Иван понюхал содержимое кружки.

— Боярышник, пустырник, ромашка, чабрец, валериана, мята перечная? — сходу назвал перечень узнаваемых трав Иван. Вопросительно взглянул на женщину. Та кивнула и улыбнулась:

— Шиповник, хмель, тысячелистник, душица, хвощ полевой. Сама все собирала, сушила.

— У меня давление поднялось, что ли?

— И давление тоже, — кивнула женщина, расставляя в буфет посуду. — Меня Василисой зовут, — обернулась к Ивану. — Сиди, сиди, ты — Иван, я знаю.

— Олег, — подал руку подошедший мужчина. Иван все же поднялся и представился, пожимая лопату — ладонь бородатому дядьке. Значит, все же не знакомы, а он-то уже перепугался, что не помнит их.

— Почему я здесь и как сюда попал? — спросил Иван, переводя взгляд с одного нового знакомого на другого. Василиса с Олегом переглянулись.

— Я привела тебя, Ваня, ты не помнишь? — спросила Василиса, вглядываясь в лицо молодого человека. Иван отрицательно качнул головой.

— Ничего не помню, — потёр ладонями лицо. — Девушка какая-то снилась. Знаю, что родная, знакомая… А кто она — не могу вспомнить. Амнезия просто какая-то!

— Дело такое, — начал Олег, облокотясь о стол. — Я служу воеводой и опекуном при малолетнем князе. По моей вине жизнь мальчика сейчас находится в опасности. Выживет ли он, зависит от тебя, Иван. Ты — его потомок по мужской линии. Волхв готов провести обряд, но понадобится твоя кровь, порез на ладони, скорее всего.

— Тогда почему мы здесь сидим? — поднимаясь, повысил голос Иван. — Где мальчик? Давайте, я его осмотрю!

— Путь неблизкий, — Олег слегка улыбнулся, радуясь, что парень готов ехать на помощь сам, без убеждений и уговоров. — Присядь, Иван. Пообедаем и будем выдвигаться. А пока давай я тебе расскажу еще об одной подробности. Это станет для тебя новостью, я уверен. Ты можешь оборачиваться медведем.

Иван закашлялся, поперхнувшись травяным отваром: «Каким медведем?! Что за бред?!», и уставился на собеседника, ища в его лице подтверждение тому, что он шутит. Собеседник не шутил.

— Неприятность кроется в том, что ты это делаешь самопроизвольно, не по собственной воле, — объяснил Олег удивленному парню. — Это оттого, что ты не занимался этим с детства, не тренировался. Способности есть, а навыка нет. Но ты не печалься. Ехать мы будем долго, я тебе все расскажу и объясню, как справляться с таким оборотом. Заодно и потренируемся.

Пообедав, мужчины оседлали, приведенных Олегом с луга, коней, и выдвинулись по, раскинутой Василисой, короткой и ровной дороге в сторону реки, к лагерю, где расположился отряд Олега.

Василиса прошла рядом с ними небольшой путь, скатертью разворачивая дорогу вглубь леса, и осталась стоять, проживая гамму смешанных чувств: радости — оттого, что смогла-таки помочь Олегу отыскать и доставить живого потомка князя и теперь оставалась надежда на то, что маленький князь будет жить. И горького раскаяния от содеянного: ведь там осталась любимая Иваном девушка, которую он теперь её стараниями не может вспомнить. И девушке этой, виденной Василисой там, в том мире, еще предстоит узнать, что её любимый не вернется из поездки. Боль её Василиса уже сейчас проживала как свою, смахнув непрошенную слезу, вспоминая последнее крепкое прощальное объятие Олега.

— Пойдём домой, Снежок, — потрепала по загривку, подсунувшего морду ей в ладонь, белого волка.

ТЕКУЩЕЕ ВРЕМЯ. КНЯЖЕСТВО ИГОРЯ.

Любогнева стояла в торговом ряду у лотка с лентами и кружевами, тонкой рукой лениво перебирая новый товар. Продавец — смазливый парнишка, ее ровесник — бойко нахваливал искусное плетение кружев и заморский шелк лент. Любогнева скучала. Все-то у нее было. И ленты новые разноцветные мотками в сундуках пылились. И кружева ей батюшка — купец Игнат Савелич — на прошлой неделе из столицы вернувшись, привез. Краше и не сыскать! Не чета местным! А все не то. Хотелось чего-то этакого! Чего конкретно, Любогнева и сама толком не знала. Думать она вообще не привыкла, да и незачем, коли за тебя няньки да мамки давно все продумали. И теперь вон ждут ее, вокруг толпятся, сычами поглядывают.

Хотелось чего-то, чтобы вот прям, ах! Взгляд ее, бездумно блуждая, упал на широкую спину и русые кудри прошедшего мимо высокого молодца в богатой одежде. Сердце девушки ёкнуло и забилось быстрее. Воздух встал поперек горла. Нежные руки судорожно сжали ткань кружев. Парнишка-продавец едва сумел разжать ее побелевшие пальцы, освобождая плененный товар.

— Хочу! — гортанно произнесла Любогнева, наконец, выдохнув. Продавец тут же начал скручивать и протягивать ей выбранные ленты. Любогнева в ярости отшвырнула предложенные тряпочки. — Да не это! Болван! Замуж хочу!

Опешивший парнишка-продавец долго еще стоял, открыв от изумления рот, после того как высокая черноволосая девица, с грубыми чертами лица и курносым, высокомерно вздернутым носом, удалилась восвояси.

Толпа нянек тронулась следом на почтительном расстоянии, однако же, не выпуская из виду своенравное дитятко.

«Кого же мне выбрать?», — кусая тонкие губы, размышляла Любогнева. — «Севку давно мне батюшка подсовывает, хочется ему с Севкиным отцом капиталы объединить, да и Севка на меня поглядывает. Только большого ума не надо, чтобы понять, что Севке не я нужна, а моё приданое. Венька — сын батюшкина приказчика — хорош, да больно до денег падок, ему и моего приданного мало будет, хоть сам по себе никчемушный. Деян…», — кровь моментально прилила к высоким скулам Любогневы. Не приведи Боги, батюшка прознает, что она позволяет себе с ним в конюшне. Ну да это пустое, никогда не выдаст её отец за конюха. А её маленькие шалости — ну дала красивому конюху пару раз себя приласкать, — чудом удалось ускользнуть от своих надсмотрщиц! — так что с того? С её-то приданым любой дурак на ней женится и никогда не вспомнит, девка она была, али нет. Еще батюшке руки целовать станет, да благодетелем называть. А батюшка не узнает, откуда ему узнать? Она будет осторожной. Нет, ей нужен муж, чтобы всем на диво! Чтобы все знакомые от зависти с треском полопались!

— Авдотька! — отворив в сени дверь, крикнула свою сенную девку Любогнева. — Распусти мне косы! Отдыхать буду.

Шустрая, смешливая служанка живо заскочила в горницу и стала разбирать головной убор Любогневы.

— Ой, барынька, — прыснула от своих мыслей служанка, — что Грунька-то сегодня сказывала! У князя-то нашего родственник сыскался! Воевода, стало быть, его в город-то и привёз. Люди сказывают, молод, да хорош собой! Мы с Грунькой завтра побежим на княжеский двор, смотреть на добра молодца! — Авдотья заливисто захохотала. — Вдруг, какую из нас заприметит?! Какие ему девки больше глянутся, стройные, али грудастые?! — подчеркнула свои пышные формы девица.

Лицо Любогневы перекосило от злобы. Ей тоже жутко захотелось побежать посмотреть на вновь прибывшего княжеского родственника, но нельзя же себя ронять до уровня Груньки с Авдотькой.

— Да он на вас — дур и не глянет! — злобно сверкнув глазами, выплюнула она с перекошенным книзу ртом.

— А вдруг да глянет?! — не унималась веселая, привлекательная служанка. — Уж больно нелюдим, сказывают. Никого пока не приглашали гостей-то. Ни с кем не знакомили.

— Брешешь! — зыркнула недобрым взглядом Любогнева.

— Не сойти мне с места, коли набрехала! — искренне возмутилась служанка. — За что купила, за то и продаю! — фыркнула. — Сказывают, холостой! — снова расплылась в мечтательной улыбке Авдотья. — Кого же за него просватают? Знатную, али богатую?

Любогнева замерла, затаив дыхание. Кажется, даже сердце в эту секунду у неё перестало биться. Вот, где ей место! «Княгиней хочу быть! А коли и не княгиней, так хоть жить в княжьем тереме, да с молодым мужем в шелках купаться!», — подвела итог своим мечущимся мыслям Любогнева.

Конечно, шелков ей батюшка и сейчас не жалеет, а вот молодой красивый княжеский родственник — самая что ни на есть ей партия подходящая! Кому, как ни ей?! По богатству приданого нет ей равного в округе. Батюшка расстарался: две дюжины перин лебяжьего пуха, простыней, да скатертей расшитых не счесть, посуды расписной — шкафы ломятся, а уж жемчугов да каменьев самоцветных для неё батюшка никогда не жалел, хоть лопатой греби. Любого зятя запросы насытить сможет, даже такого родовитого.