– Цветочек! – Хохот Яниса разносится в тишине, откликаясь эхом. – А как же: «Я была готова отдать даже то, чего у меня нет»? Солгала, значит?

– Нет-нет, – спешу разуверить Яниса, – но нечестно же получается: он хотел то, что ему не принадлежало. И я подумала, что неплохо было бы немножко оставить себе. Но я тебя правда люблю. Очень, – не обращая внимания на дискомфорт, льну к нему, покрывая лицо поцелуями и всячески стараясь заверить в правдивости своих слов. – И ты меня любишь, – решаюсь на самое важное.

– Люблю. Но желание придушить тебя меньше не стало.

Найдя мои губы, увлекает в поцелуй. Переключаюсь на Яниса, забыв о том, что случилось несколькими часами ранее, и уже активно отвечаю на его ласку, оплетая руками крепкую шею. И рана не волнует, и то, что мы сидим на земле посреди леса, увлёкшись друг другом и выпав из реальности, и что откуда-то доносятся оклики ищущих нас людей. Мне всё равно. Есть только мы и надежда, что заслужили своё выстраданное счастье.

Несколько лет спустя

Овод

Заезжаю во двор, оставляя машину у ворот. Ночь радует прохладой, которая ещё не переросла в изнывающую летнюю жару. Тихо и спокойно. Гнал без остановок, чтобы успеть ко дню рождения дочери, выполнив заказ человека, которому сегодня исполнится три года. Забираю то, что занимает всё заднее сиденье, подхватываю коробку и направляюсь в дом. Двигаюсь бесшумно, чтобы не разбудить девочек, по пути сгружая на кухне привычное приобретение.

Спустя время я понял, что отношения должны быть пятьдесят на пятьдесят: Майя разбивает две кружки в неделю, а я каждые три покупаю новый набор. Давно перестали напрягать случайные разрушения, да и на звон стекла я почти не реагирую. Какая есть, и такой мне нужна.

Поднимаюсь на второй этаж, осторожно заглядываю в детскую. Милена в позе звезды раскинулась на кровати, а рыжие кудряшки рассыпались по подушке веером. И как только собираюсь удалиться, её глаза распахиваются, устремляясь на меня.

– Ты плиехал? – шепчет и улыбается, радуясь, что успел к торжеству. – А подалок купил? – Кто бы сомневался, что первый вопрос будет об этом.

– Купил. – Достаю из-за спины мягкого жирафа с очень длинной шеей и маленьким тельцем. – Такой?

– Жилаф! – подскакивает, начиная прыгать на кровати и протягивая руки к подарку.

Прижимает, сминая игрушку, от которой в восторге. Так и не понял, почему она попросила именно его, но Майя показал какой-то мультик про зверей, где одним из действующих персонажей значился жираф. Всё встало на свои места, и вот я шнырял в поисках непропорционального существа с жёлтыми рожками.

– Хватит прыгать, – укладываю её в горизонтальное положение. – Положим жирафа рядышком, чтобы он тоже спал. – Милена закидывает на игрушку ногу, заняв удобную позу. – Чем занимались без меня?

– В голод ездили. Мама мне платье класивое купила, а ещё она плакала.

– Кто-то приходил? – напрягаюсь, предполагая нежданных гостей, которые могли расстроить Майю.

– Нет. Маме влач что-то говолил, а потом она плакала.

– Вы в больницу ездили?

– Да. Он ей листик дал и сказал пить лекалства. Мама заболела?

– Нет, родная. У мамы всё хорошо, а если она заболеет, мы обязательно её вылечим, – глажу дочку по волосам, уже прикидывая причины, которые могли расстроить Майю. – Спи, чтобы завтра быть бодрой и весёлой.

– Холошо, – закрывает глаза, но затем, спохватившись, тянется ручками. – Я тебя люблю.

– И я тебя люблю.

Папаша никогда не говорил мне этих важных слов. Ни в детстве, ни тем более после ухода мамы. Он соблюдал только ему понятную дистанцию, стараясь не касаться меня, не оставаться подолгу наедине и не обсуждать тему чувств. Сторонился, словно боялся собственного ребёнка. Уже позже пришло осознание, что он проецировал обиду на меня, хорошо понимая, что не я стал причиной побега его жены.

Мне было девять, и, оставшись без матери, я нуждался в любви отца, которому стал не нужен. А потом родился Эрнест, и я наблюдал, как все нерастраченные отцовские чувства достаются младшему брату. Я был просто ребёнком, которому хотелось немного тепла. Поэтому, когда родилась Милена, дал себе обещание никогда не отталкивать и не сторониться своей дочери. И теперь каждый вечер произношу «я тебя люблю», понимая, что она не может существовать без этих слов.

Она, как и Майя, нуждается в постоянном тактильном контакте. Ей необходимо касаться, трогать, щупать, тереться, обниматься. И если всего этого не происходит, кажется, что её отвергают. Поэтому утро, как правило, начинается с нежностей, которыми она делится сполна.

Несколько минут остаюсь в комнате, а убедившись, что Милена угомонилась, направляюсь в нашу спальню. На огромной кровати свернулась клубочком Майя, обложенная многочисленными листами, которые пестрят пометками на полях. Через две недели у Цветочка защита диплома, на который она потратила много сил и времени, чтобы довести до состояния идеала. Плюсом к французскому и испанскому взяла итальянский, послушавшись меня, и последние три года работала, переводя документы для небольшой компании. И я радовался, что она увлеклась чем-то. Поддерживал, помогал, не позволял сдаваться, когда возникали трудности и спокойно относился к поездкам в офис два раза в неделю. Ей необходимо вкладывать энергию в нечто важное и имеющее результаты.

Но остаётся вопрос – почему плакала? Возможно, нервничает перед сдачей диплома и предстоящими экзаменами?

Аккуратно собираю листы, откладывая на тумбочку, раздеваюсь и укладываюсь рядом, притянув Цветочек к себе. Тёплая и бесконечно манящая, соблазняет разбудить, чтобы следующий час провести на ней. Ворочается, а затем, перевернувшись, утыкается носом в мою грудь.

– Янис, – мурчит куда-то в шею, прижимаясь, – ты приехал? Я соскучилась. – Её ладони скользят по животу, а затем перемещаются на спину. – Неделя без тебя очень много.

– Следующим заказом будет пакет. Можешь поехать со мной.

Раз в полгода беру заказ на посылку, чтобы прихватить Цветочек, которая с удовольствием отправляется в путь, болтает и заполняет машину тошнотворным запахом курицы. Такие моменты напоминают, как всё начиналось и чем в итоге обернулось для нас обоих. Часто вспоминаю девочку-катастрофу, случайно оказавшуюся в моём багажнике и ставшую для меня бесконечно важной.

– Проведём время вдвоём, – потягивается, но неожиданно подскакивает и садится напротив, опустив взгляд. – Я теперь не могу… – заламывает пальцы, в глаза не смотрит.

– Почему? – Внутри разливается паника, потому что за прошедшую неделю Майя могла наворотить столько, что я не вывезу.

– Я… Не знаю, как ты отреагируешь, но…

– Майя! – рявкаю, приготовившись к худшему.

– Я беременна, – закрывает лицо ладонями и всхлипывает.

Зависаю, анализируя сказанное. Да ну нахрен! Тревога уступает место ликованию и надежде, которую я гасил в себе после появления Милены.

– Иди сюда, – сгребаю её, оплетая руками. – Причина слёз? Ты не рада?

– Нет-нет, – смотрит исподлобья, – я думала, ты не будешь рад. Постоянно твердишь, что Милена – твой один шанс на миллион, который ты использовал. Единственный ребёнок.

– Я так говорил для тебя. Знал о твоём желании иметь большую семью и минимум двоих детей, которые станут поддержкой друг другу и всегда придут на помощь. Когда-то ты мне сказала: «Когда события не совпадают с нашими ожиданиями, мы теряемся». Я не хотел, чтобы ты надеялась зря.

– Ты правда рад?

– Очень, Цветочек.

Слёзы испаряются, и вот уже Майя улыбается, расслабляясь в моих руках. Она по-прежнему легко переключается, быстро забывая плохое и впитывая хорошее. Заряжает лёгкостью и позитивом, вытаскивая меня в самые сложные моменты. Достаточно пары слов и нескольких касаний, чтобы я утонул в ней, забыв о том, что происходит за воротами нашего дома.

– Какой срок?

– Восемь недель. Всё в порядке, никаких осложнений, врач прописал витамины, но это стандартное назначение. И ещё – у меня снова пропали веснушки.