– Что простите?

Он обратился ко мне на вы. Из знатных. Точно из знатных. Маг, иначе бы такое к нему не прилипло, и вежлив.

– Нарзан. То есть минеральная вода. Простите. Забылся.

– Есть. Я принесу обезболивающее.

– Спасибо.

– Только отнесу это, – я потрясла шваброй, – я быстро.

Куда я спешу? Я скинула швабру в подсобку, блокнот с не разнесенными заказами камнем упал в карман. Я взлетела к себе, вытряхнула обезболивающее, как раз осталась плашечка. Ну и не дура? Назад уже спускалась медленнее, проскользнула к холодильникам за минералкой, только б Чёрив не поймал. А холодильник, как назло, так хлопнул громко! Зараза. Поварёнок в чепчике испуганно зыркнула на мне. «Мне надо», – шикнула я, а потом открыла ещё раз, но морозильное. Голыми пальцами наломала льда в платок. Я отдам ему мой платок? Отдам, чёрт с ним с платком. Только б не сдох он там за стойкой. Боже Светозарный! Ну что за дерьмо?

Мужик за стойкой не сдох. Мужик за стойкой – молодец. Я выгрузила перед ним свой спасательный набор: литровую бутылку, стакан, ледяной компресс и обезболивающее. Чары это не разгонит, но поможет хоть немного прийти в себя. Чем мы слабее, тем больней нас кусают.

– Алаксис, – он улыбнулся мне, ему дурно, а он улыбается, провёл пальцами по бутылкиному бочку. – Минеральная вода на кирийском, – пояснил он для меня. Я стиснула зубы. Кириец, Зют! Сранный кириец. А я ему платок! – Сколько с меня?

– Ни сколько, – я уставилась в пол, чтобы не видел злости. Да и так увидит. За минералку заплачу сама, не обеднею.

– Вы очень добры. К врагу.

– Сейчас вы просто человек.

– Как вас зовут?

Я мотнула головой, у меня к переднику приколота бумажка с треклятым «Лорри».

– Вы прокляты. – Зачем об этом говорить? Будто он сам не знает. Я зажмурилась, я протянула руку к его груди: – Позволите помочь?

Он с благодарностью кивнул. Будто у него выбор есть?

– Вы маг?

– Отчасти. Я не сниму, а только ослаблю. Этого хватит, чтобы добраться туда, где вам по-настоящему помогут.

Или просто дожить до утра. Мне нужны трупы за стойкой. Хватило вчерашнего дебоша.

– Сомневаюсь, что мне по-настоящему помогут, – он горько усмехнулся. Он прав.

– И всё же?

Кивнул. Я подошла ближе: гнилостный запах оглушает, чернота липнет к коже. Мыться придется долго, буду скрести себя мочалкой, пока не проскребу насквозь. Я прикоснулась к его груди, мои запястья обвили тени. Сердце у него сильное, значит ещё поживёт, вторую руку я опустила пониже – на живот, почти все проклятья гнездятся в животе. Тяну. Клубок прошёл сквозь рубашку, прошёл и вспыхнул в моей ладони. Это только след. Значит в голове. Тут я точно не помогу.

«Линонум саверли корлей, филоли сарви», – прошептала я, как учили шептать: холодно и властно. Я не боюсь проклятий, ему некуда во мне угнездиться. Моя кожа сплошь белый пламень, я дневной свет.

Он стиснул зубы и очень тихо застонал. Над его черными волосами повис черный венец.

«Лаверли воти», – я стягиваю и сжигаю.

Он весь в поту выдыхает, вздыхает, хрипит, мучается, но глаза его уже почти просветлели. Он задышал нормально, задышал и посмотрел на меня светлыми ясными глазами.

Я отшатнулась, схватилась за стойку, теперь мне нужно отдышаться.

Он хотел что-то мне сказать. «Лорри!», – раздалось из кухни.

– Постараетесь не умереть.

Я не дала ему заговорить, оттолкнулась от стойки, точно от стенки бассейна, сбежала.

На кухне в меня ткнули подносом, только и успела схватить. Поднос качнулся задребезжали тарелки. После того что я сделала, нужно спать, а не вот это.

– Ты где шляешься? – рявкнул Чёрив. Брюхо Чёрива нависло над чаном.

– Человеку в зале стало плохо, – отмахнулась я устало, – вам же не нужен труп?

Чёрив плюнул и махнул рукой, и снова вернулся своему рагу, или чего он там варит. «Шустрей давай», – прилетело мне в спину.

***

В нашей комнате тихо и темно. Я открыла окно, включила ночничок, верхнего света нет: Чёрив пожадничал люстру. За окном стрекочут цикады. За окном густая чернота и прохлада. Я одолжила у Ники портняжные ножницы, Ника шьёт платья, не как мы, когда носить совсем нечего и приходится перекраивать старьё, а по-настоящему, настоящие красивые платья. Ника не училась в Академиях, Нике не пришлось на второй год менять профиль – с архитектурного переходить на военное дело. Когда я стою здесь, одна полудохлая от усталости в куцем коричневом платьишке, которое мне вдобавок ещё и велико, маленькая, серая, тонкокостная, как дворовая кошка; кажется, никакого Брумвальда не было и разведчицей я никогда не была. Здесь кажется, что и войны не было. Городку повезло, княжьи городок обошли.

Люди приходят к Чёриву за элем, люди проезжают городок по дороге к Капустным селеньям, люди смотрят на синюю полоску Линьских гор и зевают. Здесь нет ни магии, ни войны, ни Терии Лорис, не сумевшей спасти Двумирье.

Я стояла перед зеркалом с портняжными ножницами и медлила. Я заплела волосы в косу, так будет проще. В моей косе шестьдесят три сантиметра за неё мне дадут двадцать серебряных монет. Мне страшно.

– Астрис!

Она вошла тихо-тихо, и выглядела она не многим лучше меня: уставшая и поблёкшая. На голове косынка, из-под косынки выбиваются бирюзовые пряди. Мы пытались их закрасить, но краска не держалась на волосах, злосчастная бирюза проступала после первого мытья. Знаки чар – гордость мага, подтверждение силы, принадлежности к божьему роду, теперь приходится прятать. Знала бы ты, как сильно мне хочется стянуть эту косынку, сбежать из этого затхлого трактира. Какая ты у меня красивая! Самая красивая, самая смелая, моя речная драконица.

– Я купила на рынке немного сушеной вишни и отрез зелёного льна! – сказала Астрис и подошла ко мне, и поцеловала в щеку. – Можно сшить по юбке, всё лучше этого тряпья! – она дёрнула за подол моего платья.

Она здесь, и я снова могу дышать. Юбки, вишня – слава богам, ты появилась. Может мне стоит тоже загреметь к вам в «лечебницу», будем видеться чаще?

– Посмотри: как думаешь, на две хватит?

– Вполне, – кивнула я, оценив толщину свёртка в отражении. – Мы и Чёрива в твой лен приоденем.

– А как твой день?.. – Астрис не договорила, заметила ножницы и замерла. В жёлтом свете слабого ночника ржавчина на них отдает чем-то кровавым. – Что ты?.. Боги, Тера!

– Меняю стиль.

Я вдохнула поглубже, зажмурилась и отрезала. Ножницы клацнули. Астрис охнула. Но я не дорезала.

– Не смей отрезать косу! – вздохнула она запоздало.

Не жалей меня, думаю, но вслух говорю другое:

– Твой блондинчик почти поправился, сама говорила. Значит, скоро мы отсюда уйдём.

– Уйдём, – повторила Астрис отупело.

– Я не собираюсь торчать здесь больше, чем нужно. Гадкое место. – Знала бы ты, что было вчера. Хорошо, что вчера тебя здесь не было. Я попыталась улыбнуться, я же смелый царский гвардеец. Я Лорри, которая и от мужиков отобьётся и у Чёрива выходной выторгует. – Хватит вам, миледи Пилим, намывать полы! Ты не прислуга! – Я улыбнулась, она поверила, кажется, поверила. Поверила.

– Ты тоже, – добавила нетвёрдо. Если бы это было так. Мы обе знаем, кто я.

– Пора выбираться отсюда, – я чувствую, что дышу через раз, что не могу дорезать чертову косу, что страшно, что улыбка не то фальшивая, не то безумная. – Это значит, нам нужны деньги, – сказала твёрдо, сказала разумно. – Я, конечно, кое-что приберегла, но вряд ли этого хватит. На еду, на дорогу, на проводника – да, но после мы останемся ни с чем. А волосы пойдут на парики.

– Это ужасно. Давай продадим доспех?

Я знаю, куда она смотрит: под кровать. Мои латы остались на дне Святского озера, как и моя гвардейская честь, для Астрис я того же не допущу.

– Нет, мы не продадим твои латы! Это не обсуждается. – Портняжные ножницы щелкнули, и толстая коса упала мне в руку. Вот и чудесно. Вот и решилось. Завтра продам. – Поставишь чай?