он не отходил от нее ни на шаг. Стоял рядом, медленно помахивая хвостом. Первин опустила ладонь на его гладкую теплую холку — как хорошо, когда рядом надежный друг.

— Вперед, — сказала она, подталкивая пса сзади; он двинулся к воротам. Ганесан проворный, уклонится от любого ножа. Изнутри донесся негромкий женский смех, после чего Первин тут же вдохнула поглубже, низко нагнулась и шагнула внутрь.

— Все в порядке? — крикнул Рама по-английски ей вслед.

Первин оказалась в вестибюле, где уже побывала в первый вечер. Квадратное помещение было почти пустым, но пол украшала изысканная мозаика. А на подушках сидели те же самые фрейлины, которых она уже видела в дурбаре, сбоку от них — служанки. Не сводя с них глаз, Первин ответила Раме:

— Все в порядке. Здесь несколько благородных дам и служанок, а больше никого.

— Все мужчины уехали искать махараджу! — раздался визгливый напористый голос той самой миниатюрной светлокожей дамы, которая накануне подала махарани Путлабаи брошенный скипетр.

Первин воздела руки, показывая, что они пусты.

— Я его не забирала. И вернулась с одной целью: отыскать его. Назовете мне свое имя?

— Арчена. Фрейлина раджматы. — Судя по тону, дама считала себя главным управляющим зенаны.

— Как раджмата?

Арчена ответила насупившись:

— Лежит в постели. Мы все опасаемся за ее здоровье.

Хотя Арчене полагалось держать сторону раджматы, Первин сразу почувствовала, что та в курсе дел обеих махарани. В зенанах оно всегда так.

— А махарани Мирабаи вернулась во дворец?

— Пока нет.

Первин встревожилась сильнее прежнего. Если Адитья ничего не перепутал, младшей махарани нет уже полсуток.

— Странно, что она уехала на прогулку и не взяла с собой Ганесана.