— Ты придешь за мной? — спросила она, подняв голову к его лицу. Олег знал, что теперь у него три дня на то, чтобы жениться на ней, либо… умереть.

Он молчал. Сердце билось часто и не хотелось отпускать девушку. Он взял в ладони ее прекрасное лицо и нежно коснулся губ. Она положила голову ему на грудь, и так они стояли, думая каждый о своем. Олег думал о том, что утром они с князем выезжают в северные земли. Он — воин. Витязь княжеской дружины. У него битвы, да войны через день. Какая ему сейчас семья? Но как же не хотелось выпускать из рук обретенное счастье.

Олег крепче прижал к себе девушку. Она спокойно и мягко приняла его молчание. Потом отстранилась, развязала тесемки плаща, протянула плащ Олегу и сказала:

— Теперь ступай, Витязь.

Олег пошел. Обернулся через секунду:

— Как звать-то тебя?

Берег был уже пуст. Легко, хмельно и сладко было в теле после ночи с ней, но на сердце Олега легла печаль от неизбежности расставания. Забрать бы ее с собой. Полюбилась она ему.Повернулся и пошел дальше.

— Василиса, — донеслось от озера.

— Василиса, — не оборачиваясь, повторил Олег, и сладкий озноб прошел через все тело, проник под кожу, впитался разом и в сердце, и в душу.

Настя потянулась и сладко зевнула, уставившись взглядом в деревянную потолочную балку. Выспалась. В комнате было светло. «Интересно, который час?», — поднялась и выглянула в окно. За окном Василиса закончила доить корову, встала с низкой чурки, подхватила деревянное ведро и пошла в сторону крыльца. Корова замычала, козы ей ответили разноголосым блеянием. Василиса открыла калитку за сараем и по очереди вывела скотину на лужайку, на длинных веревках привязала к забору, при этом разговаривала с животинками, как с существами разумными.

Настя поймала себя на мысли, что она здесь уже очень давно и удивилась непонятно откуда взявшемуся странному ощущению. Как такое может быть, ведь она пробыла здесь всего один день? Несмотря на постоянные стрессы из-за непонятности происходящего и нервозность из-за Ванечки, у нее возникло теплое переживание, что она здесь дома. Ну, или в гостях у бабушки, хотя Василиса для ее бабушки явно слишком молода.

Надев выданные ей Василисой рубашку с вышивкой и темно-голубой сарафан, Настя покрутилась у старинного зеркала в тяжелой медной оправе, осталась довольна своим видом и спустилась в кухню.

Василиса уже хлопотала здесь. Процеживала принесенное с улицы молоко, разливала по крынкам. Одну поставила на стол, другие убрала в холодный шкаф.

— Доброе утро! — поздоровалась Настя.

— Здравствуй, Солнышко! — улыбнулась ей хозяйка терема. — Ты больно рано встала для городского-то жителя, — вытащила из печи чугунок с тыквенной кашей, из ледяного шкафа сметану и творог.

— Василиса, чем я могу помочь? — осматриваясь, спросила Настя.

Василиса достала из сундука чистое полотенце.

— Дел у нас и вправду, невпроворот, девонька, — подала полотенце Насте. — Умывайся, позавтракаем и начнем. Все расскажу.

Весь день Василиса с Настей смешивали сухие травы, раскладывали их по холщовым мешочкам, упаковывали в берестяные короба. Настя предложила на каждый мешочек повесить какую-то бирочку — кусочек ткани, ленточку другого цвета, чтобы не перепутать сборы, или делать мешочки из ткани разного цвета, на что Василиса только весело улыбалась, быстро смешивая травы в деревянном корыте. «Она, поди, их по запаху различает», — подумала Настя, в очередной раз отворачиваясь, чтобы чихнуть.

— Завтра на ярмарку поеду, — делилась планами Василиса. — Кузьма Лукич — Леший наш, с утра заходил, предложил подвезти. Вот удача! Трав-то у меня заготовлено с избытком, да и зелья в зачарованных сосудах простаивают. А так разом все и продам! Да и людям какая польза! — радовалась женщина.

— Василиса, а можно мне с тобой на ярмарку? — загорелась Настя. — Она ведь в городе будет проходить?

— В городе, — кивнула Василиса. Посмотрела на Настю задумчиво. — На центральной площади палатки поставят, торговые ряды. Съезжаются туда купцы, торговцы, ремесленники со всех окрестностей. Да и из отдаленных деревень тоже приезжает люда разного много. И заморские гости бывают, что на север путь держат. Можно продать свой товар и посмотреть чужой, сделки заключить, соглашения.

— Ваня сейчас в этом городе? — Настя забыла перевязать мешочек с травой, затаив дыхание, ожидая ответа. Василиса прочитала в ее взгляде смесь надежды и отчаянья.

— Нет, — вздохнув, качнула головой. — Ваня уехал дальше на север, через дремучие леса. Там уже не мои леса, Настя, чужие. А на ярмарку поедем, если хочешь. Сподручнее вдвоем-то, что ни говори. Да и не сидеть же тебе теперь затворницей, развеешься.

Вечером вместе доили корову. Василиса просто и понятно объясняла, что нужно делать и зачем, а Настя быстро схватывала, желая помочь и быть хоть чем-то полезной.

Утром встали ни свет ни заря. Прибрали и отправили пастись скотину, наказали белому волку Снежку охранять терем, погрузили приготовленный с вечера скарб на телегу.

— Настюша, а где маленький зеленый сундучок? — Василиса придирчиво оглядывала погруженное в повозку хозяйство: небольшие сундучки со всевозможными зельями, берестяные короба с сухими травяными сборами в холщовых мешочках, несколько деревянных ящиков с молодильными яблоками, зарытыми в солому. — Глянь, должно быть, на крыльце оставили!

Настя побежала вверх по ступеням крыльца. Так и есть, сундучок стоял на верхней площадке у самой входной двери. Ухватила за верхнюю ручку и потащила вниз, к телеге Кузьмы Лукича — того рыжебородого мужика, что приносил к Василисе олененка. Леший подхватил сундучок у нее из рук и поставил на телегу.

Кобылка стояла почти смирно, прядала ушами, размахивала хвостом, отгоняя мух, и терпеливо ожидала, когда люди будут готовы отправиться в путь через лес. Настя уселась на телегу, и возница, чмокнув губами, дернул поводья: «Пошла, Ромашка!».

Василиса заперла ворота изнутри и вышла через калитку, уселась на телегу рядом с Настей. Деревья расступились, открывая прямую, ровную дорогу. Настя, не веря глазам, обернулась, пытаясь посмотреть вперед, куда дорога ведет? Но впереди был тупиковый лес, и Настя так и не смогла разобрать, в какой момент впереди открываются следующие пятьдесят метров.

— Чудеса! — выдохнула девушка, взглянув на Василису. — Но я начинаю привыкать.

Василиса усмехнулась:

— Можно было, конечно, в ступе лететь, но в ней много не унесешь, да и спрятать ее где-то нужно будет. А так проще, — махнула рукой.

После чего Настины глаза стали размерами с блюдца, а Василиса, глядя на нее, весело рассмеялась.

— Давай-ка я тебе косу заплету, Настюша, — повернулась Василиса к Насте, вынимая из кармана вышитого передника синюю ленту. — А то негоже с распущенными волосами на люди казаться.

Вскоре темнохвойный лес стал перемежаться мягколиственным: ясень, ольха, липа, дубы и клены стали встречаться все чаще. Травами пахло сочно, одуряюще, с тонкой примесью сосны и утренней свежести. Птичьи трели звенели все громче, разбуженные проникающими в лес солнечными лучами. Деревянные колеса телеги мягко катились по толстому слою прошлогодних прелых листьев, устилавших зеленый мох.

Доехали быстро. Лес, в последний раз сомкнувшись на Настиных глазах, неожиданно перешел в неширокую лесную дорогу, накатанную колесами телег. Впереди между дубов уже можно было рассмотреть высокие крепостные стены на крутом берегу широкой реки. Настя с интересом рассматривала все, что происходило вокруг. У нее возникло ощущение, что она не в современном мире, а где-то в далеком прошлом. В учебниках по истории она видела такие стены у городов.

Подвесной деревянный мост через ров был опущен. Длинная вереница обозов тянулась в город через отверстие открытых ворот безостановочно. Желающих попасть на ярмарку было с лихвой. Дорога пошла вдоль трактиров и сапожных мастерских, ткацких фабрик и кузниц. Дома деревянные, одноэтажные. Дороги выложены камнем. Отовсюду слышался стук, скрежет, звон. Рабочий люд уже не спал, несмотря на ранний час. Город просыпался и гудел, как улей.