Судя по тому, как резко изменилось лицо Ананси с самодовольного на хмурое, Жакан понял, что смог выхватить инициативу из лап “Сороконожки”. Несколько секунд главарь смотрел на своего собеседника испепеляющим взглядом, начало даже казаться, что в комнате стало душно и очень жарко. Спустя несколько минут мозгового штурма Ананси отпихнул стул, уронив его на спинку, после чего резким движением схватил бутылку со стола и залпом осушил оставшуюся половину.

- Слабый огонёк, говоришь, – сквозь зубы процедил главарь. – Корешок не обожгу. Идите за мной.

Быстрым шагом обойдя стол, Ананси отпихнул дверь и пошёл по коридору, громко стуча каблуками сапог. Жакан и испуганный Юзлесс последовали за ним. Идти пришлось недалеко, буквально через десять метров главарь выбил с ноги очередную дверь, ругаясь себе под нос, и оказался в пустой каменной комнате, стены и потолок которой были покрыты сажей.

- Книгу, – едва не рыча, проговорил Ананси.

Квирт трясущимися руками достал чёрную книгу из своей сумки и передал её озлобленному главарю “Сороконожки”.

- А теперь отойдите нахрен к двери, – положив книгу в дальний угол комнаты, сказал Ананси и жутко улыбнулся. – Сейчас здесь станет адски жарко.

Жакан и Юзлесс покорно выполнили просьбу хозяина катакомб, пока сам главарь банды скидывал свою жилетку и закатывал рукава рубашки. Когда все приготовления были закончены, Ананси встал в центр комнаты, лицом к мерзкой книге, которая хранила в себе множество искалеченных судеб и лиц.

Несколько секунд ничего не происходило, но Жакан вдруг начал ощущать, как рот и глаза стали пересыхать, а желание приложиться к воде усиливалось с каждой секундой. Посмотрев на юного мага, наёмник заметил, как по лицу огневолосого парня течёт пот, и как он то и дело отдёргивает ворот своей рубахи. Огонь на руках Ананси вспыхнул очень мощно и неожиданно. Пентр стоял довольно далеко, но даже так почувствовал жар, который ударил по его лицу. Несколько секунд пламя набирало мощь и вот, когда в комнате начал выгорать кислород, заставляя мага и наёмника ощущать удушье и жжение в горле, главарь “Сороконожки” показал всю свою силу, благодаря которой его боялись и уважали все, кто его знал или хотя бы слышал о нём.

Ананси резко выкинул руки вперёд, и с его ладоней сорвался поток огня, не поддающийся описанию. Струя пламени была такой силы, что спустя каких-то два удара сердца каменная стена, возле которой лежала книга, начала плавиться, в то время, как сама проклятая книжка оставалось целой. Главарь сделал два шага вперёд, напряг всё тело, и огонь, который и так, казалось, был сильнее самого адского пламени, стал в разы мощнее. Жакан чувствовал, как всё его тело горит, как сохнут кожа, горло и глаза, как ему не хватает воздуха. Первым от невыносимого жара сознание потерял Юзлесс: он просто упал на месте, словно тряпичная кукла. Спустя мгновение на землю повалился Жакан. Краем сознания, за секунду до того, как оно окончательно померкло, наёмник услышал дикий смех Ананси. Смех полного психа, смех самого дьявола.

***

Когда Жакан пришёл в себя, он обнаружил, что лежит на жёсткой кровати. Тело всё ещё пылало адским жаром, который устроил Ананси, голова жутко болела, а во рту была пустыня, жаркая и сухая. Приняв сидячее положение, Пентр упёрся взглядом в стол, на котором вначале увидел большой графин чистой воды, затем стакан, а рядом - небольшой мешочек и сложенную пополам бумагу.

Выпив почти весь графин холодной воды и умыв остатками лицо, довольный и остывший Жакан потянулся к записке, развернув которую, впал в ступор - не то от неожиданности, не то от радости.

“Рубин находится в доме номер пять на улице Знати. Твой друг останется у меня как гарантия. Книга в мешке”.

Положив записку на стол, наёмник трясущимися от волнения руками потянулся к мешочку. Развязав узелок и заглянув внутрь, Пентр обнаружил внутри кучку пепла.

- Сгорела, мерзость, – прошептал наёмник. – Ну теперь-то у Акумы жопа точно вспотеет.

“А всё-таки с Юзлессом было бы проще. Обернулся бы он в крысу, обстановку в доме разведал, и за пару дней бы управились. А я, как дурак, пятый день тут околачиваюсь”.

Пять дней скрытой слежки за домом Тисменов, которые могли обернуться всего в два, будь с наёмником маг, дали свои плоды, хотя и не совсем спелые. Леди Ритта, хозяйка кровавой капли, каждый вечер выходила на прогулку в шесть вечера, вместе с ней подышать воздухом выходила пара девушек - не то служанок, не то подружек, и четверо здоровенных детин в плотных кожаных дублетах, лакированных сапогах и с мечами на поясах. Судя по их мордам, драться эти “шкафы” умели прекрасно, а значит, лезть в лоб - чистое самоубийство.

Когда госпожа Тисмен покидала своё жилище, примерно через двадцать минут в дом к хозяину приходила смазливого вида барышня, которая годилась господину Рантару в дочери - если, прости господи, не во внучки. И уходила эта девчушка ровно в семь, за полчаса до возвращения супруги.

В восьмом часу в большом зале загорался свет - это Жакан выяснил на второй день, когда нашёл безопасный способ перебираться через высокий забор, который ограждал двухэтажный дом. Час на светский ужин, и примерно в десятом часу свет на втором этаже дома, где явно находились супружеские покои, затухал, и дом погружался во тьму.

Третий день позволил понять наёмнику примерное местоположение охраны в ночное время: они сидели на кухне, окна которой располагались с другой стороны от обеденного зала. Зажигали пару свечей, пили, играли в кости и тихо ругались, чтобы не разбудить своих хозяев.

Комната слуг, коих было человек пять, находилась в дальней части “особняка”. Их маленькое окошко выходило на задний двор, и свет в нём горел почти до полуночи. Четвёртый и пятый день слежки позволили укрепить в сознании наёмника расписание и быт домочадцев и их прислуги, а также проверить, как остро и быстро реагирует охрана на те или иные ситуации. Пару раз Жакан бросал камешки в разные окна и наблюдал за тем, кто и как отреагирует. Топтался у дверей и под окнами, рискуя как никогда, а на пятый день обнаглел до того, что кидал камешки уже в окна хозяевам - благо, те спали без задних ног и ни разу не среагировали. Охрана показала себя куда более профессионально: несколько раз верзилы, ругаясь себе под нос, парами делали обход вокруг дома и за забором. Но после пятого раза и они стали относиться к “шалостям” наёмника более безразлично. Прислуга на проказы Жакана реагировала сухо: в лучшем случае сонные лица выглядывали в окно, а иной раз не бывало и этого.

Основную информацию о расписании хозяев, повадках прислуги и их реакции на разные события Пентр собрал. Оставалось последнее - понять, как обстоят дела внутри. По расположению окон и форме дома Жакан составил скудное представление о том, как располагались комнаты, и для чего они предназначались, но внутренней обстановки наёмник не видел, а это могло вызвать трудности. Оставалось одно – разведка боем.

На шестой день, в то время, когда супруги привыкли садиться за стол, припрятав оружие и сумки в кустах, придав себе растрёпанный вид и измазав ненавистную рожу небольшим слоем грязи, паломник Альберт подошёл к калитке дома Тисменов и дважды позвонил в колокольчик, висевший с левой стороны. Спустя минуту в дверях дома показалась девушка в чёрном длинном платье и белом фартуке спереди - одна из тех, что сопровождали хозяйку дома на прогулках. “Служанка, значит”. Несколько секунд она всматривалась в пришельца. В конце концов, скукожив свой аккуратный носик, она медленно пошла к воротам.

- Вы что-то хотели? – чопорно спросила служанка.

- Да, юная леди, – заговорил слегка дрожащим голосом “паломник”, кивая головой. – Моё имя Альберт, я слуга божий и следую в церковь святого Эфтипия. Мой кошель совсем опустел, и я надеялся получить в вашем доме немного еды. Взамен на вашу доброту, едва я достигну цели своего странствия, я расскажу богу о ваших благих деяниях. Расскажу творцу, что есть ещё на земле люд добрый, что не откажет просящему, что поможет в беде человеку всякому, кто в этом нуждается.