По инерции Кирилл прошёл ещё несколько ступенек, остановился и тихо застонал. Чёрт, и что теперь делать? Как предупредить?

И тут, к счастью, он вспомнил. Сашка! Ну, конечно же, Сашка Поляков! У него есть отметка в пропуске. И он как раз тут, рядом. У Катьки! Вот кто может помочь!

И Кир что есть мочи припустил наверх, к Кате, твердя про себя одно: «Только бы успеть!»

***

— Короче, такие дела. Давай, надо как-то гнать наверх, предупредить!

Кир, торопясь и сбиваясь не лучше Лёхи Веселова, которого совсем недавно клял на чём свет стоит за невнятное объяснение, вывалил новость на Сашку и на Катю. Катя сидела на краю кровати, зябко кутаясь в халатик, а Сашка стоял рядом, нервно пытаясь справиться с пуговицами на рубашке. С его щёк ещё не сошел смущённый румянец — кажется, Кир влетел к ним абсолютно не вовремя, — а пальцы подрагивали.

— Погоди, Кир. Ты ему веришь, этому Веселову?

— Да он тупой, как пробка. Ему б такое не в жизнь не придумать. Слушай, хватит тут разглагольствовать, пошли давай.

— Куда вы пойдёте? — подала голос Катя. — Ты, Кирилл, на часы смотрел. Лифты уже не ходят. Четыреста этажей пешком?

Кир побледнел. Про это он тоже как-то не подумал.

— Да даже если б и ходили, — Сашка нахмурился. — Павла Григорьевича всё равно наверху нет. Ты забыл, он по телефону с кем-то разговаривал.

Чёрт! Кир во все глаза уставился на Сашку. Точно же. Савельев говорил про какую-то встречу, кажется в девять часов. А сейчас? Сейчас уже девять.

— И чего теперь делать? Что, так и будем сидеть? — Кир посмотрел на Катю, потом на Сашку. — Пошли! Ну чего ты? Струсил, да?

Испуг, смешанный с растерянностью, мелькнувший в глазах Сашки, заставил Кира презрительно скривиться. А, да чего вообще с ним разговаривать. Кирилл вспыхнул и резко развернулся, но убежать не успел. Сашка схватил его за рукав.

— Ты точно уверен, что эти двое, как их… Татарин с Костылём говорили про Северную станцию? Она же разрушена. Что там делать Павлу Григорьевичу, да ещё и поздно вечером?

Кирилл на секунду завис, но потом резко тряхнул головой.

— Лёха говорил про Северную, точняк. А Павел Григорьевич по телефону сказал: что за чушь ты несёшь… ну тому, с кем он там разговаривал.

Они стояли с Сашкой друг напротив друга. Кир, красный от возмущения, и Сашка, серьёзный и побледневший — румянец, вспыхнувший на его щеках, когда взволнованный Кир ворвался в Катину квартиру, уже совсем погас. Где-то там, в общих коридорах, часы лениво отсчитывали минуты, одну за другой, и время, такое как никогда необходимое и жизненно-важное, утекало сквозь пальцы, как песок. Сашка очнулся первым, кашлянул, словно прочищал горло, но сказать ничего не успел — Кир его опередил.

— Так идёшь или нет?

— Иду.

— Я с вами! — Катя вскочила, но тут же села снова на кровать, потому что Кир с Сашкой почти одновременно заорали:

— Нет!

Мальчишки бежали по лестнице вниз, торопясь и чертыхаясь. Ещё на этаже, почти у самых дверей Катиной квартиры, они чуть было не наткнулись на охрану, но им повезло — Кир их вовремя заметил, дёрнул Сашку за рубашку, увлекая за угол.

Им вообще везло, даже удивительно. Буквально пролетев с десяток пролётов вниз, Кир, запыхавшийся и потный, чуть притормозил.

— Там же…— выдохнул он, отбрасывая рукой прилипшую ко лбу прядку волос. — Там внизу… КПП. А мы…

Ниже пятьдесят четвёртого этажа начинались производственные уровни, и если на том этаже, где была больница, охрану временно сняли из-за ремонта, то рядом с цехами она точно должна была быть.

— Пошли по Северной лестнице, — предложил Сашка. Он так же, как и Кир, тяжело и отрывисто дышал.

— А там… чего?

— Вроде бы перекрыто... Но я не уверен. В школе ещё… на обществоведении рассказывали.

На обществоведении им действительно рассказывали об обустройстве Башни, организации этажей, системах жизнеобеспечения — скука смертная, Кир никогда не слушал.

— Вроде бы, после аварии, в цехах выходы на Северную лестницу замуровали, охрану сняли, ну типа, так надёжнее. Но я не уверен, — снова повторил Сашка.

— А фиг с ним, погнали, — скомандовал Кир.

Сашкины познания оказались верны. Ребята, миновав пустую будку КПП на пятьдесят четвёртом, вылетели прямо на Северную лестницу. Дверь, выходившая на лестничную клетку, обычно запертая, сегодня оказалась открыта. Через неё уже явно кто-то проходил и, скорее всего, не так давно. Это мог быть Савельев, или тот, с кем у него была назначена встреча, а, может, и Костыль с Татарином — кто знает.

Сама лестница не была освещена, лишь на каждом этаже, рядом с закрытыми дверями, ведущими в цеха, слабо горели указатели «Выход».

— Чёрт, — Кир поскользнулся на одной из ступенек и кубарем бы скатился вниз, не будь рядом Сашки.

На двадцатом этаже, где находилась станция, дверей не было. Лестница сразу заканчивалась небольшой, ярко освещённой площадкой, в центре которой стеклянным пупом торчала будка охраны. Наверно, раньше здесь были турникеты, через которые на станцию проходили рабочие, но теперь всё это снесли за ненадобностью — остались только давно отключенные арки-металлоискатели, громоздкие и внушительные.

Кир с Сашкой, не сговариваясь, оба инстинктивно нырнули в тень самой крайней из них, замерли, стараясь не дышать. Кирилл махнул Сашке рукой и, пригнувшись, перебежал к стенке другой арки, осторожно выглянул. Прозрачная, стеклянная будка КПП просматривалась насквозь. В ней было что-то типа стойки, скорее всего под компьютер, и рядом пара стульев. На одном чуть боком сидел человек в форме охраны — длинный нос с горбинкой, нависший над тонкими и бледными губами, безвольный, словно срезанный подбородок — Костыля Кир узнал сразу, а рядом стояли ещё двое, оба спиной к аркам. Татарин, тоже в форме охраны, массивный, коренастый, с бритым жирным затылком, и высокий белобрысый — не Савельев точно, не хватало размаха в плечах, присущего Павлу Григорьевичу. Кирилл вытянул шею, пытаясь разглядеть, кто это. Белобрысый, словно почувствовав спиной взгляд, заёрзал и обернулся. Кир мысленно выругался. Это был охранник Савельева — Костя.

Сообразить Кир ничего не успел. Костыль вдруг привстал со своего места, резко и бесшумно, подался вперёд, к Косте, встав почти вплотную к нему — места в будке было не сильно много. Всё, что происходило дальше, было настолько быстро и невероятно, что у Кира закружилась голова. Левой рукой Костыль бережно приобнял Костю, а правой рукой сделал несколько резких движений. Костина спина дёрнулась пару раз и обмякла, и Костя стал медленно оседать на пол, а Костыль продолжал аккуратно придерживать его, словно лучшего друга. На тонких, бескровных губах играла улыбка, странно контрастирующая с холодными и пустыми глазами.

Костыль наклонился над телом Кости (Кир и опомниться не успел, как охранник Савельева неподвижным кульком повалился на пол), изучающе посмотрел, потом аккуратно отёр о Костину одежду нож — лезвие ярко блеснуло в свете ламп — и также аккуратно заправил его за высокое голенище чёрного, шнурованного ботинка…

Глава 26. Кир

Это было похоже на ночной кошмар — тот самый, когда от ужаса нападает паралич и невозможно ни пошевелиться, ни крикнуть. Кир, как сквозь пелену тумана, смотрел на то, как Костыль и Татарин, переодетые охранниками, не спеша обменивались какими-то фразами, стоя над неподвижным телом Кости. До Кирилла только сейчас дошло, что эти двое не в привычных рабочих комбезах или спецовках, и тут же промелькнула пробирающая до дрожи мысль — а сами-то охранники, те, с которых сняли форму, они-то где? Тот факт, что форма была явно с кого-то снята, сомнений не вызывал — у худого и высокого Костыля рукава форменной курки даже не доходили до запястий, а Татарин был обтянут так, что его жирная шея буквально вылезала из воротника, растекаясь некрасивыми красными складками. Татарин кончиком ноги небрежно пнул лежащего Костю, на широком плоском лице не отразилось ни одной эмоции, что-то коротко бросил Костылю, и они неспешно покинули будку, направляясь к платформе. В руке у Татарина что-то блеснуло — чёрная зловещая сталь. То самое оружие, о котором говорил Лёха. Пистолет.