Колин откинулся на спинку кресла и негромко произнес:

— Насколько мне известно, пурда — распространенный обычай у магометан, но почему ее соблюдают и индуисты?

— У нас, индуистов, есть укоренившееся представление, что соприкосновение с низшими кастами вредоносно, — произнесла Вандана, поворачивая к нему лицо куда более серьезное, чем раньше. — Именно поэтому неприкасаемых не допускают в храмы, а многие брамины выходят из себя, даже если тень человека низшей касты падает им под ноги. Вторая причина в том, что, если никто не знает махарани и княжон в лицо, у них больше шансов остаться в живых, если во дворец проникнут враги.

— Гандиджи, выступая в Бомбее, защищает права неприкасаемых, — заметила Первин. — И у нас теперь уже не то общество, где один король пытается отнять трон у другого.

— Так речь не о королях, а о князьях, — вставил Родерик. — Правителей княжеств называют этим словом, потому что они подданные Георга V, нашего короля и императора.

Первин задела его неуместная поправка. Однако именно благодаря Родерику она вспомнила, что вряд ли разумно упоминать имя Мохандаса Гандиджи в официальном месте. Нужно срочно сменить тему. Первин посмотрела на врача, который едва ли не дремал в своем кресле. Вот бы задать ему прямой вопрос касательно гибели князя Пратапа Рао и его отца. Но это слишком деликатная тема, не для прилюдного обсуждения. Первин заговорила как можно уважительнее:

— Доктор Эндрюс, было бы интересно узнать, каково это — заниматься медициной в независимых княжествах. Кто вам платит, где ваш кабинет?

Доктор Эндрюс поднял голову и ответил:

— Я сотрудник Индийской медицинской службы, нахожусь в подчинении у Колхапурского агентства. Живу и работаю в небольшом бунгало рядом с деревней. Половину здания занимают приемная, операционная и палата для тех, кто нуждается в круглосуточном наблюдении. При мне две медсестры и еще несколько помощников. В Индии я с 1885 года, мне случалось работать одному, так что я очень признателен махарадже за дополнительную финансовую поддержку.

— А ваши сотрудники — индусы? — Первин заинтересовала возможность того, что здесь можно зарабатывать иначе, чем крестьянским трудом.

— Да, и они постоянно твердят, что я должен применять травы Рамы, а не нормальные медикаменты. — Доктор вздохнул. — Некоторое время у нас работала сестра-ирландка, но она не выдержала жизни в такой изоляции.

— Мы с Язадом приглашали ее к себе в поместье, но она так и не приехала. Видимо, слишком много о себе мнила и не желала общаться с индусами. — В голосе Ванданы звучала обида.

— А может, ее просто смутило ваше общественное положение? — мягко предположил Колин.

— А, так вот в чем она вам втайне призналась! А вам-то она нравилась, Колин! — отрывисто произнесла Вандана.

Колин покраснел.

— Не играю я в такие игры, Вандана.

Первин удивилась, что ощутила то же краткое, но острое чувство досады, как и раньше, когда размышляла о том, останавливаются ли в гостевом доме другие одинокие женщины. Не будь это совершенно непредставимо, она приняла бы собственную реакцию за ревность.

Доктор Эндрюс встал, придвинул свой стул к столу.

— Я не охотник до сплетен. Поеду, мне завтра работать с раннего утра.

У Первин упало сердце. Если доктор уедет, не удастся расспросить его про смерти во дворце. Она сложила салфетку и поднялась.

— Позволите с вами пройтись, доктор Эндрюс? Снаружи очень темно.

— Нет нужды, — отрывисто ответил доктор. — Я возьму лампу в конюшню.

— Вот и отлично! Пройдусь с вами, а потом принесу лампу обратно. — Первин твердо решила переговорить с доктором и вышла с ним вместе, проигнорировав озадаченное выражение на лице у Ванданы.

Первин думала, что снаружи стоит тишина, однако их встретила какофония звуков: шорохи насекомых, далекое завывание — мелкие кошки или крупные? Они зашагали по заросшей мхом тропинке, пес Дези бежал рядом с Первин.

— Что за бред вы затеяли? — Похоже, доктор Эндрюс сильно сердился. — Вас беспокоит что-то по здоровью?

— Нет-нет, — торопливо ответила Первин. — Просто я хотела бы знать подробности вскрытия тел покойного махараджи и его старшего сына.

— В высшей степени странная просьба. Зачем? — Голос зазвучал жестко.

Первин, стараясь не выдавать обиды, пояснила:

— Мне предстоит посетить дворец по поручению Колхапурского агентства. На мой взгляд, кончина правителя и его преемника в течение менее чем одного года настораживает.

Доктор был мал ростом — метр шестьдесят с небольшим. Но тут будто вырос и посмотрел на Первин сверху вниз.

— Речь идет о конфиденциальных сведениях.

Таким тоном судья выносит порицание адвокату.

— Правительство поручило мне принять решение касательно будущего махараджи, — пояснила Первин. — Если существует вероятность того, что старшего брата убили, это веский повод отправить младшего за границу.

— Князя Пратапа Рао убил зверь, не человек. Разве Колин вам об этом не сказал?

— Сказал, но как вы объясните тот факт, что между гибелью махараджи и его сына прошло всего одиннадцать месяцев?

Как будто подчеркивая важность вопроса, Дези заскулил и поднял на доктора глаза.

— Обычное совпадение. — Доктор заговорил мягче: — Махараджа Махендра Рао заразился смертельной болезнью после посещения деревни, где как раз начиналась эпидемия холеры. От того же недуга погибли и двое слуг, которые за ним ухаживали. Переболели и другие слуги и члены семьи, но им помогли лекарства.

Первин пристукнула комара у себя на локте.

— Да, это трагедия. А что вы можете сказать о гибели старшего брата князя Дживы Рао? Мистер Сандрингем описал ее лишь в общих чертах, но я нашла в документах, которые он мне показал, несколько подробностей.

Доктор с укором сжал губы. Помолчав, сказал:

— Князя загрыз тигр или леопард. Про такое не рассказывают при дамах.

— Если тело было сильно изуродовано, как его опознали? У вас не осталось сомнений? — гнула свое Первин.

— А кто еще это мог быть? На молодом махарадже и его дяде, князе Сварупе, были одинаковые сапоги с княжеской эмблемой. Те же сапоги нашли и на теле. Одежды почти не осталось, но, судя по обрывкам ткани, речь шла о том самом ездовом костюме, который мальчик надел утром. Я знал и параметры его тела, и цвет кожи — я же был его врачом.

Первин вгляделась в темноту, подумав, что доктор говорит дело.

— Понятно. А какие обстоятельства привели к его смерти? Как так — леопард утащил ребенка, и никто не вмешался, не застрелил зверя?

— А так, что махараджа был очень своеволен. Участники охоты мне сказали: мальчик сильно переживал, что зверя может застрелить не он, а его дядя — опытный охотник. Махараджа устроил скандал и настоял на том, чтобы вооруженным на охоту ехал он один. Да, его учили, но много ли опыта у тринадцатилетнего ребенка? — Врач вздохнул, перекинул фонарь в левую руку — похоже, правая у него болела. — Все остальные обязаны были подчиняться его прихотям. Вот и пошли с голыми руками, хотя в седельных сумках было оружие.

— Дайте мне фонарь. — Первин протянула руку, и врач передал ей свою ношу. — Но ведь леопарды очень осторожные звери, верно? Почему этот вышел на открытое

место?

— Мне кажется, мальчик слишком к нему приблизился. Зверь его увидел и разъярился.

— Кто сообщил вам все эти подробности? — спросила Первин, только сейчас заметив, что латунная ручка фонаря довольно сильно нагрелась.

— Тот же самый дядя правителя, о котором я вам уже говорил: князь Сваруп, который долго и безуспешно его искал. Подтверждение его рассказа я получил при отдельной беседе с мистером Басу, наставником князя, и этим типом, который исполняет роль придворного шута.

Металлическая ручка ощутимо жгла ладонь, но Первин ее не выпускала — не хотелось отвлекать врача.

— Какой ужас — смотреть, как ребенка тащит прочь зверь!

Доктор склонил голову набок, будто обдумывая ее вопрос.

— Свидетелей не было. Охотники поняли, что мальчик уехал вперед, а потом просто его потеряли. И аристократы, и грумы провели в поисках всю ночь, потом им на помощь прислали дворцовую стражу. На следующее утро князь Сваруп обнаружил останки мальчика. Именно он принес тяжелую весть во дворец. С тех пор я постоянно тревожусь за здоровье махарани Мирабаи.