— Питер, ты, надеюсь, не скучаешь?

— О нет, мэдэм, ни в коем случае! Мне жутко интересно! — Хлыщ бросился навстречу профессорше — а это, несомненно, была влиятельная профессорша главной кузницы педагогических кадров одной шестой земного шара — и поспешил засвидетельствовать ей свое искреннее почтение. Почтение выразилось в подобострастном прикладывании к ее еще пухлой ручке.

— Ах, Питер, ты такой галантный кавалер… — Губки мадам Лебедевой чувственно вздрогнули, весь ее величественный стан колыхнулся, но она подавила клокотавший внутри вулкан переполнявших ее эмоций и рассеянным взглядом обвела общество:

— Валерий, что же ты бросил гостей и не забавляешь их?

Лебедев оторвался от кошачьего дуэта и недовольно буркнул:

— Ма шер тант, ну не мешай же нам с Вольдемаром музицировать!

Девица в мини-юбке захихикала, Соколов прекратил играть и вопросительно поглядел на всех, но увидев хозяйку дома, вскочил, расплылся в улыбке и тоже поспешил приложиться к ручке:

— Карелия Яковлевна! Извините, мы тут и не заметили, что вы…

— Не обращай на меня внимания, Вольдемар, продолжай! Я так люблю, когда вы импровизируете! Что это было?

— Каунт Бэйси, Карелия Яковлевна.

— Ах, вы тут с ума посходили по всем этим графьям и королям[9]. Мы в свое время любили Утесова, Шульженко… Впрочем, мне очень нравится Нэт Кинг Коул, особенно его очаровательная «Мона Лиза».

Профессорша явно желала показать, что идет в ногу со временем и знает, чем увлекается вверенная ей в обучение студенческая поросль.

Соколов тут же стал наигрывать мелодию, а Лебедев с готовностью подхватил слова песни. Профессорша пошепталась с минутку с Питером и торжественно объявила:

— Ну, я не буду вам мешать, мальчики! — Девицу в мини-юбке она явно игнорировала. — Мне нужно еще прочитать парочку диссертаций перед сном, а вы тут веселитесь на здоровье.

Мадам Лебедева чинно удалилась. Соколов тут же прекратил играть и вместе с Лебедевым подошел к Борису:

— Хозяйка борделя поприветствовала гостей и удалилась в свои покои, — громко прокомментировал он ее уход со сцены. Борис не знал, как реагировать на такое циничное замечание, сделанное к тому же в присутствии ближайшего родственника. Родственник разразился громким смехом и добавил:

— Вечно она лезет туда, куда ее не просят!

В это время раздался звонок в прихожей. Лебедев пошел открывать и через пару минут привел с собой двух девушек. Обе брюнетки, не худые, пышущие здоровьем и то ли армянской, то ли еврейской красотой.

— Знакомьтесь: это Джульетта, а это…

— …Бэлла, — помогла хозяину сама девушка.

Соколов тут же увел Джульетту в угол и стал наседать на нее с вопросами относительно причин ее опоздания. Он весь вечер не отпускал ее от себя, и очень нервничал, когда Лебедев, явно не равнодушный к ней, приглашал ее танцевать. Владимир вообще всем свои видом показывал свое пренебрежительное отношение к Валерию, высказывал в его адрес довольно оскорбительные вещи, но тот только похохатывал и делал вид, что его это ничуть не задевает.

Борис не заметил, как Питер, бросавший на него весь вечер оценивающие взгляды, подошел и представился:

— Питер Реддауэй. Английский аспирант.

Борису было интересно поговорить с первым в своей жизни «песиголовцем», и хотя только начал изучать английский, предложил ему перейти на его родной язык. Но инициативу перехватил английский аспирант:

— Откуда приехал в Москву? Кто родители? Какие предметы изучает? Где будет работать по окончании института? Как относится к Кубинскому кризису? Что знает о Великобритании? Любит ли Галича?

Вопросы сыпались один за другим, и Борис не успевал на них отвечать. Он несколько раз попытался задать такие же вопросы собеседнику, но тот старался их не замечать и продолжал допрашивать по всем правилам искусства. То, что разговор носил характер допроса, Борис нисколько не сомневался.

Хорошо, что во время подошел Соколов и бесцеремонно прервал Реддауэя:

— Питер, оставь парня в покое! Мало тебе студентов Ленинского, так ты еще набрасываешься на иняз.

Реддауэй зло стрельнул бледно-голубыми глазами в сторону Соколова, но сделал над собой усилие, улыбнулся и отошел к своей девице. В течение всего вечера он не разговаривал ни с Борисом, ни с Владимиром и ушел по-английски, ни с кем не попрощавшись.

— А ты что потакаешь этому альбионцу? — возмущался Соколов. — На нем пробы ставить негде. Пригрели его тут Лебедевы, а его гнать надо из института и из страны.

— За что ты так на него? — поинтересовался Борис.

— А за то. Сдается, не зря он тут у нас вертится. Заслала его к нам СИС.

— СИС? Это что такое?

— Ну, Боб, ты даешь! Ты что, с луны свалился? А еще в инязе учишься. СИС — это Сикрет Интеллидженс Сервис, то бишь разведка.

— Что ты говоришь!

— Раз говорю, значит, знаю. Мой папахен мне много о них рассказывал.

И Соколов рассказал, что его отец — сотрудник МИД, специализирующийся по странам Скандинавии, что на летние каникулы он выезжал к нему в Стокгольм, Копенгаген и Осло.

— Так ты говоришь на шведском или датском?

— Немного на шведском. Сейчас изучаю в качестве второго языка. Клевый язык, я тебе скажу. А с Лебедевым ты тоже будь поосторожней. Нечистоплотная личность.

Борис хотел было спросить, почему же тогда он ходит к нему в гости, но постеснялся, отложив вопрос на потом. Соколов тем не менее понравился Борису, и, кажется, его симпатия была взаимной. Они обменялись координатами, и Владимир просил звонить.

Когда он на следующий день сидел на семинаре по истории КПСС, в аудиторию заглянула секретарша из деканата и спросила:

— Зайцев здесь?

— Здесь.

— На перерыве зайди к Олегу Николаевичу.

Олег Николаевич Николаев, известный в студенческих кругах под прозвищем Краб, был заместителем декана по учебной части и иностранным студентам. Прозвище он получил за то, что при ходьбе приволакивал правую ногу, раненную во время войны, и действительно был очень похож на ползущего краба. Впрочем, студенты его любили и прозвище употребляли беззлобно — больше по привычке. Почти всех преподавателей и сотрудников деканата было принято за глаза называть не по именам и фамилиям, а по кличкам.

— Ты что там натворил? — был первый вопрос, с которым Краб обратился к Борису?

— Я? Где? Когда?

— А где ты был вчера вечером?

— В гостях у одного знакомого москвича.

— Надо быть осмотрительней при выборе знакомых. Ну да ладно, я, надеюсь, ты ничего особенного не говорил в гостях?

— Да нет, Олег Николаевич, не говорил.

Краб испытующим взглядом окинул Бориса и подобрел:

— Вот держи номер телефона и позвони по нему сейчас же. — Николаев протянул листок бумажки.

Борис подошел к столу и набрал номер.

— Алло, вас слушают, — взяли трубку на том конце.

— Здравствуйте, моя фамилия Зайцев. Студент второго курса иняза. Мне сказали, чтобы я позвонил…

— Да, да, все правильно. Товарищ Зайцев, вы не могли бы зайти в приемную Комитета на Кузнецком мосту. Мне хотелось бы поговорить с вами по одному интересующему меня вопросу.

— Могу. Когда и во сколько?

— Ну, например, завтра часиков в десять. Ведь после обеда у вас занятия?

— Да. Хорошо. А с кем…

— Меня зовут Анатолий Васильевич. Я вас встречу в приемной.

Анатолий Васильевич положил трубку, и Борис не успел спросить, что за Комитет он имел в виду и где на Кузнецком мосту находится его приемная.

— Ну что, договорились? — спросил Краб.

— Да, только я не совсем понял, куда и зачем я пойду.

— Ну зачем, тебе объяснят, а вот куда… Ты что, никогда не видел бюро пропусков и приемную КГБ?

— Кэ-Гэ-Бэ-э-э?

— А ты что думал? Комитет по решению сексуальных проблем? — Краб был доволен своей шуткой, заимствованной, кажется, у Ильфа и Петрова, и расхохотался. — В том-то и дело, милый, что тобой интересуется КГБ!