Вскоре лес закончился. Резко оборвался, словно бы дальнейшую местность выжгло пожаром. Впереди виднелась лысая гора, а над ней вдалеке на небе вырисовывалось зарево, словно от пожара.

Варди смотрел на меня, а я на него. Он поднял свою руку и указал на зарево в небе.

– Он хочет, чтобы мы проверили, не идет ли там пожар? – спросил у меня Магне.

– Наверное, не знаю… – Честно говоря, я уже позабыла о существовании кого-то кроме нас двоих с Варди.

Магне двинулся в ту сторону, что показал Варди, я же осталась стоять. Внутреннее предчувствие подсказывало мне, что это еще не все. Я чувствовала, что сейчас Варди скажет мне, что с ним случилось.

Я внимательно смотрела на него, а, моргнув, он очутился в опасной близости от меня. Признаюсь, в тот момент я не на шутку перепугалась, до того это было неожиданным.

Варди не собирался причинять мне вред. Он лишь снова поднял свою руку и коснулся моего лба, который пронзило легкое покалывание. Глаза моментально закрылись и их заволокло туманом.

Я оказалась в другом месте. Не в темном лесу, а в освещенной комнате, в которой находился Варди. Он набирал что-то на телефоне, пытаясь дозвониться кому-то. Внезапно свет в доме погас, погружая его очертание в тень. Откуда-то послышались приглушенные шаги, после борьба, пыхтения и тяжелые вздохи. Через какое-то время свист веревки, разрывающей воздух, стук и хруст…

Сердце мое стучало на пределе, когда я открыла глаза. Варди стоял на том же месте. Он убрал свою призрачную руку от меня. Я посмотрела в его глаза, а он в мои. Рот его чуть приоткрылся, как будто он хотел что-то мне сказать, но снова закрылся. Он еще раз показал в сторону зарева своей рукой. Я чувствовала исходящий от него страх той ночи, а еще отчаяние и беспомощность. Я была в ужасе от увиденного. Неужели только что он показал мне последние мгновения своей жизни?!

Мы смотрели друг на друга и это продолжалось так долго, что мне начало казаться, будто это снова мой Варди. Живой Варди… В его глазах на мгновение блеснули золотистые отблески коричневого цвета, как при жизни. А кожа лица и рук приобрела естественный оттенок с легким румянцем на щеках. След от удавки на шее исчез, а сам Варди начал растворяться прямо у меня на глазах.

– Мне так жаль, – прошептала я.

Мои глаза защипало, а после они заполнились слезами. Сзади ко мне подошел Магне и обнял. Я была разбита внутри, потому что прекрасно понимала, что Варди больше не вернется… Его исчезновение причинило мне новую боль, словно он умер для меня во второй раз.

– Идем, нужно посмотреть, что хотел показать тебе Варди, – отпрянув от меня, сказал Магне.

Я согласно закивала. То, что находится на лысой горе, заставляло Варди все это время быть привязанным к миру живых. Не сомневаюсь, что для него это было мучительным испытанием. Настолько же мучительным, как для меня наша последняя встреча.

Магне взял меня за руку и повел вверх по склону. Откуда-то послышалась негромкая музыка. По мере продвижения и увеличения громкости музыки я разобрала звук волынки и гулкий бой по гитарным струнам. Возможно, причиной музыка стала какая-то частная вечеринка или вечер исторической реконструкции?! Музыка с каждым нашим продвижением становилась громче. Она буквально лилась отовсюду и ниоткуда одновременно, потому что я не видела музыкантов, которые могли бы играть.

В какой-то момент склон к горе стал настолько резким, что мы расцепили наши с Магне руки и принялись взбираться, хватаясь за траву и мелкие кустарники. Добравшись до границы холма, мы заметили огромный костер, пламя которого, должно быть, лизало небо. Жар от костра доходил и до нас с Магне, поскольку лица наши обдало теплым и почти горячим воздухом. Треск бревен был таким же оглушающим, как и музыка, а искры походили на светлячков, что пляшут в пламени.

Мы опустились на траву, приняв положение лежа на животе, только наши головы торчали на границе со спуском и лысой горой. У костра танцевали женщины, которых было так много, что глаза разбегались. Они были в старомодных бархатных и шелковых платьях разных цветов, а на их лицах были маски.

Осмотрев присутствующих, я заметила и музыкантов. Двое были одеты в правдоподобные костюмы черных козлов. Они были небольшого роста, словно в костюме были дети лет восьми. Огромная голова с ярко выделяющимися глазами, в которых красовался черный прямоугольник, волосатый подбородок, внушительные рога, загнутые назад и двигающиеся в такт музыке уши, не менее волосатое тело и мощные ноги, которые сужались в изящные копыта. В руках, которые выглядели как человеческие, один держал волынку, а другой гитару.

Тот, что с волынкой в руках неведомым мне образом дул в трубку для подачи воздуха, а второй ловко перебирал пальцами с длинными когтями струны.

– Что здесь происходит? – прошептала я.

– Похоже на Венецианский2 карнавал. Только вот мы не в Италии и сейчас не февраль.

Маски на лицах женщин были обворожительно красивыми и пугающими одновременно. Казалось, что под маской прячется вовсе не человек, а кто угодно. Волк, коза или неведомое чудовище, что прикидывается человеком.

– Вон та, например – шут. – Магне указал на женщину в зеленом платье с пышным декольте.

На ее лице была маска из золота с улыбающимся ртом и двумя дырками для глаз, причем под каждым из которых растекшееся пятно черного и красного цвета. А у лба торчащие в разные стороны пластины с бубенчиками на концах.

– А та? – Я указала на женщину в черном платье с маской, у которой три лица.

– Трехликая, сочетает в себе три самые яркие эмоции: печаль, ярость и гнев.

Выглядит не очень-то доброжелательно, хоть и исполнена в серебряной огранке. Самым интересным было то, что у лиц этой маски всего четыре глаза на троих. От того то она и показалась мне жуткой.

– Откуда ты это знаешь?

– В прошлом году был на карнавале в Италии.

Я указала еще на пару масок и Магне произнес их замысловатые названия: «Скарамуш», «Ньяга», «Моретта», «Коломбина» и «Баута», которые показались мне не менее пугающими, чем трехликая.

– А как насчет тех? – указала на музыкантов в костюме козлов.

– Боюсь, я не знаю, названия их костюмов, и…– Магне запнулся. – Они кажутся такими натуральными, словно настоящие козлы встали на задние копыта и исполняют музыку.

– У козлов разве бывают человеческие руки вместо копыт?!

– Я не знаю, честное слово, это какой-то сюр.

Четыре женщины скакали у костра в причудливом танце, который сложно было назвать таковым. Трое сидели на земле и, хихикая, что-то обсуждали. Несколько парочек прохаживались взад-вперед, а кто-то в мрачном одиночестве бездельно изучал небо, шепча себе что-то под нос. В одной руке каждая из женщин держала по золотому кубку, из которого то и дело выплескивалось что-то вроде красного вина.

Происходящее походило на какой-то спектакль. Только вот зрителей здесь не было, не считая нас с Магне.

Возле костра возникла старуха, которая поднятием двух морщинистых рук прекратила музыку, что издавали козлы. Ее седые волосы свисали изящными кудрями, а платье было обшито золотом и драгоценными камнями.

В воздухе витал необъяснимый шепот и аромат жженого валежника. Искры из костра так и выскакивали, намереваясь прыгнуть на траву. Одна молодая девушка, как мне показалось, сидела возле костра и махала кистью правой руки, как будто сдерживая их. Но, скорее всего, она просто притворялась. Как человек может сдерживать одну из стихий природы?!

Черноволосая женщина подвела к костру корову с колокольчиком на шее. Женщина в черном платье и маске Скарамуш, что представляла собой длинный вытянутый нос и тонкие прорези для глаз, взмахнула рукой и над коровой взмыл в воздух острый клинок.

– Какого черта?! – ахнул Магне.

– Должно быть, это какой-то трюк. – Я не поверила своим глазам.

Клинок все это время висел в воздухе, что противоречило всем физическим законам нашего мира. Наверняка где-то там есть прозрачная леска, из-за которой складывается впечатление, что он парит над землей. Присутствующие радостно ахнули, как будто ждали этого момента целый год. Будто этот кинжал был новогодним салютом, а под ним радостные жители, ожидающие зрелищ.