– По молодости и глупости, я провел один Очень Темный Ритуал, результатом которого стали пять “резервных копий” моего сознания, с памятью, умениями и силами, которые при определённых условиях могут развернуться в полноценного меня. Старого меня. Того, каким я был до Самайна. Надо объяснять, к чему это приведёт?

– Поняла, не дура, – ответила Августа. – Кто об этом знает?

– Дамблдор, естественно. Лили. Слизнорт догадывается. Теперь вот ты знаешь, – пожал плечами я, переворачивая ведерко и начиная обстукивать его лопаткой. – Две копии я уничтожил. Причем, вторая сумела меня практически полностью подчинить. Я справился, но эта гадость меня очень сильно ослабила. Поэтому я так срочно бежал из Хогвартса и из Британии. Чтобы Добрый Дедушка меня не добил. Тогда я ещё не знал, что бессмертен. Но до трёх оставшихся копий мне сейчас никак не добраться. Так что дементорово пророчество, скорее всего всё же исполнится, поскольку, пока я полностью восстановлюсь… если вообще восстановлюсь, Гарри уже вырастет. И кому из нас “посчастливится” успокаивать “возрожденного Волдеморта”... Так что моё решение о тренировках Избранного вполне логично, как считаешь?

– Действительно, логика есть. Хотя и не бесспорное решение, – пожевала губами она.

– Расскажешь, откуда узнала мой Нью-Йоркский адрес? – сменил тему я.

– От Дамблдора, естественно. Этот старый козел сказал, что “случайно узнал, где скрывается один из Пожирателей, пытавших в ту ночь моего сына и сумевший сбежать от Авроров”. Сказал еще, что этот ПёС похитил девушку с ребенком. Девушку насилует и пытает, шантажируя ребенком.

– Интересная интерпретация, – начал я с предельной аккуратностью, с какой Виктор работал с нитроглицерином, снимать ведерко с куличика. – Если исключить элемент добровольности из наших с Лили отношений, то именно так все и будет выглядеть. Не придерёшься.

– Подставить меня решил, – скривилась Августа. – Отряд наёмников против Волдеморта… Пусть, как ты говоришь, и ослабленного, это только разозлить. А что делает разозленный Волдеморт с теми, кто его разозлил?

– Убивает, – сказал я, довольно осматривая получившийся песчаный куличик. Хорошо вышел! Прелесть просто. Самое то, что доктор прописал… после Круциатуса.

– Он хотел прощупать, насколько ослаб Том. И заодно проверить его реакцию. Ну и… получить под свой полный контроль второго Избранного, если реакция будет классической, – закончила за Августу Лили, которая крутила у себя в голове все эти схемы уже не первые сутки.

– А сам он помереть не боится? – прорычала та.

– Убить Дамблдора не так-то просто, даже для меня. То, что у Лилиан это почти получилось: чистой воды везение и эффект неожиданности, – сказал я, набирая новое ведерко песка. – А еще это опасно с точки зрения последствий. Он прекрасно понимает, что даже очень разозлившись, я не стану этого делать, потому, что после его смерти вынужден буду разбираться с такой лавиной проблем, накрывшей меня и всю Магическую Британию, что проще самому заавадиться, чем их решать. Так что ответ: нет, не боится.

– Меня зовут Лили! – тихо сказала мне, сидящая рядом невеста.

– Я помню, – ответил ей я.

– Паук дементоров! – снова выругалась Августа. Она прошлась по лужайке туда, сюда, снова остановилась. – А второго Избранного ты бы обучать не взялся?

– Одного, двух – разница невелика, – пожал плечами я. – Только одна проблема, чисто технического плана: я намерен прожить ближайшие десять лет в Нью-Йорке. И перебираться в Британию раньше этого срока не планирую.

– Я что-нибудь придумаю, – кивнула Августа. – Ребенку необходимо общение со сверстниками… и мужская рука, – вздохнула она.

***

У Дырявого Котла ждал Бессмертный. Судя по ощущениям, тот самый, что ехал за нами.

Он стоял на противоположной стороне улицы, весь такой серьёзный, пафосный, в коричневом длиннополом плаще. Я вздохнул.

– Лили, поезжай в аэропорт. Там есть комнаты ожидания повышенной комфортности. Подожди меня там, – сказал я девушке, не поворачивая к ней головы. – Если к вечеру не вернусь, значит я умер – дальше действуй по обстоятельствам. Кольцо, что я тебе подарил, это ключ к нашему дому в Нью-Йорке. Сумеешь разобраться, как оно работает – дом будет твой. Единственно: впустить или выпустить ты никого, кроме себя и Гарри не сможешь. Даже меня. Оно так настроено.

– Что случилось, Том? – напряглась Лили.

– Бессмертный. Прилип, как банный лист… Сам не отстанет. Ладно, я пошёл, – сказал ей я и, не оглядываясь, пошёл на другую сторону улицы, к ждущему меня пижону в плаще.

– Я Орм Олафсон, – сказал он, когда я подошёл и остановился напротив него.

– Том Гонт. Из Рода Гонтов. Пошли?

– Пошли, – согласился он и, кивнув, подошел к тому самому серому фольксвагену. Открыл дверь, сел на водительское сидение и открыл пассажирскую дверь мне.

Орм молча завел машину, молча тронулся с места.

– Ты твердо намерен драться? – уточнил я. Он промолчал. – Общительный какой, – вздохнул я и тоже замолчал.

***

Это была промзона. Какой-то старый неработающий завод: грязные кирпичные стены, старые щербатые бетонные плиты под ногами, с проросшей между ними травой, какие-то здоровенные ржавые трубы, мусор.

Орм оставил свой плащ в машине с собой взял одноручный прямой скандинавский клинок, надел кольчужную рубашку, на голову остроконечный шлем с кольчужной бармицей, закрывающей шею, но не стесняющей движений, в другую руку взял круглый деревянный щит, окованный по краям железом с острым стальным шипом в цертре. Серьёзный какой дядя!

Я скинул пиджак и засучил рукава до локтей.

– Может все-таки миром разойдемся? – предпринял я еще одну попытку уладить дело без драки.

– Остаться должен только один! – уверенно, убежденно и упрямо сказал он.

– Что ж, по вере вашей, вам да воздастся, – вздохнул я и саданул ногой ему в щит. Как следует, мощным прямым ударом, с вложением всей силы суперсолдата и техники усиления тела Ци.

Орм получил щитом в зубы и отлетел метров на пять, развалившись на земле безвольной куклой. Я спокойно подошёл к нему, отбросил носком ноги в сторону щит, снял с головы шлем, разорвал кольчугу и поднял меч, взвешивая его в руке и прикидывая баланс.

Минут через пятнадцать тело зашевелилось. Орм со стоном-рыком поднялся на ноги. Быстро он, ведь я же его убил: сила удара была такова, что край щита, стукнув в подбородок, сломал шейные позвонки, это не говоря уже о ребрах и руке, а также ударе о землю затылка.

Мужик встал, зарычал, сбросил с себя остатки кольчуги, выхватил из ножен на поясе охотничий нож и кинулся на меня. Подшаг, уход с линии атаки, уклонение-отвод руки с ножом и горизонтальный мах меча…

Голова бывшего викинга скатилась с плеч. Тело еще пару секунд постояло, разбрызгивая кровь. Затем упало.

Я отошел на пару шагов в сторону и сел в позу для медитации.

Дальше было… мощно. Та странная энергия, которую я чувствовал в себе, начала разливаться вокруг. Она зацепляла все, что могло содержать в себе энергию: электрическую, тепловую, электростатическую, энергию внутренних напряжений материалов. Зацепляла и рывком высвобождала её, отсюда и молнии, которые били, казалось из ничего. Всё это месиво энергий наполняло воздух вокруг трупа, насыщало его, вбирало в себя ещё и ещё сторонних сил. Оказалось, что где-то в паре метров под нами, под полом, шел высоковольтный кабель. Так вот он взорвался, разворотив землю и бетон. И энергия из него, как и энергия взрыва, тоже влились в это месиво, которое начало закручиваться, бурлить, кипеть, а потом рванулось в мою сторону, резко входя в моё тело, заполняя его до краёв, смешиваясь с моей такой-же энергией…

Это было больно. И экстатично одновременно. Меня трясло и чуть ли не било в конвульсиях, хотелось кричать, но я старался сохранить концентрацию, изо всех сил.

И только поэтому не пропустил момент, когда вместе с этой энергией в меня влетела, пусть будет “душа” этого Орма. Реакция последовала мгновенная: разорвать, уничтожить, пожрать… В отличии от “души” Волдеморта, эта не сопротивлялась. Она была оглушена этой энергией и словно бы заморожена. Поэтому справиться удалось легко, и яркая бессмертная искра ушла в круг света. А меня продолжала бить втягивающаяся в тело энергия. И “души”. Их было много. Несколько десятков. И все такие же “глушёные”, вялые, “замороженные”... И со всеми я поступал одинаково: рвал, выпуская искру на свободу.