— Какой кошмар. — Первин волновалась все сильнее, ручка фонаря становилась все горячее. — Если у махарани Мирабаи проблемы со здоровьем, об этом нужно сообщить властям. Она, по сути, регент после кончины мужа.

— Я уже два года ее не видел, но, судя по сообщениям, она страдает меланхолией.

— В каком смысле? — не без скепсиса спросила Первин. Меланхолией принято было объяснять все, от алкоголизма до необщительности, особенно если речь шла о женщине.

— До смерти мужа она ездила в гости к другим княжеским семействам, пользуясь пурда-каретой. Появлялась на официальных мероприятиях — разумеется, под вуалью. Теперь — нет. Говорят, что она не отпускает от себя ни князя Дживу Рао, ни княжну Падмабаи. Не принимает посетителей, даже не ходит молиться в дворцовый храм. Я слышал, что отношения со свекровью у нее натянутые.

— А откуда у вас все эти сведения? — Эти слова Первин произнесла торопливо, потому что ручка стала совсем уж горячей, а кроме того, она услышала, что кто-то еще вышел из бунгало и расхаживает по веранде.

Врач кашлянул и ответил:

— От Оуэна Маклафлина, последнего сатапурского агента. У него были тесные связи с рядом придворных, в том числе и с нынешним премьер-министром князем Сварупом, которого он и назначил на эту должность.

У Первин осталось множество вопросов, но время почти истекло.

— А существует какое-то современное лекарство от меланхолии? Я бы отвезла его во дворец.

— Если бы! — ответил врач. — Нет такого лекарства, как и лекарства от холеры.

Первин поставила лампу на дорожку, понимая, что более доктору ее помощь не нужна. Похоже, руку она все-таки обожгла.

— Может, еще появится.

Врач перевел взгляд с лампы на нее и качнул головой.

— Не привыкли вы к тяготам жизни в мофуссиле. Тревожно мне, выдержите ли вы это путешествие. — Он помолчал. — А руку обмотайте тканью, смоченной в холодной воде.

Первин задели его слова, а еще она ругала себя за то, что все-таки слишком долго продержала в руке лампу.

— Ожог несерьезный.

— Получите серьезный, если будете задавать слишком много вопросов. Это то, что мне сказали по ходу последнего визита во дворец. — В тихом голосе звучала зловещая нотка.

Это что, угроза?

— У юристов работа такая — задавать вопросы. Именно поэтому меня и наняли в Колхапурское агентство.

Врач запустил руку в переметную сумку и вытащил оттуда маленький незажженный фонарик — ручка была обмотана кожей. Отодвинув шторку, он достал изнутри свечку и прижал фитиль к нагревшемуся фонарю, стоявшему на земле. Когда фитиль вспыхнул, врач пробормотал:

— Очень сомневаюсь, что в Сатапурском дворце вы узнаете больше, чем узнал я.

Видимо, и он задавал вопросы касательно этих смертей — и ему указали на дверь. Вот откуда его обиженный тон. Отбросив все нараставший скепсис, Первин произнесла:

— Благодарю вас за этот разговор. Спокойной ночи, доктор Эндрюс.

— Спокойной ночи, мисс Мистри. — Он с неожиданной легкостью вскочил в седло, жестом попросил ее передать ему его фонарик. — И как бы оно там ни было — удачи!

Доктор ускакал, и ночь черным шелковым покрывалом сомкнулась вокруг Первин. Внутри всколыхнулся былой страх — она заперта в тесном темном пространстве, дыхание перехватило. Первин подумала, каково было князю Пратапу Рао, когда он нагнал леопарда, которого собирался убить, и сам оказался добычей. Может, зверь ласково его облапил на миг, прежде чем погрузить в плоть зубы? Она слышала, что крупные кошки так поступают, чтобы жертва успокоилась и не трепыхалась.

От мыслей про все эти ужасы Первин отвлекли перестук каблуков и голос Ванданы.

— Первин, если вы там, откликнитесь! — Вдалеке запрыгал свет фонаря. — Мы вас повсюду ищем!

— Тут я! — Выкрикнув эти слова, Первин поняла, что ведет себя как школьница.

— Выходит, доктор уехал? — спросила Вандана. Рядом с ней стоял Язад, Первин обратила внимание, что в руке у него такой же металлический фонарь, но держит он его перчаткой.

— Да. — Хорошо еще, что они не прервали их напряженный разговор.

— Вот и отлично. Утром завтракаем вместе. Приезжайте в любое время — главное, не забудьте!

— Хорошо. — Первин решила, что заранее продумает, какие вопросы задать. — Темнота какая. Вам не опасно ехать домой?

— Дорогу мы знаем, и грум из гостевого дома пойдет впереди с фонарем. Правда, может, он уехал с доктором.

— Нет. Доктор Эндрюс был один.

Мохит, мальчик, который утром помогал ей сесть верхом, вышел из тени и вежливо обратился к ним на маратхи:

— Сагиб, мемсагиб, привести вам лошадей?

А Первин-то думала, что поблизости никого нет. Она вгляделась в Мохита, гадая, много ли он понял из их с доктором Эндрюсом разговора. Остается надеяться, что недостаточно, чтобы разнести слухи по деревне.

— Главный вопрос, найдете ли вы дорогу через сад до веранды, — сказал Язад. — Раз уж мы вас отыскали, нужно вернуть вас Колину. Он очень хотел, чтобы вы попробовали пудинг, а потом отобрали детские книги.

— Веранду же отсюда видно, — вскинулась Первин. Не нравилось ей, когда с ней сюсюкают. — И вообще, вон кто-то идет с фонарем.

Единственное, что ее расстроило, — в приближающемся пятне света виднелся силуэт Родерика Эймса, а не Колина.

— Увидимся с утра пораньше! — попрощался Язад.

— Спокойной ночи. — Первин передала фонарь, о который обожгла руку, Мохиту, чтобы тот его убрал.

— О чем вы разговаривали с доктором? — Голос Эймса звучал повелительно, как будто она нарушила какие-то негласные правила.

Допустим, мальчик с конюшни и догадался, о чем речь, но у Первин не было никакого желания что-то рассказывать Эймсу. Она размашисто зашагала по тропинке в сторону веранды и ответила на ходу:

— Я пожелала доктору спокойной ночи, как и супругам Мехта. Наверное, нужно того же пожелать и вам.

— Да, вы бы ложились, — заметил Родерик. — Завтра вас ждет очень утомительный день.

Первин бросила на него сердитый взгляд, и тут на веранде появился Колин.

— Хорошо, что вы вернулись. Рама обидится, если вы не попробуете его пудинг. А ты, Роди? Еще чашечку кофе — или, может, чего покрепче?

— Нет. Мне завтра в шесть утра в дорогу. — Родерик отвесил им небрежный поклон и зашагал по веранде к двери, за которой, видимо, находилась его комната. Первин заметила, что он обернул ручку фонаря бумажной салфеткой. Похоже, все здесь знали, как обращаться с фонарями, — кроме нее.

— Вам чаю или кофе? — спросил Колин, входя вместе с Первин в столовую. — Рама приготовил и то и другое.

— Чаю, пожалуйста. И я попробую карамельно-молочный соус. Видно, что он очень густой, — сказала Первин, усаживаясь за стол. Только у ее тарелки стояла стеклянная вазочка с золотистым пудингом.

Колин с улыбкой произнес:

— Надеюсь, беседа с доктором оказалась полезной.

На деле Первин не узнала почти ничего, кроме того, что доктор не очень верит в успех ее миссии.

— Вы дальновидно поступили, пригласив его и супругов Мехта, хотя меня несколько удивило, что вы поставили всех в известность касательно моих планов.

Колин приподнял брови.

— Все и так знают, что, если в гостевой дом заказывают паланкин, значит, кто-то куда-то отправляется по официальному делу. Я предпочитаю оглашать достоверные сведения — все лучше, чем слухи и домыслы.

— Надеюсь, что вы правы. — Первин увидела в окно белое пятнышко: через лужайку промчался Дези. — Какой он славный. Обидно, что целый день сидит в клетке.

Колин явно удивился.

— Дези работает по ночам: бегает по территории, охраняет. Это южноиндийская порода, раджапалаям — их называют «царями собак». Дези очень сильный, энергичный, а еще он прирожденный охотник. Без клетки — я предпочитаю называть ее садовым домиком — он бы вообще не спал. Домик стоит в тени, там всегда вдоволь воды, а если он начинает лаять, Рама или я выводим его на прогулку. — Прочистив горло, он добавил: — И как вам соус?