Тогда я впервые ощутил, что грядут перемены. С тех пор богословское академическое сообщество стало гораздо более открытым для широкого спектра взглядов, включая адвентистские. Терпимость и открытость, свойственные постмодернизму, дают адвентистским богословам возможность поделиться своими уникальными адвентистскими воззрениями с остальными. И такой обмен идеями и мнениями полезен для всех. Я думаю, что эта терпимость появилась тоже не без Божьего участия.
Терпимость к противоположному мнению
Еще одной замечательной чертой постмодернистского сознания служит его способность быть терпимым к противоположному мнению. То, что истинно для вас, может быть очень далеко от истины для меня. И однако же оба эти взгляда на истину могут быть приемлемы и восприняты как обоснованные в постмодернистской среде. И этим она сильно отличается от логической замкнутости модернизма.
Древнегреческие философы считали, что противоположность истины — это заблуждение. Если вы принимали что–то за истину, а кто–то другой говорил нечто совершенно иное, то это означало, что тот другой заблуждается и достоин осуждения. Эта установка служила важным философским основанием для самоуверенности модернизма.
Научный модернизм отличался четкой логикой в греко–западном ее понимании. А греческая логика не допускала истинность обоих противоположностей. Поэтому в секулярном модернизме из двух конфликтующих претензий на истинность правой могла быть только одна. В сочетании с принципом, обязывающим все подвергать сомнению, это означало, что наука доказывала неправоту одних идей с тем же упорством, что и правоту других.
А вот еврейская логика, выраженная в Библии, могла рассматривать противоположные идеи не в плоскости «истинно–ложно», а в рамках напряженности между двумя полюсами. Скажем, учение о природе Христа не укладывается в греческую однозначность. Христос есть на 100 процентов человек и на 100 процентов Бог. Для греко–западной логики это недопустимо; она рассматривает такие утверждения, по определению, как полную несуразность. Тогда как Библия считает оба этих аспекта Христовой природы в равной степени истинными.
В том же ряду можно упомянуть новозаветное учение о примирении с Богом во Христе, дабы мы могли примириться с Ним (см. 2 Кор. 5:18–20). Этого греко–западной логике никак не переварить. Кроме того, Библия учит, что мы спасаемся исключительно по вере, независимо от дел, но при этом никто не будет спасен без дел. Даже христианские модернисты никак не могли этого понять и принять!
Постмодернистское неприятие однозначных категорий греческой логики возвращает мир к более еврейским логическим построениям. Благодаря этому постмодернистам, пожалуй, проще понять Библию, чем предыдущим поколениям. Случаи некоторой логической напряженности библейской мысли воспринимаются более естественно в постмодернистском контексте. И это тоже играет свою положительную роль.
Духовность
Хоть я и считаю, что постмодернизм следует включить в общее понятие секуляризма, у меня нет сомнений, что нынешнее молодое поколение более духовно, чем предшествующее. Двадцать пять лет назад, если кто–то из спортсменов, политиков или голливудских звезд говорил о своей вере, на него смотрели с ужасом, а иногда и подвергали остракизму. Считалось хорошим тоном не упоминать в публичных высказываниях ни о религии, ни о политике. Во многих богословских сообществах было непринято молиться и говорить о своей вере, поскольку это могло оскорбить богословов иного вероисповедания или вовсе без оного.
Однако это повсеместное стремление умалчивать о Боге — уже в прошлом, по крайней мере в Северной Америке. Спортсмены, политики и актеры открыто говорят о своей вере. В богословских сообществах люди все более искренне высказывают свои личные религиозные убеждения — чего я от них совсем не ожидал. Хотя постмодернисты с большим подозрением относятся к традиционным религиозным институтам и Библии, они открыты для духовных дискуссий со всяким, кто знает Бога и кто может научить других, как Его узнать. Формы постмодернистской духовности бросают вызов традиционной религии, но в целом в западном мире сейчас гораздо больше веры, чем несколько десятков лет назад.
Поэтому, благовествуя постмодернистам, необходимо начинать с личного опыта. Если истины, которые вы стремитесь выразить, не изменили вашу собственную жизнь, не рассчитывайте, что постмодернисты ими всерьез заинтересуются. Если же то, чему вы учите, повлияло на вас самих и принесло заметные результаты, постмодернисты с меньшей вероятностью отвергнут ваши попытки донести до них суть Евангелия. Какую бы духовную истину вы ни открывали постмодернисту, она должна быть практической и достоверной.
Истина «в рассказе»
Как мы уже увидели, постмодернисты не ищут истину в церкви, в Библии (в традиционном ее понимании) или в науке. Они ищут истину в сообществе и в обмене мнениями, «рассказами», с другими людьми. Но и это не так уж плохо. Концепция истины как рассказа позволяет нам внести существенную поправку в традиционное для модернизма использование Библии.
В эпоху модернизма люди относились к Библии как к золотоносному руднику, а не как к повествованию. Она воспринималась как залежь руды, из которой можно было добыть «доказательные тексты» или самородки вечных богословских истин, а затем «собрать» их в стройные системы. На практике Библия как таковая истиной не была; истину нужно было «добывать» из Библии. Увы, в процессе «добывания» слишком часто случалось так, что библейские «истины» принимали образ их толкователя.
Модернистов часто удручало, что люди с трудом воспринимают истины Библии. Их бы больше устроило, если бы Библия была написана в форме систематического богословия или как четкое и последовательное изложение фундаментальных доктрин. Что говорить: ведь мы и вправду, открыв Библию, не сможем найти там четко прописанные двадцать восемь основных пунктов адвентистского вероучения. Напротив, Библия представляет собой собрание повествований, поэм и разрозненных личных писем. Библия предлагает нам рассеянные по ее страницам фрагменты общей картины, и ей зачастую не хватает той черно–белой определенности, которой требуют от нее многие христиане. Многие отрывки и учения Библии смутны и туманны. Порой так и хочется воскликнуть: вот если бы Бог был чуть более последователен в изложении Своей истины!
Я не знаю точно, что было у Бога на уме, когда Он руководил формированием библейского канона, но смею предположить, что Библия вышла именно такой, какой Он ее задумал. И лучше не сетовать о том, отчего она не такая, как мне хочется, а воспринимать ее такой, какая она есть, и стараться понять, что она говорит нам о Боге. В провидении Своем Бог решил сделать ее в основном сборником рассказов, а не последовательным перечнем тщательно очерченных учений. А если так, то постмодернизм может дать нам прекрасную возможность в полной мере изучить, что говорит нам Библия о Божьем характере и Его намерениях. Я не могу не увидеть в этом руку Божью.
Однако имейте в виду, что постмодернисты ценят свои собственные выводы более, нежели ваши. Поэтому они уверуют только в тот «рассказ», который стал реальностью для них лично. С помощью Духа Святого они смогут воспринять наш искренний, пропущенный через сердце рассказ о вере и наши переживания как свои собственные. Когда люди принимают то, что говорит другой, они становятся учениками, и у них появляется желание все больше и больше походить на рассказчика.
Заключение
По причине немалых трудностей, которые доставляет постмодернизм традиционному христианству, многие искренние верующие считают, что его надлежит отвергнуть как орудие великого обольстителя. Но, как мы увидели в этой главе, в постмодернистской эпохе есть много аспектов, способных сыграть для христианской проповеди положительную роль. Бог не прекращает свидетельствовать о Себе, какая бы эпоха ни была у нас на дворе. Ныне, как и в прошлом, Он производит сдвиг в современном мировоззрении. И нам нужно суметь воспользоваться возможностями, открывающимися у нас на пути. Ради этого, собственно, я и пишу эту книгу.