— По магии? Да ещё и целительства! Кхе, а не рановато для твоего уровня? Ты же даже вовсе не целитель, — наставник недовольно посмотрел на Амато.
Эльф умоляюще взглянул на зачаровника. Его беспокоила пустынная лихорадка, что объявилась так внезапно на пороге их деревни. Все знали, что лекарства от этой болезни пока что нет. Возможно, что и не будет. Сама лихорадка также имела странные симптомы — жар был всего лишь несколько часов в день и периодичность была ещё раз в пару-тройку дней. А потом все случалось по новой.
— Верно, я не целитель, наставник, — согласился ученик, — но Вы же знаете, я живу с дядюшкой сильно преклонного возраста. Мне бы хотелось выучить хотя бы лёгкие заклинания. Пусть они будут не такими сильными, как у лекарей и, возможно, их эффект будет не долговечен, но если это поможет..
— Ай, бери, — Вин махнул рукой.
Амато счастливо улыбнулся. Его сердце переполняла радость, словно ему, как ребенку, разрешили взять дорогую игрушку. Ученик осторожно взял за корешок толстый фолиант и медленно потянул на себя. Огромная книга с треском упала эльфу в руки. Он сдул недавно скопившуюся пыль, коротко осмотрел нарисованный на обложке целительский сосуд и прижал к груди.
— Благодарю, наставник. Благослови Вас чар-гриб.
Мастер Вин махнул на ученика рукой и вновь залился кашлем. Амато вышел из кабинета и счастливо убрал книгу в кожаную сумку. Ничто не могло так радовать, как новые знания. Особенно, если они были запретными, а теперь их можно спокойно изучить. Исследование Аматино оставил на потом, когда дома выкрадет спокойное время. Он натянул на шею синюю накидку с вышитым магическими нитями символом амулета. Эта накидка символизировала принадлежность к зачаровникам. Синий цвет означал ученичество и чем выше становился ранг ученика, тем светлее становилась накидка. Мастер Вин вручил ее почти сразу после неплохо выполненных амулетов.
Аматино выдвинулся в путь. Лекарская лавка находилась на другой стороне от дома зачаровника и идти следовало быстро. Прибыть стоило до захода солнца, дабы не беспокоить в позднее время семью целителя, что было невежливо по мнению Амато. На главной площади уже понемногу стихал гул очередной ярмарки. С каждым годом она становилась только больше и совсем скоро ярмарщикам не хватит площади деревушки, придется занимать соседние улицы или выносить ярмарку за пределы деревни. Со стороны площади на Аматино неслась группа детей, крича считалочку.
Раз, два, три, четыре,
Спрячемся в могиле,
Каждому по гробику,
Да в маленькую комнатку,
Раз, два, три, четыре,
Утонешь ты в эфире,
Нити маны сожрут глаз,
В этот грозный зимний час.
Раз, два, три, четыре,
Утонет король в жире,
Он пойдёт пирог искать,
И игру нам начинать.
Аматино скривился от совсем недетской считалочки. На мгновение он задумался, когда это легкие и именно детские стишки превратились в нелепые желания смерти и гробов. Дети весело пробежали мимо, задев ученика зачаровника и смеясь во все горло. Они разбежались по разные стороны, начав игру.
— Вот ведь засранцы малолетние, — недовольно сказал Амато, поправляя мантию.
Он дорожил ею так, словно мантия состояла из чистого золота. В тот самый момент, когда мастер Вин признал в нем своего ученика, изменилось также и поведение эльфов. Отношение, конечно, не изменилось — они все также не любили красноволосого парня, которого извергла пасть Льва. Но в лицо уже этого не говорили. Не говорили гадостей, глупостей, не проклинали, а молча, сцепив зубы, общались с учеником зачаровника. Если эльфы посмеют оскорбить ученика, то наставник немедля прекратит всякие с ними отношения. Тогда они перестанут получать амулеты, которые им были нужны. По большей части, половина из просьб о создании амулетов была необычайно глупой. Что б тесто месилось быстрее, что б ночи не бояться, что б считали тебя привлекательней. Но за это платили и зачаровник брался за любую работу. В основном такие глупости он теперь отдавал своему ученику. Пользы такие амулеты все равно приносят мало, зачастую эльфы сами же про них забывали, а времени на создание уходило достаточно. То ли дело более сложные амулеты — на целительство, на отведение проклятий, на улучшение запаса магии. Такие требовали вырисовки не одного знака, а нескольких и разными чернилами. Символы если разную нагрузку, а посему наносятся даже разными кистями. Если в таких амулетах сплоховать, то их брак обойдется куда дороже, чем они стоят.
— О, Аматино, — окликнула женщина с крыльца, — мастер Вин наконец-то тебя выпустил? Слышала, словно учит он тебя в подполе.
— Нет, не в подполе, — спокойно отозвался эльф. — Вы что-то хотели, мадам Ред? Я очень спешу, несу заказ лекарю.
— Ах, прошу простить меня, Аматино, — она слегка откланялась. — Но не мог бы ты передать своему мастеру заказ? Мой сынишка, Роланд, все никак не поправится от болезни. Могу ли я рассчитывать на амулет?
Амато, будучи учеником зачаровника уже несколько недель, запомнил до мелочей, как его наставник общается с заказчиками. Посему выпрямился и со спокойствием, которое только мог собрать, так как ноги очень тряслись от волнения, произнес:
— Для кого амулет: для сына иль для Вас, мадам? Какого размера амулет: с ладошку для носки или большой, что б повесить? На что зачаровывать будем и сколько Вам их сделать, один иль два?
— Для сына, с ладошку, пожалуй, один. А зачаровывать… — она призадумалась, а после произнесла: — на крепкое здоровье, пожалуйста. С болезнью, думаю, справимся вместе с лекарем, но здоровье, боюсь, подкачает.
— Понял, мадам Ред, — кивнул Амато, — я передам наставнику о Вашей просьбе. Всё иль еще что-то?
— Всё, всё, спасибо, Аматино, — ретиво закивала женщина.
Ученик кивнул и поспешил отойти от дома мадам Ред. Даже не столько, что она была противна Аматино, сколько от сильного волнения. Ноги тряслись, становились ватными. Подумать только, он принял первый в своей жизни заказ! Пусть это случилось не специально, а сам будущий зачаровник просто проходил мимо, но все же. В голове уже начали крутиться мысли, словно бушующий ветер. Какой знак начертить, какой краской, какие слова нужно произнести перед этим. Как, в конце концов, будет выглядеть законченный амулет. Пусть заказ и не для самой приятной мадам, но на работе нельзя делить эльфов на плохих или хороших. Может, эта эльфийка и улыбается, и ведет себя добродушно, но эльф знал: в душе та слишком сильно ненавидит других эльфов. Бывало, как парень слышал, что женщина проклинала несколько семей в деревне, да так, что потом наставник Вин замучился делать амулеты на защиту от проклятий. Они ломались так скоро, что руки мастера почернели на долгие дни от магической краски. Тут уж любой амулет сломается, если впитает слишком много энергии. Поэтому мысли ученика вновь поменялись. Нет, надо сделать амулет еще и крепким, чтобы мадам Ред и свой ненароком не прокляла. И так мысли летели по кругу…
Добрался Амато до дома лекаря к концу дня. Солнце почти село, мир окрасился в темно-красные тона. При должном упорстве на небосводе уже можно было заметить Луны, которые вновь должны были соперничать за право освещать земли Сконстеотры. Ученик постучался в дверь. Ему открыла совсем юная девчушка, возраста которой Аматино, к сожалению, не знал. Но она была красива: белоснежные локоны водопадом спадали с плеч, а тонкое ситцевое платьице было заляпано остатками еды.
“Неряха”.
— Добра в дом, — поприветствовал ученик и протянул барышне мешок с амулетами. — Я от зачаровника Вина, принес заказ.
— Добра…Ах, амулеты! — она счастливо взяла мешок. — Так скоро? Спасибо.
Она смущенно коротко взглянула на Амато, но быстро отвела взгляд.
— Я сообщу отцу, — лишь сказала она, закрывая дверь.
Аматино тяжко вздохнул. Было видно, что девушке не то страшно, не то противно было с ним разговаривать. Как бы он не старался, но от своей необычной внешности никуда не денешься. Народ омбретр был слишком суеверен, а в низших сословиях это суеверие ощущалось сильнее. Девушка так скоро сбежала, что забыла совсем про оплату. Но вот ученик про это совсем не забыл. Он вновь постучался. На этот раз дверь распахнулась настежь и на пороге возник сам хозяин дома. Тогда же Амато впервые увидел пораженных пустынной лихорадкой. Бледные, со страшно потрескавшейся кожей, они валялись где попало. Кому-то хватило кроватей, а кто-то вынужден лежать на полу, лишь на постеленых на пол тряпках.