Первин с интересом взглянула на сложную крупномасштабную карту, которую перед ней развернул Колин. На ней выделялись две постройки. Колин объяснил: первая — старый дворец, выстроенный в 1704 году, там по-прежнему проживает вдовствующая махарани; за ним находится двор, а дальше — дворец, построенный в 1905 году, где живут махарани Мирабаи и дети. Вокруг множество хозяйственных построек для слуг, огородов, небольших парков, складских помещений, конюшен, есть даже конный манеж.

— Входы на территорию расположены на северной и южной сторонах, — пояснил Колин, указывая. — Приехав на место, вы увидите северный.

Рассмотрев карту, Первин подумала: проникнуть тайком за стены дворцового комплекса невозможно.

— Надеюсь, что меня впустят. В противном случае окажется, что все наши дебаты по поводу безопасности и образования князя были зря.

— Я тоже на это надеюсь. — Колин аккуратно сложил карту и поместил поверх документов, которые Первин собиралась забрать к себе. — Завтрак Рама подаст в семь утра. Паланкин прибудет к девяти. До дворца вы должны добраться к полудню.

— Спасибо, что все организовали — и что дали мне ознакомиться с документами.

— Меня благодарить не за что. — Он подошел к своему креслу сбоку, поднял палку. — Я не думал, что юному князю может угрожать какая-то опасность. А теперь понимаю, что зря.

Выходит, она не так уж обидела его своими словами. Первин негромко пожелала ему спокойной ночи и отправилась на другой конец веранды в свою комнату.

Заперев дверь, которая вела на веранду, Первин умылась и почистила зубы, сливая воду из фарфоровой миски, стоявшей на тиковом умывальнике. Потом она еще поразглядывала карту, пытаясь все запомнить. Знала по опыту: прежде чем куда-то отправиться, нужно уяснить, как ты оттуда будешь выбираться. И вот наконец она задула свечу и легла.

Сон не шел. Москитная сетка не помогла — как минимум один гнус пищал у самого уха. Интересно, он внутри сетки или снаружи? Поди пойми. Комар удалялся, но каждый раз возвращался вновь и будил ее, едва она начинала проваливаться в сон. Да и других звуков вокруг хватало: снаружи квакали древесные лягушки, потом раздалось уханье сов. Первин наконец задремала, но ее разбудил громкий крик.

Она резко села в постели, а крик повторился; тут она поняла, что в темноте закукарекал ранний петух.

Утро явно еще не наступило — слишком темно. Первин нащупала спички на прикроватном столике, зажгла свечу. Французские часики у нее на запястье показывали пять утра. Но не прошло и десяти минут, как снаружи, разбуженные повелителем куриц, загомонили дрозды, кукушки и коэли. Птичьи голоса напомнили ей про Лилиан, ее попугаиху, оставшуюся дома в Бомбее. Интересно, как бы Лилиан отреагировала на такой переполох.

До четверти седьмого Первин читала документы при свете свечи, потом небо начало светлеть и за окном наконец-то проступил пейзаж — впечатляющая покрытая зеленью горная гряда. Наверное, на рассвете удастся сделать фотографию. Первин быстренько надела удобное сари из хлопково-шелковой ткани, взяла свой «Кодак» и отправилась на веранду, где дремала крупная белая собака.

Уже брезжило утро; собака подняла голову и смерила Первин взглядом. Первин поняла: это охранник, про которого говорил Колин.

— Дези, — ласково обратилась к собаке Первин, пытаясь сделать вид, что они уже добрые друзья.

Дези постучал хвостом по полу, потом снова опустил голову. Первин полегчало от того, что пес не видит в ней угрозы. Интересно, это ее уверенное приветствие сработало или Дези знает, что люди, ночующие в гостевых комнатах, по определению не опасны?

Шагнув вниз с последней, очень широкой ступеньки веранды, Первин огляделась, подмечая все, что пропустила при приезде. Сад был беспорядочно засажен деревьями-чампа, кустами-руи, бирманскими кассиями и тамариндами. Она рассматривала вымахавшие купы огненного шиповника, алых орхидей, высокие травы. Отличить цветы от сорняков оказалось почти невозможно — да и вряд ли отличие было столь уж существенным.

Сфотографировав рассвет над горами, Первин дошла до задней стены бунгало и там остановилась, увидев, какая вокруг кипит жизнь. Под кассией собралось целое семейство львинохвостых макак. Снаружи стоял крупный самец, которого Колин назвал Хануманом; он взглянул на Первин — во взгляде читался вызов: не приближайся.

Она медленно подняла фотоаппарат к лицу.

— Прочь, прочь! — выкрикнул мальчишка, подбегая к обезьянам. Они прыснули в разные стороны.

Первин подавила желание отругать мальчишку за то, что он испортил ей отличный кадр.

— Ты Мохит или Хари?

— Мохит. Знаете, Хануман со своим семейством сюда за одним приходит: воровать нашу еду. — Мальчик посмотрел на нее снизу вверх с заискивающей улыбкой. — Рама готовит завтрак к семи, но, может, вы хотите поесть раньше?

Первин улыбнулась в ответ, покачала головой.

— Нет, спасибо! Я позавтракаю в семь, вместе с Сандрингем-сагибом. А сейчас просто гуляю.

— И куда пойдете? — бодро спросил Мохит. Его, в отличие от официантов в Королевском конном клубе Западной Индии, явно не научили тому, что слугу должно быть видно, но не слышно. Ей это пришлось по душе.

— Я слышала, что с Маршал-Пойнт открывается замечательный вид на горную гряду. Туда далеко?

— Несколько минут ходу. Через железняковую рощу — там тропинка есть. Только осторожнее, мемсагиб. В листве змеи прячутся.

Первин приподняла подол сари, показывая застегнутые лайковые ботиночки.

— Хорошо. Спасибо.

Шагая через сад к роще, Первин думала о том, что слугу совершенно не смутило, что она в такой ранний час ходит по окрестностям одна. Возможно, сюда уже приезжали одинокие женщины-путешественницы. В этом случае наверняка это были англичанки — останавливались переночевать на пути в отдаленные поселения, где служат их мужья.

Возможно, англичанку бы и не смутило, что ей придется ночевать в одном доме с холостяком. У них же нет родни в Бомбее, которая переживает за их безопасность и репутацию. Более того, им, возможно, приятно общество Колина Сандрингема. Он не слишком молод, не слишком стар, при этом прямолинеен, что ей очень по душе. Вчера вечером у них возникли разногласия по нескольким пунктам, но он не принуждал ее встать на его точку зрения. И слушать умел хорошо.

Размышляя, Первин не сводила глаз с тропы. Небо светлело, впереди, за рощей, показался травянистый склон. Видимо, это и есть Маршал-Пойнт. Первин подошла ближе, потом замедлила шаг.

На склоне виднелись две человеческие фигуры. Только они не стояли прямо, а скорчились, как раньше обезьяны. Приблизившись, Первин разглядела, что перед ней двое мужчин, каждый на своем коврике — судя по всему, они занимались растяжкой. В том, что пониже ростом, — в жилете и дхоти — Первин, к своему удивлению, узнала по копне седых волос Раму. Вторым был англичанин — Колин. На нем были просторные хлопковые пижамные штаны и такой же жилет, как у Рамы. На руках Колина красиво прорисовывались мышцы, кожа казалась не столько розовой, сколько золотистой.

— Дальше назад. Выше. — Рама произнес это на маратхи, а потом положил ладони Колину на пояс: тот принял неудобную позу наподобие треугольника.

Первин тихонько продвигалась вперед — ей хотелось рассмотреть получше. Колин снова опустился на коврик и выгнулся, точно лук, касаясь животом земли. Через некоторое время он сместился из положения лука на бок, а потом поднялся. Они с Рамой стояли лицом к лицу, потом опустили ладони на коврик и переместили их вперед, задрав вверх заднюю часть тела, как это делают, проснувшись, собаки. Первин смотрела, как тела мужчин перетекают из одного положения в другое, и собственное тело вдруг показалось ей уставшим, заскорузлым, негибким. Она подумала, каково это — делать вот такую растяжку: вроде бы выглядит почти неприлично, а на деле довольно красиво.

Колин опустился на землю, стал плоским, как доска. Пролежал там долгую минуту. Потом снова изогнулся странной дугой — в этой позе он напоминал ей какое-то животное — и резко вытянул одну ногу высоко вверх. Пижамная штанина внезапно обвисла.