Вскрикнув, я проснулась, подскакивая. Вот только сидеть я должна была на кровати, но оказалась почему-то на полу! Кровати, на которой засыпала, и близко не было. Голова болела и кружилась, во рту осел вязкий привкус, а какой-то странный запах мешал вздохнуть толком. Перед глазами и вовсе, какая-то мутная пелена стояла.

И лишь позже осознание пришло — это не пелена вовсе. А дым, самый настоящий!

Кое-как я попыталась встать, сначала хотя бы на четвереньки. И едва оказалась на ногах, как тут же и рухнула — подвела больная ступня. Да не просто упала, а как назло, обо что-то головой приложилась. То ли стол какой-то, то ли стеллаж или еще что. И вдобавок ко всему остальному, в ушах воцарился тягучий звон!

Крохотная, незнакомая комната вместо спальни, и без того плавающая перед глазами, стала угрожающе качаться. Дыма с каждой секундой становилось всё больше, тяжело дышалось даже на полу.

Кое-как сдерживая дерущий горло кашель, я попыталась повернуться на бок, в сторону света. Едва в него вгляделась и охнула — не свет то был. За единственным крохотным оконцем вовсю плясало оранжевое пламя!

И оно же ярко освещало толстые, чугунные решетки за оконной рамой.

С ужасом понимая, что нахожусь я далеко не в гостевом флигеле, я снова попыталась встать. Висок щипало и саднило, легкие уже начинали болеть, а голова ходила кругом. Сосредоточиться в таком хаосе, всё равно что воду через решето таскать. Как бы я не старалась дым разогнать, ничегошеньки не получалось! Пыталась и пламя нащупать своими силами и угомонить, но всё без толку. Это не магический огонь был, а кем-то просто разожженный! Для него внимания больше требовалось, и времени. А его как раз не было!

Надо выбираться отсюда, и быстро. Да только как?

Спотыкаясь о вещи, раскиданные по полу, почти на ощупь, я кое-как добраться до двери сумела. Толкнула, дернула, даже кулаком приложила, как могла! Но всё без толку.

Я оказалась заперта.

В какой-то момент, пока я без толку билась в закрытые двери, старые, с облезлой краской, за спиной раздался звон — это от жара лопнули стекла. Вместе с воздухом в комнатушку ворвалось пламя, а с ним тяжелый, удушающий дым. Легкие скрутило очередным спазмом, обжигая, в глазах потемнело, и я без сил рухнула на пол.

И почему-то последним, что услышала, перед тем как чувств лишиться, стал далекий волчий вой…

— Может, хватит уже?

— Нет.

— Волк, — и тут послышался тяжелый вздох, да такой знакомый! — Сидя у кровати, ты ей не поможешь. Только себя изведешь.

— И?

— Упрямый… Ну, хоть поешь. Ника мне голову оторвет, если ты рядом сляжешь. Что мне ей сказать, когда она очнется? Он выжил в огне, но героически подох от изнеможения?

— Скажешь, что посчитаешь нужным.

— Волк…

— Оставь, Ирбис. Я не хочу есть.

— Слушай, — где-то раздались приближающие шаги, а затем усталый вздох уже совсем рядом, хотя и всё равно очень смутный, едва ли не как под водой. — Ты волнуешься, понимаю. Я тоже. Но Ника крепкая, еще и не из таких передряг выбиралась.

— Я бы предпочел, чтобы она в них не попадала.

— Я тоже, Волк. Я тоже…

Не выдержав першения в горле, я всё ж таки закашлялась, просыпаясь окончательно. И даже попробовала открыть глаза, что получалось плохо — как будто пелена какая разлилась перед ними. Но что почувствовала сразу, так это нежный, но насыщенный, фруктовый аромат, доносившийся как будто отовсюду одновременно!

— Никуша, — раздалось сначала очень мутное, как сквозь вату в ушах. А потом в них что-то щелкнуло, и я услышала ясное, мурлыкающее. — Очнулась, душа моя!

— Скорее уж воскресла, — хрипло, как больная ворона, произнесла, пытаясь разглядеть хотя бы потолок. Очень уж хотелось глаза протереть, чтобы от мутной пелены избавиться, но внезапно оказалось, что собственные руки двигаться не хотят. Пришлось, как тот пенек, просто моргать пересохшими глазами.

И вскоре зрение, нечеткое, еще зыбкое, но всё ж вернулось.

И первым, кого я увидела, стал сидящий у кровати Волк. Да… спокойный такой, даже не хмурый.

Вздыхала я уже привычно:

— Ругаться будешь?

— А есть смысл? — иронично вскинул бровь черноволосый маг. А после, явно подавив хмык по одной глупой ведьме, спокойно протянул руку, чтобы положить ее мне на лоб. — Как себя чувствуешь?

— Как сушеное яблоко, — честно призналась я. И невесть от чего решила пожаловаться, да жалобно так получилось, что сама от себя не ожидала. — Голова болит.

— Еще б она не болела, — послышалось кошачье фырканье сбоку, и, кое-как повернув голову, я все ж таки разглядела недовольного Ирбиса. Он рядышком витой каменный столбик подпирал, пока Волк, хмурясь, взял меня за руку и, зажав запястье пальцами, принялся считать пульс. — Дымом ты надышалась знатно. Еще и напоили тебя черт знает чем. Ты что-нибудь помнишь?

— Молоко горчило, — смутно припомнила я. Все воспоминания как будто плавали, и казались очень далекими. — Думала, что подгорело. Ты отправил?

— Отправил-то я, — зло хмыкнул беловолосый маг. — А вот что туда сыпанули по дороге — неизвестно.

— Полынь, — вместе с Волком я тоже свои удары сердца считала. Получалось плохо, конечно, но выводы сделать смогла. Зазря, что ль, столько лет учебе отдала? — От того я и проснуться не могла, и силами пользоваться. Похоже, кухарка меня за нечисть приняла.

— Она же не для людей, — напомнил мне Волк. Руку он мою в покое уже оставил, и теперь, стараясь сильно не тревожить и без того больную голову, осматривал висок, бережно, аккуратно прикасаясь к, по всей видимости, ране.

Ну, точно. Я же когда падала, обо что-то треснуться ухитрилась!

— Только что сорванная — да. И сушеная тоже, — едва дыша, ожидая боли от уверенных, теплых пальцев, просветила я. Правда, зря только ежилась, ничего страшного Волк так и не сделал. — А вот если в питье насыпать, да еще и много, любую ведьму с ног собьет. Лекарство сверх меры — яд для кого угодно.

Маги между собой переглянулись, как бы разговаривая без слов.

А я, наивная, в это время сесть попыталась. Только куда там! Сил так мало было, что я обратно на подушки откинулась, застонав:

— Что ж так плохо-то?

— А ты как хотела, душа моя? — с сочувствием изумился Ирбис. — Скажи спасибо, что Волк успел вовремя, и ты вообще жива осталась.

Я с удивлением посмотрела на обоих мужчин. Это значит… значит, тот волчий вой мне не почудился?

— Тебя сначала отравили, — снова протянув руку, черноволосый маг неуловимо-нежным движением большим пальцем стер пот, выступивший над моей верхней губой. Голос его звучал с привычной хрипотцой, но как-то очень уж невесело. — Унесли в лес, и там, в заброшенном доме, пытались сжечь.

— Но, — прозвучало это очень странно и жутко, но я всё еще не понимала. — Кому это надо? Лису?

Волк неожиданно прикрыл глаза, скрывая все эмоции в них. Вместо него ответил такой же хмурый Ирбис, сунувший руки в карманы белоснежных же, по обыкновению, штанов:

— Да если б. Никуш, при всей ситуации, Лис кровно заинтересован, чтобы ты осталась жива и невредима. Тут всё намного проще — это сделали местные. На некоторых ведьминский приворот подействовал куда сильнее, чем мы думали. И некоторые мужики решили отомстить за свою потерянную «любовь». Дождались ночи, пришли за тобой, а ты, благодаря кухарке, даже не проснулась. Хозяйский флигель палить они побоялись, в особняке было слишком много магов. На помощь пришла заброшка, когда-то играющая роль охотничьей усадьбы.

— Это не их вина, — тяжело вздохнула я, невольно ежась. Разом как-то вдруг прохладно стало даже под одеялом… Или мне только так показалось? — Это всё ее магия поганая. Их лечить надобно, а не судить.

— Еще чего, — зло усмехнулся Волк. — Еще скажи — простить и забыть.

— Но они же…

— Не стоит, Никуш, — вмешался непривычно-категоричный Ирбис, гася на корню все возможные пререкания по этому поводу. — Покушение на тебя — не то, что мы можем спустить с рук. С кухаркой еще пусть новый владелец особняка разбирается. Но об остальном даже не проси. Лучше скажи, чем тебя лечить, красивую такую. Наша магия бессильна, а местным лекарям Волк не доверяет.