– Я ваша гостья. Вернётся через два дня.

– Он не вернётся, Майя, – произносит уверенно, подрывая мою веру в Овода. – Ты была лишь проблемой, которую он скинул на мою шею. Что теперь с тобой делать, решать мне. И это решение зависит от твоего выбора.

– Нет… – шепчу, вспоминая слова Яниса перед отъездом, а также наставления, что его семье безоговорочно доверять не стоит. – Вы лжёте. Он обязательно вернётся. Он обещал. Не мог отказаться, а вы лжёте!

– Слушай.

Выкладывает диктофон, нажимая на кнопку.

– Кто для тебя Потоцкая?5d616c

– Никто.

– Что будешь с ней делать?

– Наиграюсь и выброшу.

– Значит, никаких чувств?

– Пустое место.

Голос Яниса, твёрдо заявляющий, что я лишь случайный эпизод. Девочка, которую сбросят на обочине после потери интереса. Ненужная, чужая, не имеющая значения. Никто. Закрываю глаза, не желая верить в услышанное. Но одно дело слова Тафанова, другое – подтверждение, которое я прослушала. Значит, прав – не вернётся. Избавился от меня, сбросив право определить мою судьбу на отца.

– Кроме этого, есть ещё причина, по которой мой сын решил от тебя отказаться. Саид Мерханов желает получить наследство твоего отца. Ты ему нужна до момента получения наследства, а дальше… Понимаешь, что с тобой будет дальше?

– А?.. – словно проснувшись, смотрю затуманенным от слёз взглядом на Тафанова.

Мерханов? Впервые слышу эту фамилию и не понимаю, почему этот человек стремится получить деньги папы. Клиент? Враг? Наверное, уже не имеет значения. Не я решаю, где окажусь завтра и есть ли у меня будущее. С момента смерти папы я плыву по течению, ожидая, к какому берегу меня прибьёт. Хорошо, если на этом берегу я выживу, в чём сейчас уже не уверена.

– К противостоянию Янис не готов, людей у Саида много. У меня нет причин вклиниваться в предстоящую войну. Если бы ты была женой Яниса, тогда да, а так… В общем, предлагаю два варианта. Первый: прямо сейчас ты покидаешь мой дом и живёшь так, как пожелаешь. Не держу.

Делает паузу, чтобы до меня дошёл смысл произнесённого. У меня нет ничего, и там, за пределами этого дома, я пропаду, не приученная к самостоятельной жизни. Начнём с того, что у меня даже документов нет.

– Второй: я отправляю тебя в безопасное место до момента, пока ситуация не прояснится.

– Вы? Зачем вам это?

На секунду проскальзывает мысль, что Тафанов и сам претендует на наследство папы, но она тут же теряется в череде воспоминаний, связанных с Янисом.

– Жалость к той, что осталась одна в этом мире.

Жалость… Вероятно, только это чувство я могу вызывать. Жалкое, беспомощное создание, неспособное позаботиться даже о самой себе.

– Наверное, второй, – произношу на автомате, решив, что вариант более привлекателен исходя из того, что обрисовал Тафанов.

– Тогда иди в столовую. Ужин, а затем тебя отвезут в аэропорт.

– Хорошо, – встаю, направляясь к двери, но вовремя вспоминаю: – У меня нет документов.

– Я решу этот вопрос.

– Как скажете.

Бреду, не могу вспомнить, где столовая, о которой сказал Тафанов. Уткнувшись в одну точку, пропускаю нужную дверь, но меня направляет девушка в форме, подводя к стулу. Ольга и Эрнест уже здесь. Последний что-то говорит, но я не слышу, окопавшись в накрывших с головой эмоциях, не позволяющих оценить ситуацию. Плевать, что со мной будет, потому что вряд ли в завтрашнем дне меня ждёт что-то хорошее. Не хочу есть, гася приступы тошноты. Реакция на стресс, проявляющаяся так не вовремя.

– Вас просят собраться. – Кто-то кладёт ладонь на моё плечо, а я, обернувшись, вижу размазанное пятно.

– Да, конечно.

Иду в комнату, чтобы взять каракури и телефон, а затем понимаю, что его заберут. Просматриваю сообщения, удаляю с кодом от сейфа и цепляюсь взглядом за второе. В нём тоже набор цифр. Пробежавшись по строчке несколько раз, стираю и его, выкидывая телефон в мусорное ведро.

Выхожу, чтобы последовать за высоким мужчиной, который приглашает меня занять место в машине. Трогаемся и куда-то едем довольно долго. Аэропорт. Понимаю сразу, как только оказываюсь в огромном зале, пробиваясь между снующих людей. Меня лишь подталкивают в спину, направляя и отдавая приказы. Момент, когда в моих руках оказывается паспорт, пропускаю. А дальше я уже прохожу регистрацию и досмотр в компании женщины лет сорока. Она, словно мой поводырь, указывает направление, дёргая в нужный момент за руку.

Прихожу в себя в тот момент, когда оказываюсь в самолёте рядом с той самой женщиной. Хочу понять, куда мы летим, кручу головой, но не знаю, к кому обратиться. Внутри растекаются паника и понимание, что я совершаю ошибку.

– Я хочу выйти, – пытаюсь встать, но она возвращает меня на место. – Мне нужно поговорить с Янисом. Дождаться по возможности.

– Сидеть, – цедит сквозь зубы, оглядываясь и опасаясь быть услышанной, а затем я чувствую укол в шею и проваливаюсь в темноту.

Овод

Дерьмовое предчувствие. Майя осталась в гадюшнике, где каждый норовит раздавить её. Ольга получила новый объект для издевательств. Она и Вику когда-то пыталась прижать, но в тот момент Одинцовы были важны для отца, поэтому он жену приструнил, заставив сдерживаться, а спустя пару месяцев мы свалили, оставшись вдвоём.

Но Вика выросла в иных условиях, понимая, чем занимается её отец и чего от неё ждут – объединения капиталов. Не срослось, точнее, наследника не получилось. Я разочаровал отца и лишил львиной доли, на которую он облизывался много лет. Неудачный, бракованный, нелюбимый сын. После только так. После надежды исключительно на Эрнеста.

Как там Цветок? Прикидываю, что она уже разнесла половину дома, и неосознанно улыбаюсь. Она может. Оленька будет верещать, когда Майя доберётся до хранилища, где собраны все её побрякушки. Дай бог, чтобы хоть что-то осталось после такой гостьи…

Нужно было взять её с собой, затолкать в багажник и не беситься. Раздражительность нарастает по мере удаления от дома отца. Там Цветок, там я должен сейчас быть: контролировать, оберегать, предотвращать возможные инциденты. Когда я стал так зависим от её нахождения рядом? Или же она зависима от меня? Не думаю, что найдётся много желающих следовать за ней по пятам, настраивать нужную температуру воды и залечивать травмы. К ней невозможно быть готовым. Нужно пропустить через себя негодование и тонну раздражения, а затем смириться с тем фактом, что это чудо может свернуть себе шею на ровном месте.

Но всё это перекрывается чувственностью Майи: эмоции и ощущения, подкреплённые диким возбуждением. От нехватки – паршиво. Мне нужна очередная доза Цветочка. Вернусь – и завалимся в какую-нибудь глушь, где даже связь не ловит. Хочу получить её сполна, пробовать в новых вариациях и условиях, наблюдать, как раскрывается, растекается передо мной.

Вспоминаю момент, когда впервые увидел Майю: рыжее, растрёпанное, странное создание в белых носочках. Даже за деньги на неё не посмотрел бы, а сейчас… Вспоминаю, как она кувыркалась в занавеске, и начинаю ржать. Походу, даже такие ситуации уже не влияют на моё желание её оттрахать. Привык или смирился? Майя вызывает во мне давно похороненное чувство, заставляющее людей гореть и желать чего-то большего, чем просто физическое насыщение.

Уже вечер, а я не делал ни одной остановки, желая исполнить поручение как можно быстрее. И всё-таки папаша темнит. Свои резоны у него имеются, но я впервые уповаю на отцовские чувства, которые способны удержать его от подножки. Или же люди не меняются? Проверять не стремился, но обстоятельства вынудили, а точнее, одно – смерть хорька.

Глок облажался, хотя винить его в жажде мести не стоит. Я бы такое дерьмо тоже на самотёк не пустил, наказав всех и каждого, кто посмел нагадить моей женщине. Имеем то, что имеем, и, исходя из этого, ищем рациональные варианты.

Добираюсь до места за двадцать часов, остановившись у отеля, к которому то и дело подъезжают машины, высаживая и забирая гостей. И если я верно понял, то человек, которому предназначаются документы, – владелец данного строения. Набираю отца, оповещая о прибытии. Проходит двадцать минут, но я остаюсь незамеченным. Ещё двадцать, и я вновь звоню родителю, но номер недоступен. Топчусь около часа, начинаю нервничать, а затем вхожу в отель. Говорю имя администраторам, получая вопросительный взгляд. Человека с такими данными здесь не знают. Вбиваю имя в поисковик – ноль. Вновь набираю папашу, в ответ наслаждаясь женским голосом, оповещающим, что телефон абонента выключен.