Первин моргнула, не веря своим глазам.

У Колина Сандрингема была культя — не хватало правой голени и ступни. Он не хромой, он безногий.

Она вспомнила, что накануне на нем были джодпуры и ботинки, время от времени он опирался на палку. Ходит дома в ботинках — наверное, у него больная нога. Теперь ей стало ясно, что вчера он надел протез, чтобы она ничего не заметила.

Странное дело: при всей вчерашней маскировке она все же обратила внимание на его увечье. А сегодня, когда он, без всякого протеза, плавно перетекал из одного положения в другое, казалось, что он так же силен и грациозен, как и Рама.

Теперь Колин стоял на голове, опираясь на согнутые в локтях руки. Она поразилась мускулатуре его предплечий и живота. Как можно так удерживать равновесие? Но тут взгляд его задержался на ней, и она внезапно поняла, что он увидел ее в просвет между руками.

Она стояла далековато, чтобы рассмотреть выражение его глаз, однако увидела, что торс его накренился вправо. Одним стремительным шагом Рама подскочил к нему и не дал завалиться в сторону.

Первин развернулась и неловко побежала прочь, гадая, опознал он ее или просто заподозрил, что за ним подглядывают. Лучше, наверное, сделать вид, что ее там не было вовсе, — пусть останется при убеждении, что она не проникла в сокровенную тайну его увечья.

Хотелось перед ним извиниться, объяснить, что она набрела на них случайно, что ее зачаровала красота их упражнений. Впрочем, то была лишь полуправда. Она осталась, потому что хотелось насытить взор видом Колина.

Ответ на вопрос, как лучше поступить, она получила, как только вышла на веранду к завтраку. Стол накрыли для двоих: для каждого вареное яйцо, два чапати и вазочка с красными ягодами. Подошел Рама, молча встал у стола.

— А Сандрингем-сагиб не придет завтракать? — смущенно спросила она на маратхи.

Он не сразу, но ответил на том же языке:

— Я не знаю, придет он или нет. Его удивило, что вы утром за нами подглядывали.

Уловив в его голосе упрек, она решила объясниться:

— Я пошла сфотографировать горы. Не знала, что вы тоже там. Это у вас такой утренний обычай?

— Да. Мы каждый день тренируемся, если нет дождя.

Ее очень смущало, что после этого открытия Колину, возможно, будет с нею неловко. Однако любопытство пересилило стыд.

— А давно вы обучаете Сандрингем-сагиба этим упражнениям?

— Почти год. — После этого он с вызовом добавил: — Ему это полезно для здоровья.

— Я видела, каким они его сделали сильным.

Глубокие морщины у Рамы на лбу слегка разгладились. Он кивнул, будто бы принимая ее похвалу.

Первин решила не отставать:

— Он вчера сказал, что был на войне, но не упомянул, что лишился ноги.

— Это не на войне было.

— Правда? — Она смотрела на Раму в надежде, что он продолжит.

— Он не любит про это говорить.

— Мне кажется, он прекрасно владеет своим телом, — заметила Первин.

Глядя мимо нее в гущу сада, Рама негромко заговорил:

— Когда он служил местным коллектором, он однажды приехал в одну деревню. Многие пришли поведать ему о своих невзгодах, дети их играли без присмотра. Одна девочка близко подошла к змее. К песчаной эфе.

Первин содрогнулась.

— Это одна из самых ядовитых змей в мире!

— Да, — коротко подтвердил Рама. — Змея зашипела, все стали умолять девочку не шевелиться. Но змея все готовилась на нее напасть. Тут Сандрингем-сагиб бросился вперед, чтобы змея отвлеклась от девочки и та смогла убежать. Вот эфа на него и напала.

— И укусила?

Рама мрачно кивнул.

— До ближайшего врача было два дня пути. Когда мы прибыли к доктору Эндрюсу, было уже поздно. Чтобы спасти Сандригем-сагибу жизнь, пришлось отнять ему ступню.

Первин закусила губу.

— И после этого его заставили остаться на государственной службе?

— Никто меня не заставлял, — раздался холодный голос Колина. Первин резко повернула голову и увидела его на веранде. — Прошу прощения, что прервал, но мне не очень нравится, когда такое рассказывают за моей спиной.

Рама поклонился, явно смущенный тем, что не оправдал доверия хозяина.

Первин густо зарделась и пояснила:

— Это я вынудила его на этот разговор. Меня очень впечатлила ваша тренировка.

— Сегодня гордиться нечем, — фыркнул Колин. — Я едва не шлепнулся лицом вниз. Это Рама меня спас — и уже не впервые.

— Не надо так говорить, — возразил Рама.

— Но это правда. Ты спас мне жизнь, когда по дороге из деревни заставил выпить этот мерзопакостный древесный сок. — Колин уселся за стол.

— Меня впечатляет, что вы согласились остаться в мофуссиле, — заметила Первин, как раз когда на веранде появился с чайником в руке мальчик, которого она видела в саду.

— А почему нет? — Колин расстелил салфетку на коленях. — Попасть на государственную службу в Индию было чертовски сложно. Работать я и так могу, вот разве что не бегаю. Пока я поправлялся, начальник департамента подыскивал мне место, не предусматривающее частых поездок. Эту должность мы сочли подходящей, потому что здесь политические агенты сидят на месте по полгода, весь сезон дождей. Кроме того, мне любезно предоставили Раму в качестве личного слуги. Можно было бы взять повара из деревни, но мне нравится стряпня Рамы.

— Я готовлю по аюрведе[17]. Как раз то, что нужно для исцеления, — уточнил Рама, наливая Колину чая.

Первин поблагодарила Раму улыбкой, когда он наполнил и ее чашку.

— А в сухую погоду вы всегда вот так упражняетесь?

— Ну, в плохую я упражняюсь даже больше. Для этого есть веранда. — Колин посмотрел ей в лицо. — Аюрведа и упражнения не только лечат тело. Они еще что-то делают с головой. Успокаивают.

Первин следила за Рамой: он пересек веранду, спустился по ступеням, исчез в саду. Его мягкая плавная поступь напомнила ей те необычные движения, которые она видела раньше.

— А эти упражнения как-то называются?

— Настоящее название — йога. Вы никогда не пробовали?

— Про йогу я знаю только то, что у индуистов это такой вид поклонения, доступный лишь очень благочестивым мужчинам. Поразительно, что Рама так хорошо ею владеет, что может еще учить и вас.

— Рама не родился слугой. — Колин намазал чапати тонким слоем гхи. — Он был жрецом в том краю, где я получил травму. Крестьяне позвали его на помощь, он сопроводил меня в больницу. Меня его общество утешало. А еще я мог ему платить — в отличие от крестьян. До того и он, и его семья жили едва ли не впроголодь, теперь он может посылать им деньги.

Первин попробовала ягоды — думала, что будет кисло, но почувствовала неожиданную сладость. История Рамы представляла собой типичный пример того, почему сельские жители покидали родные места. В родном доме Первин тоже работало шестеро слуг, и пять из них вынуждены были покинуть свои деревни, чтобы помогать деньгами родне.

Мысли Первин прервал голос Рамы. Она обернулась и поняла, что он все еще в саду и разговаривает там с худощавым мускулистым мужчиной в протертой до ниток жилетке и дхоти. Первин до того не знала, что в доме чужие.

Колин проследил за ее взглядом.

— Это Лакшман.

— Он тоже здесь работает?

— Нет, у него свое дело в деревне. Но он очень опытный и надежный человек — старший в артели носильщиков паланкина.

Рама умолк, мужчины обменялись долгим безмолвным взглядом. После этого Рама вернулся к столу и недовольно произнес:

— Лакшман пришел сообщить, что ни паланкина, ни носильщиков нет на месте.

Колин нахмурился.

— Ему же известно, что паланкин нужен сегодня.

— Два дня назад они отправились в Лонавалу, якобы ненадолго. Вернуться должны были вчера, но паланкин сломался. Какой-то плотник уже взялся за починку.

Первин с самого начала смертельно не хотелось перемещаться в паланкине. Когда мужчины несут тебя на своих плечах, это не только неловко, но еще и наверняка неудобно.