Анника вырвалась вперед и взяла маму под руку, словно той стало плохо секунду назад. На ней был модный твидовый костюм в черно-белую клетку, юбка до колен и пиджак. Поверх него красовалась какая-то дорогущая куртка новомодного дизайнера (так во всяком случае она говорила, когда притащила ее в дом). А волосы были элегантно уложены на левый бок. Уж не знаю, кто спонсирует ее гардероб, ведь мы никогда не считались богачами.

По мере приближения к надгробию Варди мы увидели его отца, стоявшего у могилы. Бард за последний год набрал с десяток лишних килограмм и отпустил пышную бороду. Если бы на нем был белый воротничок, то он смело сошел бы за церковного пастора. Но за лишние килограммы и заросшую физиономию его нельзя было винить – него умер сын, а у нас брат.

Так сложилось, что к своим сорока годам Вива родила и вырастила четверых детей от трех разных мужчин. Как такое было возможно, я не знала. Больше скажу, я никогда не видела маму с мужчинами, за исключением Барда. Между ними при каждой встрече чувствовалось напряжение.

– Здравствуй Бард, – поздоровалась мама, когда мы вчетвером подошли.

– Привет, Вив, – сглотнув печаль, ответил он. – Прекрасно выглядишь, – в уголках его глаз появились морщинки от улыбки.

– Спасибо милый, – Вива подошла ближе и поцеловала его в колючую щеку.

Они трогательно обнялись перед могильной плитой с надписью:

«Варди Ульсен 03.07.2000 год – 30.04.2021 год

Любящий сын и брат»

Вендела в своем странном наряде даже смахнула слезу, хотя раньше не отличалась сентиментальностью. Она всегда странно одевалась, будто подходила к своему шкафу и наугад брала по паре вещей. Вот и сегодня на ней были спортивные тайтсы, футболка с медведем Падингтоном и леопардовая шубка.

Сестра будто почувствовала, что я разглядываю ее. Она прошла к могиле, попутно толкнув меня плечом. Положила цветы и отошла в сторонку.

Иногда я забываю, что его больше нет, и мне кажется, будто он уехал в кругосветное путешествие, как и мечтал. Варди, сколько я себя помню, жил со своим отцом. Не знаю, почему так случилось, но это было так. Бард с Варди жили в соседнем городке. Варди учился в школе Клостера, так захотела Вива, а потому он часто находился у нас в доме. Только вот стал реже приезжать, когда закончил ее.

Вендела зашуршала замком своей маленькой сумки. Она что-то искала, тем самым испортив минуту молчания. Я возненавидела ее в тот момент, ведь она испоганила идиллию нашей семьи. Отец и мать, а позади них трое детей.

Конечно же, это не так. Нас и без Барда сложно было назвать семьей. Мы с сестрами постоянно ругаемся, а иногда дело даже доходит до драк. Как сказала одна пожилая дама, что приходила в нашу лавку за благовониями: «Сестры – это всегда полстакана ненависти и полстакана презрения».

Я решила, что сейчас самое время возложить цветы. Подошла к могиле, нагнулась и смахнула влагу с имени, выбитом на камне, а когда поднялась с земли, увидела приближающуюся фигуру.

Не может быть! – запротестовал мой мозг, а глаза отказывались верить в происходящее. Ведь на встречу к нам медленно приближался Магне Кристиансен.

Высокий и возмужавший, в длинном горчичном пальто нараспашку и в строгом костюме он походил на одного из богачей, что можно было увидеть утром у бизнес-центра. В руках он держал пару красных роз.

– А он похорошел с нашей последней встречи! – воскликнула Анника, прочитав мои мысли.

– Звезда хоккея – Магне Кристиансен, – подхватила ее Вендела, которая закидывала в рот пару пластинок жвачки, смачно жуя.

Друг, которого Варди считал лучшим, появился здесь спустя год после его смерти. Я считала его подонком несмотря на то, что он был весьма красивым подонком. А все из-за того, что тот не появился на похоронах Варди.

Широкоплечий и высокий, с серьезным лицом и густыми волосами он подошел и вежливо поздоровался со всеми нами. Затем обратился к Виве и Барду с соболезнованиями, после чего мама оттащила его от толпы, чтобы перекинуться парой слов.

– Без шансов подруга, – съехидничала Анника, возникнув справа от меня.

– Он мне не интересен, если ты об этом.

– Тогда слюни подбери, я слышала, что в Канаде у него есть девушка, на которой он собирается пожениться, – она это говорила с такой непринужденностью, будто делала заказ в кофейне.

К нам подошла Вендела, заметив, что мы шепчемся. Она не выносила, когда какие-то разговоры проходили без ее участия. А когда она открыла рот, мы с Анникой почувствовали ядреный аромат ментола.

– Ты можешь приворожить его, – начала она голосом эксперта. – Надо просто помазать его своей менструальной кровью и он твой навеки.

– Тебе уже говорили, что ты чокнутая?

– Каждый день, – хором ответили сестры.

Я махнула на них рукой и двинулась в сторону часовни, что находилась на территории кладбища. Кажется, я начала догадываться, почему я не в их тусовке. Между Анникой и Венделой разница в год с небольшим. Одной девятнадцать, другой восемнадцать, а мне всего лишь пятнадцать. А кому захочется тусоваться с малышней?!

Эти издевки мне приходилось терпеть с детства. Не знаю, чем я заслужила к себе такое отношение. Временами я завидовала обычным семьям, в которых сестры дружат и любят друг друга. Но эта история была не про нас.

На самом деле я хотела переговорить с Магне. Мне хотелось верить, что Варди объяснил свой поступок хотя бы ему. Он не оставил никакой записки и ничто не предвещало беды.

Так сложилось, что ровно год назад в день его смерти мы должны были встретиться в центре Клостера в сквере. Я не пришла, о чем жалею весь этот год и буду жалеть до конца своих дней. Он хотел мне что-то рассказать, что-то очень важное. Но я выбрала Фьорна Хансена, который позвал меня на свидание.

К слову, я пожалела, что согласилась. Мало того, что Фьорн лез весь вечер целоваться, так еще и разболтал на следующий день всей школе, что мы переспали. А придя домой после свидания с ним, мама ошарашила меня новостью о том, что Бард нашел Варди, повешенным на лестнице в их доме.

Я вошла в каменные стены кладбищенской часовни. Пустые скамейки стояли одинокими в ожидании похорон или воскресной службы. Подойдя к алтарю, я увидела цветной витраж. Должно быть, это была Дева Мария с Иисусом на руках на фоне розового заката и городка в горах. Вообще-то лик ее был не особо доброжелателен, нежели у Иисуса. Он хоть и младенец, но уже раскинул свои руки, чтобы принять будущих последователей.

На деревянной подставке неподалеку стояла серебряная чаша с прозрачной жидкостью внутри. Я подошла ближе и посмотрела на себя в отражении воды. Мои ярко-голубые глаза выделялись на фоне лица, будто два бирюзовых камня. Но больше всего была видна выпуклая родинка на щеке, которую я всем сердцем ненавидела.

      Волосы сползли с плеч и окунулись в чашу вместе с моим шарфом. Пришлось незамедлительно выжать их. Они всегда были непонятного цвета для меня, то ли каштановые, то ли рыжие. В темном помещении могли казаться черными, а при ярких лучах солнца отливать медью.

Какое-то шуршание выбило меня из равновесия. Я ожидала, что буду здесь одна, и испугалась увидеть пастора, который предложит мне исповедоваться. Обернувшись к выходу, я заметила очертание человека, стоявшего в тени входной двери. Это был Варди –мой покойный брат, на могиле которого я стояла пять минут назад.

– Варди, – сорвался мой голос и, отразившись от каменных стен, унесся к сводам потолка.

Я сделала несколько шагов вперед и Варди сделал то же самое, выйдя на свет. Даже издалека я видела его бледное лицо, синие губы, а на шее красный след от удавки. Он был одет в серую толстовку и штаны.

Конечно же он ничего мне не ответил. Не знаю, умеют ли призраки разговаривать, но мой Варди определенно нет.

В первый раз я увидела его на следующий день после похорон. Он стоял через дорогу от школы и смотрел на меня, потом мимо Варди проехал автобус и он исчез. Я списала это на воспоминание или галлюцинации, но позже я несколько раз видела его в толпе на улице, в проезжающем мимо автобусе, в кинотеатре и даже в своей спальне.