Пока он пытался справиться с футболкой, разорвать её на хоть какое-то подобие бинтов, Сашка торопливо расстегивал рубашку на Павле Григорьевиче. Задел неосторожно рукой рану, так, что Савельев вскрикнул, но в себя так и не пришёл.

— Да блин, ты косорукий! — выругался Кир.

Кое-как им вдвоем удалось приподнять Павла Григорьевича, и Кир, пока Сашка придерживал стонущего Савельева под мышки, сделал перевязку, вернее, её жалкое подобие. Но хоть что-то, потому что зловещее расползающееся пятно было наконец-то остановлено.

— Что теперь? — Сашка аккуратно опустил Павла Григорьевича обратно на мокрую плиту.

— Надо его тащить наверх.

— Наверх? Как?

— Через косяк, — вырвалось у Кира.

Он и сам понимал, что наверх им Павла Григорьевича не дотащить. Тот был слишком большим, слишком тяжёлым, но и оставлять его здесь было тоже нельзя. Кир поднял глаза на Сашку, встретился с ним взглядом.

— Как-то надо, — сказал тихо. И Сашка, странно дёрнув подбородком, согласно кивнул.

Глава 27. Сашка

Сашка нёсся по лестнице вверх, не выпуская из виду маячившую впереди спину Кира. Они бежали быстро, оставляя за собой пролёт за пролётом. Кир взял нехилый темп, и Сашка, никогда не отличавшийся никакими спортивными талантами, чувствовал усталость. Воздух поступал в лёгкие с силой, какими-то рывками, принося почти болезненные ощущения, в коленках была слабость, а руки ощутимо подрагивали.

Сашка вообще не понимал, какая сила его вела, где он её вообще взял, эту силу. Когда Кирилл там на платформе сказал не терпящим возражения тоном, что Павла Григорьевича надо как-то затащить наверх, а ему, хочешь не хочешь, но пришлось на это согласиться, Сашка совершенно не чувствовал в себе этой силы. Согласился по инерции, потому что уже привык соглашаться с Киром во всём, но при этом абсолютно не веря в успех предприятия. И всё-таки… всё-таки каким-то чудом им это удалось, и теперь, оставив Савельева, который так и не пришёл в сознание, в одном из тёмных и сырых помещений наполовину заброшенного двадцатого этажа, они, опять сорвавшись с места, продолжили свою бешеную гонку.

Скорость Кир не сбавлял, гибкий, жилистый, он бежал легко, перепрыгивая через ступеньки, и разве что слегка тормозил на поворотах. Сашка боялся отстать от него, но при этом, где-то в глубине души уже знал, что не отстанет — ни на метр не отстанет, добежит, не сбавит темп. Даже если после этого у него откажут ноги, а лёгкие разорвёт на мелкие лоскуты.

К нему пришло странное ощущение. Вроде бы ничего хорошего в их нынешней ситуации не было — они стали свидетелями покушения, да какого покушения. Попытаться убить самого Главу Совета — это не кот начхал. И теперь от них, от их решений и поступков зависит жизнь первого человека во всей Башне. Никогда ещё от Сашки не зависело так много. И да, ему было страшно. Страшно до помутнения сознания, до мурашек, до судорог в кончиках пальцев. Он понимал, что в любую минуту могут вернуться убийцы, те два равнодушных отморозка, при воспоминании о которых к горлу подступал крик, который, казалось, невозможно было сдержать. Но вместе с тем — и это было ново для Сашки — он ощущал внутри что-то ещё. Уверенность, решимость, даже злость, холодную, как морской ветер и — что уж совсем невероятно — подобие отчаянного веселья. Кураж. Да, именно кураж. Он никогда толком не понимал, что это такое. Да, он читал про выброс адреналина в минуту опасности, про внезапно охватывавшую удаль. Но он считал, что это всё относилось к каким-то героям — придуманным, литературным, киношным, словом, ненастоящим. Иногда ему казалось, что всё это — миф. Как может быть весело, когда страшно? И только сейчас, переставляя подрагивающие от слабости ноги, преодолевая ступеньку за ступенькой, он понял — не миф. Так бывает. И не только с легендарными героями из старинных допотопных легенд или с персонажами книг, а и с простыми людьми. Даже такими, как он, Сашка.

Внезапно бежавший впереди Кир остановился, и Сашка, не успев среагировать, с разбега налетел на приятеля, чуть не сбив того с ног.

— Ты чего? — хрипло, пытаясь восстановить дыхание, проговорил он.

— Да тише ты! Слышишь?

Шёпот Кира показался Сашки таким зловещим, что он закусил губу, чтобы не вскрикнуть. Страх, почти побеждённый этим новым куражом, снова выполз из глубины и стал липким и холодным потоком заполнять всё его, Сашкино, нутро. До онемения кончиков пальцев. До крови, бешено пульсирующей в висках.

— Слышишь? — повторил Кир, увлекая Сашку за собой в угол и вжимаясь в стену. — Там кто-то идёт. Спускается вниз…

Сашка прильнул к стене рядом с Кириллом, пытаясь справиться с подступившей паникой. Он ни секунды не сомневался в том, кто спускается им навстречу. Костыль и Татарин. Конечно же. Наверняка додумались, что Савельев мог упасть на нижнюю платформу, и решили проверить. И добить. И им с Киром тоже конец. Спрятаться тут негде — голые стены, проржавевшие перила и ступеньки — вот и всё, что тут есть. Их ничто не спасёт.

Кир, стоящий рядом, внезапно напрягся. Сашка не увидел, а скорее почувствовал шестым чувством, как Кир сосредоточился, сжался в тугую пружину, как зверь перед решающим прыжком. Он и стал похож на дикого зверя. Нет, не на тигра или льва, для этого Кир был недостаточно мощен и массивен. Скорее, на рысь. Замершую в засаде. И это неожиданно успокоило Сашку, придало ему сил. Кир не жертва. А, значит, и те, кто идут сверху, хоть и считают себя хищниками, но вполне могут стать добычей. И не всё потеряно.

Вдруг, так же незаметно для глаз, Кир расслабился, выдохнул.

— Там один человек, — едва слышно прошептал он Сашке. — Идёт только один человек. Сань, давай так. Я сейчас брошусь на него, а ты беги… Слышишь? Что есть мочи беги наверх. Найди там Анну Константиновну.

— Я тебя не брошу, — слова эти вырвались неожиданно для самого Сашки. Он и сам испугался, услышав их.

— Сбрендил? — Кир повернул голову и уставился на Сашку так, словно видел его впервые.

— Не брошу, — упрямо повторил Сашка, хотя голос его предательски дрогнул.

— Тоже мне герой! Нашёл время… — насмешливо выдохнул Кир и тут же, опять услышав чего-то, положил руку Сашке на плечо. — Тихо!

«Действительно, нашёл время», — мысленно согласился с Киром Сашка. Геройствовать ему не хотелось. Хотелось только одного — зажмуриться, провалиться под землю, просочиться сквозь стену. Сердце ухало где-то в животе, и откуда-то из глубины, вслед за животным страхом пришло желание, чтобы всё это поскорее закончилось.

Он не отгонял эти мысли, но вместе с тем, непонятно зачем и почему продолжал вглядываться в темноту, наверх, откуда доносились лёгкие шаги. Теперь Сашка слышал их отчётливо, вот, уже сейчас, через мгновение в просвете покажется тот, кому эти шаги принадлежат.

— Твою ж мать!

Кир стоял чуть выше Сашки и первым увидел того, кто спускался вниз. Потому и выругался, добавив ещё несколько витиеватых и довольно грязных выражений. Только в этих ругательствах было такое облегчение, что Сашка удивился, и первой его мыслью было — а Кир не рехнулся ли часом. И только потом увидел того, кто так их напугал. Точнее, ту. И с трудом подавил желание повторить тираду Кира.

На две ступеньки выше стояла Катя. Она тоже заметила их и сдавлено пискнула. Вцепилась рукой в перила и замерла. Светлые кудряшки прилипли ко лбу, а удивлённые брови-домики, придающие её лицу безмятежный и детский вид, взлетели над округлившимися от страха глазами.

— Ты чего сюда припёрлась? — зло спросил Кир. — Чокнулась совсем, да? Ни хрена не соображаешь!

— Я… Саша! Кирилл! Ребята, вы в порядке? — тихо спросила Катя, и Сашка понял по голосу, что она сейчас разрыдается.

Он бросился к ней, прижал к себе её тело, такое тёплое, родное, знакомое, зарылся лицом в волосы.

— Катя, — прошептал едва слышно, просто потому что надо было хоть что-то сказать. — Вот ты дурочка какая. Ну зачем ты сюда пришла?