— Храм Вечного ученика на площади перед университетом.

— Через десять минут буду.

— Походи по храму, найти жирного пилигрима с ослиными губищами. Начни с седьмой палатки с краю.

— Цель?

— Следи, на месте ли будет обедать или пойдет куда. Есть подозрения, что он к похищению причастен.

— Принял.

Вот так, никаких лишних вопросов, рефлексии и прочих соплей.

…

— Лилия, привет дорогая сестра.

— Чего? Кого? Ты, кабан жирный, я перед тобой отчитываться не собираюсь. И где ночевала — не твое дело!

Укоротить бы язык самую малость, как и волосы. Ну так язык не при чем, если ума Вечный ученик пожалел.

— У тебя мать рожает без лекаря.

— Кто? Кого?

— Еще спроси — чем. У тебя пятнадцать минут, чтобы найти повитух, целителя и привезти к матери.

— Ты мне вообще не указ!

Зевает. Голос заспанный, тормознутый. Ощущается вечер, проведенный в веселой компании.

— Если твоя мать умрет при родах или с близнецами случится что — из рода как пробка вылетишь. Отца больше нет, нянчится с тобой больше никто не будет. Ищи свои трусы, напяливай на задницу. Вон они слева. Куст свой рыжий прикрой.

— Где? Что? Откуда? Да пошел ты к нерадивому.

Давить бесполезно, все равно эта назло делать будет. Выпороть вожжами бы помогло, но момент упущен. Хотя любому можно задать правильную мотивацию, если ключик подобрать.

— Лилия, а тебе кстати приданное нужно? Мне Роза такую шкатулку с драгоценностями передала, тяжелую. Вот думаю, нужна она тебе или нет?

…

— Боря выяснил. Выяснил про такую слезу. Это очень большая редкость, называется слеза жрицы любви.

Прямо физически ощутил, как покраснел парень. Почти полыхнула ладонь от бордовых ушей. Очень слабо у него представление о поле противоположном. Ну так с репутацией такого жлоба до пенсии с невинностью не расстаться.

— Розовое умение жрицы — основа для самостоятельного открытия наездницы стального треножника. Еще нужно водителем мобиля быть и сатранг. Ну и сам треножник нужен. Редкие это слезы, очень мало какой жрицы так раскачать удается. Но она потом продает ее сразу и на всю жизнь обеспечена. В борделях просто мечта это. А зачем тебе…

— Вопросы, Цыпа, вопросы. Насколько редкая? Сколько из этих треножников сами умение открывают?

— В том то и дело, что не много. Этих треножников много — это основа армии любой. Но максимум одна из двадцати сама, остальные покупные за большие деньги. Если какая жрица к переходу на третью ступень подбирается, так к ней заранее очередь. Наездники, кои навык сами открыли — разов в несколько лучше прочих.

…

— Егор, докладывай.

— На обед твой пилигрим уехал. Ресторан в четырех кварталах. Сел не один, рядом мужик с бандитской рожей. Не с такой, как твои ухари недоделанные, а с настоящей, по которой виселица рыдает. Еды заказали столько, что боевую ладонь неделю кормить. Вообще мутный тип. Пацаны уличные к столу подходят, кивают и шепчут что-то. Уже четверо было.

— Как пацаны выглядят? Веревка на поясе есть?

— Есть, вижу, штаны подвязаны веревкой обычной.

— Егор, после такого обеда он в туалет обязательно пойдет. Если один — готовь ликвидацию. Резать нельзя, тебе понадобится кузнечный молот. Не пыхти, у тебя под сиденьем такой лежит.

— Боря, не нравятся мне твои слова. Стой, как я молотом с рукой одной?

— Мою семью трогать нельзя. Никогда и никак. Начнем основы понимания закладывать. Убить надо обязательно молотом, ударом в затылок. Потом разбить ладони вдребезги.

— Что? Это в ресторане, где людей полно? Ладно, это просто ворчу я. Понял, понял. Как маньяк, которого поймали. Стой, зачем, его же уже поймали?

— Не торопись, это еще не все. После рук, еще ноги надо разбить. Ступни.

— А это пошто? В новостях то было, что голову и ладони. Типа ничего святого, на милость Вечного ученика покусился.

— Тела помнишь? Я тебе фото жертв показывал. Все трупы как есть в подробностях, но только до колен показаны. Ни один полностью. Почему? Маньяк не только на милость покусился, но и на копыта. Предполагаю, что от людей это скрыли.

— Ну ты и задачку задал…

…

— Ой, Боренька, а я так сижу и твоего то вызова жду. А ты не звонишь. Так я вот и сама решилась. Так грустно и кушать хочется. Но я терплю, держусь, если ты смог, то и я смогу. Я придумала, как мы сможем быстро много денег заработать.

— И тебе привет, — буркнул я.

Только вот этой Юли мне сейчас не хватает. Жизнерадостного идиотизма и отваги.

— Боря, я же слышу, что ты грустишь. Поедем по городу кататься, я тебе мост поцелуев покажу. Только нам пока нельзя туда вдвоем, до помолвки неприлично. Но мы издалека посмотрим. И про Пашу расскажу, он сначала про кузнечика читал, а потом стихи новые, про зайку, бычка и Таню. Так ему так хлопали. Двенадцать раз на бис вызывали. А потом он еще про мишку рассказал. И знаешь, знаешь, что случилось?

— Да, предполагаю, что еще сильней хлопали и Арина тоже.

— Ну чего ты такой недогадливый. Нет, не просто хлопали. Рыдали. Это же про мишку не просто стихи, это же с глубоким смыслом. Понимаешь, мишку сначала на пол уронили, и он запачкался. Вот люди грязные вещи стирают, а бывает выбрасывают. А потом ему вовсе лапу оторвали, а я его все равно не брошу. В этом главный смысл. Потому, что он друг. А друзей не бросают.

— Страсти то какие.

— Вот, и там враз прямо на сцене у него веко серебряным стало. Прямо вокруг глаза, понимаешь?

— Ну стало, понимаю, э-э-э веко.

— Эй, ничего ты не понял. Эти поэты все прочие, краской морду мажут и пыжатся. А у Паши по-настоящему, теперь дошло? Самый главный поэт Петро Разноцветов так прямо на сцену прыгнул и Паше все в глаза пальцами тыкал. Поверить не мог. И знаешь он что, знаешь — он Пашу на бот вызвал. Вот прямо при всех. Через неделю. И не просто в кафе этом, а Большом театре, понимаешь? Надо Паше с текстом помочь, ты же обещал.

— Погоди, Юль, голова кругом. Не могу я сейчас говорить, занят сильно. Хотя стоп, покататься предлагаешь? Забери меня из клуба в Сокольниках.

— Ой, ты в клубе и без меня? Понимаю, дела мужские. Дай полчасика, мигом соберусь и буду.

…

Теперь надо этих полчасика убить. Себя занять, чтобы не мысли, ни руки не тряслись. Сделал малый кружок. Не отстает наблюдение, желательно перед посадкой к Юле как-то от них избавиться. Ноги сами принесли в зал сатранга. Сипят, сопят, фигуры двигают.

— Боря, ну куда ты пропал. Я из-за тебя прошлую партию проиграл. Потому, что без балбоя, сам хожу, отвлекаюсь. Скорее включайся, у меня время кончается.

Начал брать фигуры и ставить, куда Сима указывал. Заодно изучал доску. Незнакомых фигур не осталось, а значит я и сам что-то могу. Позиция паршивая, но не безнадежная. В нужный момент не донес ладью на одну клетку. Поставим примитивную ловушку.

— Эй, я на А5 сказал, возмутился Сима.

— Прости, Сима, рука дрогнула.

— Это проблемы твоего балбоя, что он считать не умеет, и руки кривые, — довольно выплюнул соперник — шкет с кроличьими зубами.

Сима покосился на пару наблюдателей, зажавших наш столик в клещи, и поник.

— Ход сделан, возврат позиции невозможен, — добавил судья спокойным голосом и поставил точку.

Сима опустил плечи и нос повесил совсем. Пара механических ходов с бессмысленным взглядом. Терпение мой друг. Наконец, впился глазами в свои ладони.

— Ха, Шах и потеря ладьи.

Победили закономерно, поздравил парня со вторым местом и ретировался. Сбросить хвост удалось отчасти. К подкатившей карете наблюдатель добрался только один. Бесцеремонно залез внутрь и в углу устроился. Повозка, рассчитанная на путешествие Юли с братом, десяток таких поместит.

За короткой, но содержательной беседой пролетела дорога до места. Точнее говорила в основном Юля, я только поддакивал и хмурился.

— Так что Паша теперь великий поэт. С настоящим веком в столице только Григорий Церетели остался. Но он так стар, что с постели уже год не встает и десять лет уже новых стихов не читал. Вообще говорят он слезу продал давно. А теперь Паша есть. Знаешь как дедушка обрадовался! Паша то ему сказать хотел, что ты помогал. Но я не позволила. Я понимаю, что ты конспирация.