– Если идти вдоль реки долго-долго, – начала Ника. В мире не осталось ничего кроме неба, малиновых туч, её острого горячего плеча, упирающегося в моё. Кроме Ники. Кроме Ники, лета и Никинова голоса, – к самым истокам. К саа-амым, – растянула она, – попадёшь в благословенный край. Я в детстве хотела найти его. В Ласковом та же река. Однажды я сказала маме, что иду к подружке на вишнёвый пирог, а сама спустилась к реке. Я шла и шла целый день вдоль берега, а потом упёрлась в мост. Я час сидела под мостом и рыдала, я хотела увидеть Рьялу, и горский народ. А там мост, бетон, железо и пограничники. Один спустился курить, а у него морда кабанья. Настоящее рыло! Клыки, щетина, глазки чёрные, маленькие. Я взвизгнула и убежала. Даже к ужину успела. Никто и не узнал, а потом, когда мне пятнадцать исполнилось я рассказала. Папа только посмеялся. Он сказал, до настоящего Линя нужно месяц идти.

– И что дойдёшь?

– Дойдёшь! Представляешь?! Только туда никто не ходит. Дороги ещё в прошлую войну все разгромили. Там, говорят, арбы летали. Настоящие арбы!

– Те, что горской работы? Они уже лет пятьсот как не летают.

– А там летали! Ну так папа рассказывал, – она улыбнулась. Я бы не смогла так легко говорить о моих милых мёртвых. – А ещё над Линем Кромка тонкая-тонкая. Тера, ты знаешь, что такое Кромка?

– Ага. Всё знают, что такое Кромка!

Не ну громкое, конечно, заявление. Ученые до сих пор спорят, точнее спорили до войны. А может не спорили, не знаю. И Ника, кажется, не знает. Совсем не знает.

– Я нет, – тихо призналась она. – Только про туман. Как ты рассказывала тогда.

– Правда?

– Я даже школу не закончила. – Она отвернулась от меня. Стесняется? Боится?

– Тогда слушай, великий профессор Терия Лорис, – боги на черта я сказала ей мою фамилию? – сейчас поведает тебе откуда взялась Кромка.

Интересно, на сколько она, получается, младше меня? На год, на три?

– Две браны3, – начала я и сразу же поняла – сложно, – два тонких листочка вселенской материи, – не, ну ещё хуже, – соприкоснулись, не сливаясь, так получилась Кромка. – Я сложила ладони одну под другую и повторила: – Две браны. – Ника хихикнула. Раз ей нравится, продолжим перевирать учебник. – Планетарная система с желтым карликом в изголовье, – на «изголовье» хихикать захотелось и мне, – ну в смысле в центре. Ты поняла? В общем, она поймала два параллельных пласта материи. Как полки в шкафу, одна упала на другую, едва-едва касаясь. Долгие века астрофизики обоих миров гадали, ища секрет загадочной «тёмной материи» вносящий туманный перевес в общую сумму расчетов. Почему небесные тела вращаются там, где им вращаться не должно? Почему у нашей планеты такая странная орбита? Что за аномалии таятся в Линьских лесах? – теперь я сделалась похожа на диктора с радио, сказался мой скудный сценический опыт. – Проще всего объяснить это Морой, Змием, туманом и прочими церковными сказочками.

Мне хотелось добавить, что религия, подкреплённая привычкой – вещь сильная, но это обидит Нику.

– Мы с детства знаем, что есть Кромка и есть два мира по обе стороны от неё, а наша страна, как раз на стыке, и правит нами Брумвальдский царь. Царю когда-то были подвластны переходы, он объединяет нас. А ещё ревилы, пара рождённых в разных мирах, пара объединённых чарами, им переходы даются особенно легко. Давным-давно Брумвальде правили ревилы. Говорят, тогда не было проклятий, оба мира жили в гармонии, и вероятно у каждого крестьянина имелся золотой нужник.

– Ты не уйдешь? – спросила она под конец. Небо уже совсем черное и очень звёздное.

– Я останусь, – я улыбнулась. – Я не хочу тебя оставлять.

Я слишком быстро к ней привязалась. Это может стать проблемой, если мне всё-таки придётся уйти. Или не придётся? Не я же в конце концов ревил? Не мне решать судьбы двумирья, царя и магии. Нужно придумать, как мне объясняться с Астрис и куда девать доспех.

– Ладно, – протянула, я приподнимаясь. – Пойдём. Уже поздно.

– Мы же не полезем обратно на холм? – простонала она.

– Обойдём.

Идти рядом с Никой точно идти по золотой дорожке. Рядом с Никой легко и не страшно. С ней я просто я, ни царский ворон, ни цветной латник, ни девочка, которая всем врёт, чтобы сойти за свою. Просто Тера, и большего ей не нужно.

Мы вернулись к Чёриву. И впервые за всё это время моя тесная комнатка под крышей показалась мне родной. Я могу здесь прижиться. Я попробую. Мы с Никой будем ходить к реке, смотреть стрекоз и закаты. Потом я поступлю на службу как предлагал её брат, а потом…

Иногда я вижу закат. В сонной дымке он чудится серым. Я бегу и бегу по пологому склону, в волосах травинки, босые ступни точно парят над травой. Я свободна, невесома, как прозрачный одуванчиковый пух, только тонкая льняная юбка, каких я никогда и не носила, цепляется подолом за твёрдые стебельки.

Куда я бегу?

Поле не заканчивалось. На поле наползали тени, густые, тяжелые, душные, я путалась в юбке, я падала и надо мной смыкалась черная вода. Я просыпалась и кричала. Но в комнате так тихо и пусто: Астрис на дежурстве, ночные пьянчуги расползлись по домам, и только серо-синие тени пляшут на стенах, и где-то, где-то далеко спит лес. Я подходила к окну, открывала, почти вываливалась как была горяченная, потная. Вода плескалась надо мной, забивала нос, меня трясло. Я тянулась к луне, к далекому лесу. Я пыталась молиться Рьяле. Рьяла молчал. Иногда мне отвечали ночные птицы. Я шла обратно. Я вешала полынь над изголовьем, я трижды ходила в храм и дважды в аптеку.

Я давно поняла: меня что-то ищет, по снам моим кто-то ходит. Я каждый день ощущала затылком лишний взгляд, чужое веянье мысли. Я чувствовала себя голой и грязной. Ну и в эту ночь решила посмотреть, кому это так приглянулась. Я знала, что Астрис со мной не будет, в ночи, когда Астрис рядом, оно не приходит. Я помнила, что луна сегодня висит полная, и что во сне не убить.

Точно часовой бой звучали шаги от одного до двенадцати. Наверно, это я себе выдумала, это – не остальное. Сон ткался сам по себе? Куда уж. Его привили. Он привёл. Поляна, одуванчики, туман. В тот день тоже лежал туман и снег лежал, мёрзлый мартовский, бурый и топкий. Но я не о бойне, я о снах.

Одуванчики по обыкновению покорно расступились, подпуская непрошеного гостя. Молодой мужчина, окутанный ореолом мелькающих теней, приближался ко мне, с каждым шагом обретая большую и большую власть над сонным миром. Он не был мне знаком. Ни его походка, ни пронзительный взгляд льдистых глаз… Возможно, чёрный кафтан… Но мы с ним встречались. Дважды. Так шептал мне страх. Об этом кричала мне ненависть.

«Доброй полуночи, миледи Лорис», – сказал мне сноходец. От него густо и горько пахло чарами.

Слова обернулись громом в этой сонной пустоте. Беззвучно он попросил мою руку для поцелуя. Я перестала дышать, вдохнула и замерла как перед нырком. Я видела его дважды: на поле битвы, в тот день, когда чуть не лишилась Астрис, когда потеряла доспех, и в Брумвальде на коронации. Ну да. Ему ещё венец на голову возложили. Сука. Определённо тот же самый мужик. Даже кудри такие же чёрные. Пячусь, судорожно пытаюсь припомнить наговор против… против… против кирийского князя. Щипок не помогает. Триада, обращающая порчу, тоже. Плохо. Страшно. Надо было учить молитвы Светозарному. Говорят, создания тьмы их не выносят.

«При свете вечном и едином не обойди меня своей почестью, не отведи мольбу мою…» – беззвучно нашептала я. А как дальше-то? Боги! Великие боги… Если бы это действительно помогало, нужно проснуться. Боги…

– Прислушайся и услышь слова раба своего, – продолжил князь. Он реален. Он говорит со мной. И он зачем-то нашёл меня!

– Прислушайся и услышь… – Ну и зачем я это повторяю? Боги. – Здрасьте. – Опять что-то не то…

– Счастлив встретиться с тобой! – князь улыбнулся, блеснули светлые княжьи глаза. Он что не видит? Не понимает? Не хочет понимать? Улыбка чуть потускнела. Почему я не могу проснуться? – Прошу прощения, миледи, я перейду на ты? Вас это не обидит?