В отчаянии хедж-фонд Десмонда пытается скупить оставшиеся акции так быстро, как только может.

Рамзес усмехается. — Теперь он приверженец травки.

Покупай, покупай, покупай, покупай, покупай, покупай, — снова и снова подбивает его Рамзес, с каждой покупкой поднимая цену, так что остальные акции, необходимые Десмонду, становятся все дороже.

Я могу только представить, во что это обходится Рамзесу в виде услуг и холодных, твердых денег. Он не дрогнул, ударяя по клавишам, каждый удар для Рамзеса — как удар ножа, а для Десмонда — как удар топора.

— Как долго ты собираешься продолжать? — бормочу я.

Рамзес смотрит на меня, глаза темные и плоские. — Пока ты не скажешь мне остановиться.

Я смотрю на экран, наблюдая, как покупка Десмонда увеличивается более чем в два раза по сравнению с тем, что он рассчитывал заплатить. Последние 10 % акций, необходимых ему для контрольного пакета, обошлись ему в такую же сумму, как и 90 %, которые были до этого.

— Хорошо, — наконец говорю я.

Рамзес еще раз выставляет ему счет на 100 000 акций. — Значит, он не забудет.

Я качаю головой, пораженная и слегка опечаленная. — Напомни мне, чтобы я оставалась на твоей стороне.

Рамзес еще никогда не выглядел таким серьезным.

— Это была проба. Посмотри, что будет, если он снова к тебе прикоснется.

22

РАМЗЕС

За лучшей неделей в моей жизни следуют две худшие.

Я нахожусь под кайфом после поездки с Блейк и захватывающих ощущений от совместного траха с ее бывшим. Она почти каждую ночь проводит у меня дома, а я — у нее. Мы вместе готовим ужин, а потом я лежу, положив голову на колени Блейк, пока она читает вслух "Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей", чтобы мы могли вспомнить, как каждый из нас читал эти страницы в тринадцати милях друг от друга в двух самых дерьмовых районах Бруклина, мечтая о том дне, когда мы вырежем свои имена рядом с Карнеги мира.

На следующей неделе рынок обвалился. Это худшее трехдневное падение с 1987 года. Все было бы не так плохо, если бы только Хэлстон Ривз не воспользовался возможностью выпотрошить две самые крупные мои инвестиции.

В момент необычной мелочности я вытащил из мусорного ведра приглашение своей матери, разорвал его и отправил ей обратно по почте. Видимо, Ривзу не понравилась такая форма приглашения, потому что он начал атаковать мой бизнес со свирепостью, по сравнению с которой то, что я сделал с Десмондом, выглядит как похлопывание по спине.

Ривз — драчун. Он в этом бизнесе в два раза дольше, чем Десмонд или я, и он чертовски хитер. Теперь, когда он объявил войну, я должен быть начеку повсюду, и я должен нанести ему ответный удар, потому что такая атака не может остаться без ответа.

Когда ты становишься тем, кого люди боятся, они уже не наносят тебе удары намеренно. На тебя меньше претендентов, потому что они знают, что их ждет жестокая расправа.

Отчасти мой фонд так хорошо работает потому, что, когда мои соперники решают, кого бы им надрать, они выбирают не меня.

Если я не ударю Ривза в ответ достаточно сильно, чтобы послать сообщение, шакалы спустятся вниз.

Я мог бы справиться со всем этим, если бы мог сохранять свою гребаную сосредоточенность, но годовщина моей матери — это крыса, грызущая мой мозг. С каждым днем она подкрадывается все ближе, все глубже проникая в мою психику. Потому что это еще и десятилетняя годовщина самоубийства моего отца.

Я говорю себе, что десять лет — это чертовски долгий срок. Я уже должен был смириться с этим. На самом деле, я не должен был позволять этому влиять на меня так, как оно повлияло.

Но я снова начинаю просыпаться по ночам. Смотрю в потолок, в ушах стоит тошнотворная тишина. Жалею, что не попросил Блейк прийти, а сказал ей, что слишком завален работой.

Мне стыдно перед ней, что она видит меня в таком состоянии. Меня мучают желудочные спазмы и липкая потливость, из-за которой я думаю, что у меня грипп, но от этого становится только хуже.

Когда наступают выходные, я больше не могу этого выносить; я должен увидеть Блейк, даже если буду не в лучшей форме. Я заказываю нам ужин на вечер пятницы — вечер, когда я был бы на той ужасной вечеринке, если бы собирался снова поддаться маминому дерьму.

Весь день я стараюсь не думать о том, о чем не хочу думать. Я не посещаю могилу отца. Я ни разу не был на ней — ни разу с момента его похорон.

Ривз не прекратил свои выходки. На самом деле, он их усилил. Он знает, какой сегодня день, так же как и я. Моя мать дважды пыталась дозвониться до меня. Каждый удар Ривза по мне — это месть за ее слезы.

Я хочу, чтобы этот день был таким же, как все остальные. Я говорю себе, что так оно и есть.

Сквозь все нападки, через все необычные размолвки с моими трейдерами, Бриггсом и Комиссией по ценным бумагам и биржам я представляю, как Блейк улыбается мне за столом при свечах, а весь остальной мир тает вдали…

Уже семь, и я не могу покинуть офис. Я пишу Блейк, чтобы она встретила меня в моей квартире, чтобы я мог принять душ и переодеться.

Как только двери лифта открываются в моем номере, я улавливаю запах ее духов. Мое сердце подскакивает. Я бросаю все свои вещи на пол и в три шага пересекаю комнату, подхватывая ее на руки и вдыхая ее.

Ее голубое платье обнимает ее изгибы. Ее волосы так блестят, что кажутся лакированными, челка только что подстрижена, ногти подточены, на пальцах тонкие серебряные кольца. Ощущение ее объятий мгновенно становится лучшей частью моей недели.

— Ты проголодалась? Я потороплюсь.

— Не тороплюсь. — Она улыбается. — Мне нужно разобраться с некоторыми письмами.

Ее ноутбук стоит открытым на кофейном столике, на экране — фотографии инвестиционного клуба. Блейк призналась мне, что ей трудно распознавать лица. Она тренируется сопоставлять фотографии с именами, чтобы правильно приветствовать знакомых на вечеринках. Я видел, как она ошиблась лишь однажды. Потом она сказала мне, что это произошло потому, что она ориентировалась на старую фотографию.

То, как она постоянно находит способы обходить препятствия, мешающие ее существованию, поражает меня. Я знаю, как трудно мне делать то, что я делаю. Пытаться делать это в два раза меньше меня, будучи великолепной девушкой со странным мозгом, все равно что пытаться попасть в Национальную баскетбольную ассоциацию с одной рукой.

Я подключаю раковину в ванной и запускаю воду, чтобы снова побрить лицо. Я хочу, чтобы оно было идеально гладким, когда я буду есть ее киску. Черт, я не могу ждать. Я заслужил это после той недели, что у меня была.

Я спешу к шкафу, чтобы взять свежую одежду. Пока я там, звонит Бриггс с очередными плохими новостями. Я нанес ответный удар по Ривзу, и теперь он наебывает моих индивидуальных трейдеров. Пеннивайз только что получил огромный удар. Следующим, судя по всему, будет Джонси.

Все выходит из-под контроля. Мне нужен способ нанести Ривзу ответный удар, достаточно сильный, чтобы причинить боль. Нет, чтобы уложить его на его гребаную задницу…

Мои мысли бешено работают, а желудок снова сводит судорогой. В голове мелькают мысли об отце.

Я потерпел неудачу в единственном деле, которое имеет для меня значение…

Прости меня, Рамзес…

Ты был прав, выбрав ее…

Звук воды, падающей на пол, возвращает меня к действительности. Я бросаюсь в ванную. Раковина переполнилась, залив не только столешницу и пол, но и полуоткрытые ящики. Мои туалетные принадлежности намокли, ящики настолько переполнены, что мне приходится вытаскивать их ведром.

Я смотрю на этот беспорядок, пытаясь исправить это и все остальное в моей жизни.

В ванную заходит Блейк.

— Эй, я слышала…

Она останавливается, глядя на катастрофу перед собой. Увидев мое лицо, она выключает воду и подходит, чтобы обнять меня. Мое сердце бьется так сильно, что она отрывает голову от моей груди.