Ноги съезжали с каменного саркофага, пальцы соскальзывали с края, обламывая и сдирая ногти до крови, глаза болели от напряжения, но я всё еще упорно пыталась рассмотреть хоть что-то на кладбище, сквозь стену грязной воды.

И вот, когда зрение вроде бы различило смутный силуэт, лежащий среди могил, а внутри всё сжалось от недоверия, в окно бесшумно влезла мокрая лапа!

Когти прошлись по лицу, сдирая кожу, и я взвизгнула от боли! На фоне ее падение на пол стало практически незаметным, как и довольный, гортанный рык притаившегося за стеной гримма.

Я его слышала, более того — чувствовала. Каждой клеточкой своего тела чувствовала! Забившись в угол за саркофагом, не обращая внимания на жжение на щеке, ощущая, как заходится в рваном ритме собственное сердце, я почти наяву видела, как призрак ходит за стеной, обнюхивая заблокированный выход.

Вздрогнула, когда когти полоснули со скрежетом по каменной плите, высекая искры и, кажется, даже закричала, зажимая уши ладонями…

И собственное дыхание оборвалось, когда следом раздался незнакомый вой. Он был другим, новым!

Не призрачный, не хищный, но такой… знакомый?

А потом два абсолютно разных рыка смешались воедино!

Я ушам своим не поверила, когда услышала. А затем, минута, другая, и осознание пришло из ниоткуда: там, снаружи, под проливным дождем, сражались уже два хищника!

Как отодвигала камень от входа, уже и не вспомню. В голове всё перемешалось, руки тряслись, и магия. Хоть и с трудом, но поддавалась. Разум твердил «дура», как и имперский маг недавно, но сердце отчаянно рвалось на волю. Мне нужно было это хотя бы увидеть. Нет, мне нужно было знать!

Но две животных фигуры, сошедшиеся в смертельной хватке меж заброшенных могил, сначала показались сказкой. Кто из них кто, так сразу и непонятно: и ростом одинаковые, и шерсть одинаково мокрая, и хвосты. И рык злой рвется из груди у обоих… до чего же страшно!

И лишь когда молния озарила своей вспышкой двух зверей, стало ясно, что у одной из них до сих пор призрачные алые глаза. А у второй желтые!

— Волк, — не поверив своим глазам, хрипло произнесла, прижимая руки к груди.

И гримм услышал мой возглас. Всего на секунду, но призрачный пес отвлекся, и это мгновение стало решающим. Волк, уже не просто человеческий маг, а матерый, опасный хищник из моих детских кошмаров, впился ему в глотку острыми клыками.

Я не хотела этого видеть и слышать, но звук, как зубы рвут чужую плоть, мне не забыть никогда.

Несколько долгих мгновений на старом кладбище царила тишина. Нет, всё еще шел дождь, барабаня по крышам древних склепов, и шумел потревоженный непогодой многовековой лес. Но у меня на душе гроза уже стихла.

И, как будто во сне, я ступила вперед, навстречу шагнувшему из темноты зверю.

Воплощенному Зверю.

Я сразу даже глазам своим не поверила.

Вроде вот стоит он — мой кошмар наяву.

Огромный, почти с того конягу ростом волк, хищник, самый настоящий. Густая шерсть чернющая, пусть и мокрая сейчас. Клыки в пасти, даже не оскаленной, виднеются, уши к крепкой голове прижаты. Глаза, так часто являющиеся в кошмарах, желтым горят. Страшно!

Должно быть.

А на самом деле — тянет к нему так сильно, что странно даже. Вот он, предо мной: воплощение самых страшных снов, преследующих меня годами, заставляющий просыпаться в холодном поту. Воспоминания, болезненные, яркие, жуткие — как зубы эти смыкаются на моих хрупких, детских еще лодыжках, как леденит кровь вой за спиной…

А нет. Шагаю смело, проглатывая слезы, и пальцами зарываюсь в густую шерсть, и теплое дыхание зверя обдает заледеневшую, промокшую от дождя макушку.

Мой Зверь. Только мой!

И слезы на щеках уже не кажутся такими солеными.

— Ты в порядке? — и тихий вопрос получился как-то сам собой, заглядывая в такие знакомые, невыразимо-теплые желтые глаза. Теплые для меня одной.

И, кажется, я даже успела улыбнуться, когда шершавый язык коснулся моего лица, зализывая глубокие борозды на щеке. Сначала было больно, потом защипало, а после и вовсе, как будто не было ничего!

Но счастье оказалось недолгим. И едва покалывать коже перестало, как Волк, вдруг вздрогнув, стал заваливаться на бок!

Конечно же, удержать такую громадину было невозможным. Но я и охнуть не успела, как вместо хищника у моих ног вдруг оказался мужчина!

— Нет, — невольно замерла, прикрывая рот ладонью. И вовсе не потому, что удивилась. Просто очередная вспышка молний показала очевидное, заставляя буквально рухнуть на колени — на маге просто живого места не было!

— Нет, нет, нет, — шептала, как умалишенная, в исступлении, с трудом переворачивая мужчину на спину. По бледному лицу его пробежала болезненная тень, но в сознание он не пришел. И не удивительно!

Куртка, штаны — они ж держались на честном слове. Всюду, насколько хватало глаз, были рваные следы когтей. И кровь. Много крови!

Ее смывал проливной дождь, но и без того стало понятно — мага мне не спасти.

— Шетан, — едва сумев справиться с эмоциями, крикнула куда-то в пустоту кладбища, едва шевеля онемевшими губами. — Шетан!

Цокот копыт раздался не скоро, непозволительно нескоро для моего измученного сердца, заходящегося от предчувствия беды и тревоги. Крови было слишком много, а моих целительских способностей преступно мало!

Столько ран, столько царапин, отравленных ядом… И мозг, глупый мозг, еще чудом не погрузившийся в панику, выдал единственный пришедший на ум вердикт. Час. Ему остался час, вряд ли больше! И то только потому, что всё рассказанное о гриммах по большей части действительно являлись лишь сказкой.

Будь это правдой, я бы сама давно была должна упасть замертво.

Но как это знание поможет мне его спасти⁈

— Должно же быть, — срывая с седла привязанную сумку, упала на колени обратно в грязь, принимаясь почти без разбора вытряхивать ее содержимое. — Должно же быть хоть что-то!

Но где прикажете взять противоядие от когтей гримма, если его в природе не существует? Нужно хотя бы остановить кровь, но как… Столько ран одновременно ни одно заклятие не возьмет!

Руки тряслись, мысли путались, слезы отчаянья застилали глаза. С каждой секундой я все больше понимала, что поможет лишь чудо. Чудо, которого у меня нет…

Или есть?

— Шетан, помоги, — не понимая, зачем, попросила коня, углубляясь всё дальше в безразмерную сумку одной рукой. Второй попыталась поднять левитацией тело Волка, но сразу получилось плохо.

Мужчина застонал от боли, и я вздрогнула, теряя концентрацию.

К счастью, животина оказалась умнее меня, и поддела безвольное тело хозяина головой, приподнимая. Дальше подхватила я, дрожа и продолжая поиски.

Когда удалось расположить Волка, повиснув, поперек седла, нашлось и искомое — пальцы наконец-то сжали небольшой резной ларчик.

— Да! — не сдержала ликования, подскакивая на ноги, одной рукой сжимая поводья, а другой извлеченное из ларца перо жар-птицы. Последнее из оставшихся. И, почти не думая, произнесла. — Перенеси нас туда, где ему помогут. Я хочу, чтобы он жил!

И земля вокруг завертелась. Закружилась, заметалась, вспыхнула золотистыми искрами…

И исчезла, оставив нас в темном, незнакомом лесу.

В лесу, где ни единой живой души не было!

— Да что же это? — невольно замирая, чувствуя, как с головой накрывает отчаянье, глухо произнесла я, озираясь.

Шетан недовольно всхрапнул. Переступил ногами, взрывая землю, а после и вовсе, чуть не встал на дыбы! Пришлось посильнее перехватить поводья, и погладить лошадиную морду, приговаривая:

— Тише. Ты ему навредишь. Чтобы тут не было, я разберусь. Я нас уберегу, слышишь⁈

И конь послушался, хотя всё еще недовольно стриг ушами.

И причина его волнений стала понятно, когда из теней вековых сосен на полянку, где мы стояли, шагнул могучий владелец этих земель и природный враг всех копытных. То был огромный бурый медведь!