***

Вчера, наконец, закончилась Олимпиада 80. Отгремело закрытие, я вместе со всеми проводил взглядом улетающего в небо Олимпийского Мишку, написал заявление об уходе, а так как официально я так и не был устроен на работу в Союзе, то именно так и написал:

“Тов. Сталину И.В.

От: Крида В.И.

Заявление:

Я заебался, я ухожу.

3.08.1980 (подпись) Крид В.И.”

После чего собрал свои пожитки в спортивную сумку и “прыгнул” в Камар-Тадж, где преспокойно развалился на полу комнаты Суо и захрапел.

Сон только был какой-то странный: я снова смотрел на свое тело сверху. Откуда-то еще выше лился свет: яркий, теплый, приятный, чуть щекочущий. Он проходил сквозь “меня” и падал на мое тело. Он лился и лился, а под его воздействием в теле формировался, словно бы копировался другой “я”. Другой, но совершенно точь-в-точь такой же. Полная моя астральная, ментальная, эфирная или какая там еще копия. Совершенная и абсолютная, со всеми знаниями, навыками, привычками, с личностью и сущностью… И этот другой “я” начинал “прорастать” в тело, сливаться с ним, осваиваться, а тонкая серебряная нить, что соединяла с оставленным телом “меня”, истончалась, таяла. “Меня” начинало сносить и тянуть куда-то… Свет исчез.

Нет уж! Так не пойдет! Я уже оставлял свое тело и больше не хочу! “Я” что есть сил рванулся в свое тело, резким, мощным ударом выбивая из него того, другого “себя”. Вспышка, и я открыл глаза, рывком принимая сидячее положение. Быстро ощупал себя, вскочил, попрыгал, выполнил максимально быструю короткую связку “боя с тенью”, опустил руки и облегченно выдохнул, после чего расслабленно рухнул обратно на мягкий теплый пол комнаты Суо. Как раз открылась дверь, зашла она сама. Я поманил ее к себе, похлопал рядом с собой ладонью по полу и хитро подмигнул. Она ответно улыбнулась и легла ко мне. Дальнейший бурный и продолжительный супружеский секс выбил из головы остатки дурацкого сна…

***

Ужасно болела голова. Ломило все тело. Я открыл глаза и увидел перед собой незнакомый потолок. Зрение было мутным, глаза слезились, было чувство, что в них засыпали песка, а сверху полили из перцового баллончика.

Память работала как-то странно. Я помнил, как медленно проявлялся странный мир, в котором я лежу на полу в Камар-Тадже и смотрю на самого себя, висящего в метре надо мной, тоже смотрящего на меня. Дикость.

Затем этот висящий “я” возмутился, “сказал” или как-то иначе передал мне мысль: “Э нет! Нихера подобного! Пошел на хуй из моего тела!”, после чего внезапно рванулся и врезался в “меня”. Вспышка, и “я” пролетаю сквозь пол, не замечая преграды. Тонкая серебряная ниточка обрывается, и “меня” резко куда-то уносит, комкая и крутя, как кота в центрифуге стиральной машинки в режиме “отжим”.

Бешеное мельтешение продолжалось… сколько-то. Не имею понятия, сколько. Долго или совсем нет, но внезапно я увидел лежащее на полу, в осколках и щепках тело, в которое со всего размаху и врезался.

Дальше была встряска, вспышка… Кто-то совсем хлипкий пытался со мной бороться, выпихнуть из тела, напасть, “укусить”... что меня привело в ярость: второй раз такой номер не прокатит! Ладно, я сам могу себя выкидывать, пихаться и ругаться матом. Это же, в конце концов, я – мне можно. А будет тут еще какая-то немощь бледная пихаться и кусаться! Еще и права качать! Секунда, и этот клок “недодуши” смят, разорван, а после еще и сожран с большим аппетитом. Правда, не весь. Я словно бы сыто “отрыгнул” и малюсенькая тусклая искорка вышла из “меня” и из тела. Вышла, повисела чуть и утянулась куда-то вверх, к свету, который вскоре после этого погас. Я забеспокоился, “посмотрел” в себя, но “моя” искорка была на месте, и была куда как ярче и “целее”, что ли, чем улетевшая. Беспокойство прошло. “Я” расслабился.

И тут “это” прорвалось и затопило сознание: ворох, гора воспоминаний, информации, навыков, чувств, эмоций, чего-то еще, чему не найду описания… “проглоченное” начало “усваиваться”, “перевариваться”“, впаиваться, вплавляться в структуру “меня”. Дополнять. Пришла боль, дискомфорт, ощущение тесноты, некой “неправильности”, снова боль и опять боль, и снова боль, и еще боль. Очень много боли.

В какой-то момент я открыл глаза, увидев этот незнакомый потолок, медленно, с кряхтением встал на ноги и, покачиваясь, словно пьяный, двинулся к стене, на которой заметил зеркало.

Подошел и увидел свое отражение. И матерно экспрессивно выругался… вот только вместо такого привычного и родного мата прозвучало какое-то полузмеиное шипение. В зеркале отражалось лицо лысого, безносого, красноглазого урода-рептилоида в черной мантии. Рядом у стены валялся труп мужчины в очках с намертво зажатой в руке деревянной палочкой, типа указки… У меня в руке, кстати, тоже была такая.

В голове, наконец немного прояснилось, и накатила дикая ярость. Я изо всех сил, с использованием всех своих навыков БИ, врезал кулаком в зеркало, разбивая его, потом еще, еще и еще. Я долбил стену в том месте, где раньше висело зеркало, разлетевшееся сотнями осколков, остервенело, истерично, яростно, с диким нечленораздельным то ли рыком, то ли шипением.

Я – долбаный Волдеморт! Б***! А у стены валяется труп Джеймса Поттера. Убитого мной Джеймса Поттера! Надо же было ТАК попасть!!!

Стена проломилась, я, тяжело дыша, навалился грудью на пролом и нервно захихикал. Смех становился громче, истеричнее, перейдя под конец в классический “злодейский” хохот, который эхом отражался от стен и разносился по дому, леденя кровь в жилах тех, кто мог бы его услышать. А такие, возможно, были.

Отсмеявшись, утерев рукавом выступившие в уголках глаз слезы, я выбрался из кирпичного крошева и посмотрел на руку. Костяшки были в кровь сбиты, рука болела, но кости сломаны не были – видно, не зря этот маньяк столько трудился, старательно перестраивая и уродуя свое тело. Кое-чего он явно добился: оно было намного крепче и прочнее обычного человеческого, но и минусов у него хватало. Эта боль немного отрезвила меня, помогла справиться с истерикой и начать хоть немного думать.

Я услышал какой-то звук сверху, со второго этажа, и пошел туда. Поднявшись по лестнице, на чистом рефлексе увернулся от какого-то красного луча, потом еще от одного и еще. Я метнул свою палку, что до сих пор была зажата в левой, неповрежденной руке, пробив запястье рыжей зеленоглазой девушки, которая и пускала в меня лучи из кончика своей дурацкой “указки”. Магия! Ненавижу магию и магов.

Мой бросок пробил ей руку, и ее палочка выпала, откатившись куда-то под детскую кроватку. Девушка схватилась за поврежденное место и с отчаяньем уставилась на меня. А я все поднимался по лестнице. Потом остановился, опершись на дверной косяк.

– Нет! – отчаянно закричала она. – Только не Гарри! – заслонила она собой детскую кроватку. – Убей лучше меня, но не его! – а я стоял, опершись на дверной косяк и молчал. – Я, я… я все что угодно сделаю! Только не убивай моего сына! – взмолилась она, видя, что я медлю. Что я, вроде как, задумался. – Пожалуйста! Умоляю тебя! – я нахмурился и отлип от дверного косяка. – Я… даже стану служить тебе, клянусь Магией! – совершенно отчаялась она и опустилась на колени. – Буду верна…

– Живи, – пожал плечами я. – На хер вы мне нужны, – бросил я и начал поворачиваться уходить, как непонятное сияние окутало меня, ее и ребенка в кроватке. Окутало, чуть подержалось и пропало. – Дерьмо!! – не удержался от ругательства я. – Дура! Идиотка проклятая! Ты хоть поняла, что только что сделала?! – мгновенно подскочил я к ней и, схватив за грудки, затряс. – Ты только что повесила на себя и сына Долг Жизни передо мной! А еще дала Непреложный Обет служить мне!!! – перестал трясти ее я и зло уставился в ее перепуганное лицо.

– Долг Жизни? – не поняла она.

– Вы теперь оба сдохнете, если из-за тебя со мной что-то случится! Пока ты, или он, – показал я пальцем на пацана в кроватке, – не спасете мою жизнь, отплатив свой Долг Жизни! А если предашь меня, то лишишься Магии и лишишь ее сына! – я отпустил ее и отвернулся. Откуда я знаю про это? Вспомнил. Вспомнил то, что не знал? Значит, знал.