А вскоре к ней и остальные сирены присоединились, откуда-то издалека мягкий фон выводя. И голос Верховной стал глубже, мягче, сочнее, бархатным покрывалом укутывая озябшие плечи. Ее песнь туманила разум, стирая в нем всё без остатка, глушила мысли и пробуждала чувства. Она будто бы звала, просила, умоляла обо всё забыть и пойти к ней навстречу. Хотела, чтобы мы уснули здесь, и проснулись там, в мире грез, где нет проблем, страха и боли.
Она убаюкивала, успокаивала, очаровывала… Увлекала в заколдованный сон. Сон, из которого уходить не хочется. Никому и никогда.
Но Волк стоял на ногах крепко, сложив руки на груди и полностью закрыв глаза. На его лице ничего не отображалось, ни один мускул не дрогнул. Казалось, даже вены на шее не напряглись!
И вдруг он позвал негромко, разбивая ворожбу нечести:
— Ник?
Я изумленно моргнула. И так же тихо спросила, боясь своим дыханием удачу спугнуть и всё испортить:
— Что?
— Ты колыбельную пела лучше.
Я не сразу поняла, о чем он говорит.
И только когда наткнулась на его насмешливый взгляд, брошенный из-под полуопущенных ресниц, взвизгнув, бросилась ему на шею:
— Не поддался!!
Маг легко поймал меня, откровенно посмеиваясь. Он, похоже, собой тоже был очень доволен!
А вот сирена зло выругалась, окончательно обрывая песню:
— Проклятье! Это невозможно!
— Ну как видишь, — не отпуская, посмотрел Волк на нее поверх моей головы. — Твой голос прекрасен, не спорю. Но для меня этого мало.
— Что ж, — взглянув на него как-то… по-новому, что ли, задумчиво проговорила Верховная. Замысловато повела рукой, и пение остальных сирен вдалеке тоже смолкло, и на сей раз уже насовсем. — Раз так, уговор надо соблюдать. Я отпускаю ваш корабль. И сохраню вам жизнь, покуда вы в моих водах. И сестры вас не тронут.
На миг меня охватили сомнения. И всё? Что-то уж просто как-то!
Но всё же из рук мага выпуталась, и даже склонила голову, благодаря сирену:
— Спасибо.
— Мне это радости не доставляет, знаешь ли, — сердито цыкнула на меня Верховная. — Но что поделать, раз уж ты обычаям наученная, а он стойкий такой. Береги его, ведьма. Другого такого, который за тебя хоть в огонь пойдет, хоть в воду, не найдешь. Поверь, я знаю, о чем говорю!
И в воду нырнула, только хвостом на прощание взмахнув!
Я только ресницами похлопала, не сразу поверив.
Всё? Вот теперь точно всё?
Дожилась. Меня водяная нечисть жизни поучить решила!
— Ты решила проверить, утонула она или уплыла? — иронично поинтересовался Волк, когда я, ухватившись за перила и остатки веревок, с опаской выглянула за борт.
— Удостовериться пытаюсь, что всё закончилось, — отмахнулась от него, пристально вглядываясь в мутную воду внизу. Она, вроде, спокойной была, шла волнами, конечно, но не более чем обычно. — От нечисти всего можно ожидать.
— То есть, отвязывать экипаж пока не стоит?
Я невольно прыснула. Да уж, они когда от чар отойдут, и кружком у мачты себя обнаружат, вот смеху-то будет!
— Ага, — весело согласилась я, выпрямляясь. И повернулась к магу, еще толком не зная, что сказать. За этот вечер столько всего произошло, что я даже не знала, с чего начать!
Наверное, он думал о том же. Но как всегда, в его черных глазах прочитать хоть что-то было невозможно. Разве что лицо чуть расслабилось, правда, ненадолго.
Уж не знаю, что именно в нем мне показалось странным, но как-то сразу внутренним чутьем поняла, что не со мной это связано. Нет, Волк смотрел куда-то мимо меня!
А когда и я докумекала повернуться, вслух ругнулись мы оба:
— Черт! Рифы!!
И мы тут же рванули обратно на палубу, спеша как можно быстрее к мостику, на котором стоял штурвал. И подгонял нас уже не ветер, а самый настоящий страх!
Ведь пока сирена отвлекала нас песнями, да разговорами, корабль всё это время медленно, но верно шел прямиком на рифы, торчащие из воды прямо по курсу!
И не обойти их, и не перепрыгнуть никак. Одна надежда — тонкое русло реки, уходящее влево аккурат перед скалистыми пиками, угрожающе торчащими из воды. Но они близко, времени мало, а из нас моряки так себе!
Ну, и, собственно, всё.
Богиня удачи, видимо, устала сегодня крутиться над парусами, и покинула нас, махнув крылом напоследок — добежать-то мы успели, но лишь до лестницы, ведущий на мостик. И едва на нее взобрались, как корабль со всего маху налетел на каменные зубья!
За борт с громким треском посыпались шлюпки, канаты, щепки, обломки и драные паруса.
А вместе с ними мы!
Глава 12
Обмену и возврату не подлежат!
Голова гудела и трещала, что медный колокол тот, на старой часовне, давным-давно разбитый и забытый. И тут раз — вроде тронул его кто по неосторожности, забавы ради! И раздался звук жутковатый, надтреснутый…
Да такой, что всё нутро чуть наружу не вывернулось!
Тошно было — словами не описать.
Уж кое-как я сглотнула опостылевший, мерзкий привкус на губах, но заплывшие глаза с трудом раскрыла. Всё плавало перед ними, конечно. Но хоть что-то разглядеть смогла!
И этим что-то не море стало, и даже не берег, обломками корабля усеянный.
А клетушка с высокими стальными прутьями — сажень косая на сажень обычную, еще и на телеге закрепленная. Словно мы уродцы какие, в цыганском цирке! На полу — прелая солома, крынка с отколотыми краями в углу, да вода в ней затхлая, и две корки хлеба. Вот и всё гостеприимство!
Ну да боги с ним, с угощением этим. А вот Волк, пребывающий до сих пор в бессознательном состоянии, бесил изрядно!
Нас, значит, после кораблекрушения кто-то нашел бессознательных, и подобрал, да явно не с добрыми намерениями. А он тут сладко дрыхнуть изволит!
— Не, не пойдет, — отметив его упавшую на грудь голову, решительно подобралась я. Даже оглядываться по сторонам не стала: одного раза хватило увидеть, что возница занят лошадьми и ничем иным. Путь наш шел через какое-то пшеничное поле, настолько чистое и золотистое, будто с картинки!
И непонятно было, почему наш надсмотрщик так странно зырит по сторонам, и почему, собственно, лошади зашорены. Мы ж не через ров с отвесными стенами пробираемся, право слово!
Странно всё это. Подозрительно!
Да еще и привкус этот на языке, будто кислятина…
Тины я наглотаться успела, или что?
И ведь не помню ничего толком. Только как за борт слетела, и о воду ударилась. А дальше всё, темнота! Как не утонула, как на берегу оказалась, и как в клетушку эту тащили — всё черным-черно в памяти.
— Вставай, — поднявшись, как могла, и, предсказуемо не удержавшись на больной ноге, я плюхнулась прямо на мага, не особо пряча локти. Руки-то за спиной связаны были! И ругаться приходилось исключительно шепотом, чтобы слова нельзя было разобрать из-за цокота копыт и скрипа колес. — Вставай, давай! Нас тут продавать везут, похоже. Сбегать будем, не?
— А зачем? — послышался вдруг едва слышный хриплый смешок, и мою талию тотчас обвила хитрая мужская рука, сумевшая невесть как освободиться из пеньковых пут. — Тебе неинтересно?
— Неинтересно что? — опешила я. Даже дышать от такой наглости забыла! Разве что глазами глупо хлопала, пока сильные пальцы неспешно, даже лениво, гуляли по моей спине, а мужской голос тихо щекотал ухо. — Моя судьба?
— Наши пленители, — с чуточкой укоризны поправили меня. И вдруг голос мага чуть погрубел. — Ты магию не чувствуешь?
И тут я снова призадумалась.
А ведь да. Есть тут что-то такое… противозаконное! Только никак не могу взять в толк, что именно. По запахам и ощущениям — странность на странности и странностью погоняет, и не более того.
А там, на самом деле, кто разберет?
Мне, как ведьме, до подобного дела нет — не мои земли, и не мой интерес. Но Волк — совсем иной случай. Его империя, его вотчина, его право и его обязанность. Кому, как не ему, незаконное колдовство расследовать и виновных карать?