Он не заметил, как за стеклом машины повалил густой и мокрый снег — последние проделки цепляющейся за время зимы, и непогода свела видимость чуть ли не к нулю. Зеркало заднего обзора вообще не давало никакой картины происходившего сзади, да и до наступления метели он как-то механически пропустил через себя весь проверочный маршрут и сейчас, если честно признаться, не очень то отдавал себе отчет в том, была за ним слежка или нет. Контрразведка последние месяцы не отмечала его своим вниманием, так что в данном случае придется положиться на статистические законы больших чисел.

Он запарковал машину на общественной парковке и вошел внутрь супермаркета. Через десять минут в кафетерии магазина он должен будет передать сотруднику легальной резидентуры шифры от Крупье. Он остановился у стенда со спортивной обувью и увидел, как в секцию спортивной одежды напротив зашел джентльмен в коричневой куртке, среднего возраста и неброской наружности. Он остановился, переложил из кармана в карман журнал «Тайм», спросил что-то у продавца и вышел. Опознавательный признак был предъявлен, и теперь надо было подтягиваться в кафетерий.

Когда Фрам вошел в зал кафетерия, мужчина в коричневой куртке стоял за круглым высоким столиком, развертывал пакет с картофелем фри и снимал с пластмассового подноса стаканчик дымящегося кофе. Фрам прошелся вдоль стойки самообслуживания, положил на поднос каких-то бутербродов, заплатил у кассы и вышел в зал, выбирая место для перекусона. Наиболее подходящим оказался столик, за которым стоял человек в куртке и уже заканчивал свою нехитрую трапезу.

— Вы не возражаете? — спросил его Фрам и поставил поднос на столик.

— Нет, нет, пожалуйста.

— Жарко что-то сегодня, — сказал Фрам и вытер платком лоб.

— Весна, — многозначительно ответила коричневая куртка, допивая кофе.

Фрам достал из кармана пакет с шифрами и незаметно для окружающих положил его на подставку под крышкой стола. Человек в куртке сделал встречное движение, на пару секунд задержал под столом свою правую руку, а потом, не говоря больше ни слова, пошел к выходу. Фрам пошарил, нащупал на подставке почти такой же пакет, который сам принес на встречу, и опустил его в карман.

Моменталка состоялась, теперь можно было заняться бутербродами. Шифры в это время благополучно «плыли» по направлению к советскому посольству, а карман Фрама «грели» очередные инструкции Центра и предназначенные для Крупье деньги.

…Когда он через час вернулся в офис на Сенную площадь, его встретил Магнус Линдквист и сообщил, что в его отсутствие звонил некто Христос Попадопулос и просил мистера Брайанта срочно связаться с ним по телефону.

— Человек был чем-то явно взволнован, — добавил Хольм к своему сообщению.

Прошла уже неделя после того, как Фрам последний раз встречался с Крупье, и как-то получилось, что он ни разу не позвонил и не поинтересовался, как идут дела у подопечного. А надо бы было!

Он прошел в свой кабинет и набрал номер, но на том конце провода никто не брал трубку. Через пятнадцать минут Фрам повторил попытку, но на звонок по-прежнему никто не отвечал. Подумав, что Крупье нет дома, он хотел было уже ехать домой, но вдруг в голову пришла шальная мысль: а не случилось ли чего с ним? Если грек звонил днем и просил срочно связаться, значит, он был дома, а не на работе, потому что номера служебного телефона он Фраму не давал.

Чем ближе Фрам подъезжал к Томтебугатан, тем тревожней становилось у него на сердце. От Сенной площади до Томтебугатан можно доехать минут за десять. Когда он поравнялся с восемнадцатым подъездом, то обнаружил там пустую полицейскую машину. Пока он оценивал обстановку, с противоположного конца улицы показалась карета «скорой помощи». Она неслась с включенной сиреной и резко остановилась рядом с полицейской «вольво». Из нее вышли двое санитаров с носилками и исчезли в подъезде.

Фрам проехал не останавливаясь мимо, припарковался в метрах пятидесяти и, выключив мотор, стал наблюдать за происходящим через боковое зеркало. Через минут пятнадцать санитары вынесли на улицу носилки с телом, накрытым белой простыней, и погрузили их в карету. Потом вышли полицейские, с ними штатский с саквояжиком в руках — вероятно, врач. Они тоже сели в машину и уехали.

Когда он спустя минут десять поднялся на третий этаж, где находилась квартира Крупье, то на входной двери увидел пломбу. Тут же приоткрылась дверь квартиры напротив, и наружу высунулась пожилая женщина.

— Вы туда? — Она кивнула головой на дверь с пломбой. — Ах вы выше, — догадалась она, увидев, что Фрам сделал движение подняться по лестнице. — Там такое произошло — ужас! Я так перепугалась. И надо же, спокойный и солидный господин, а вот взял и застрелился!

— Застрелился?

— Да, около двух часов тому назад.

— И что же послужило причиной?

— Все теряются в догадках. Жилец был иностранцем, работал, кажется, в каком-то посольстве… Вы извините, я думала, что кто-то пришел к нему… Мне страшно. До свидания.

— До свидания, — откликнулся машинально Фрам и пошел наверх.

Гибель Крупье была полной неожиданностью. Неужели человек, которого только что вынули из петли, опять впал в отчаяние и не нашел иного решения своих проблем? Это плохо вязалось с тем настроением и состоянием духа, в котором он оставил Крупье неделю тому назад. Шифровальщик знал, что получит свои двадцать тысяч, так зачем же ему было уходить из жизни? И почему он звонил и просил срочно встретиться?

Как бы то ни было, но сотрудничество с Крупье оборвалось в самом начале пути.

Первое письмо пришло три дня спустя после смерти Крупье.

Фрам, как всегда, разбирал утреннюю почту и обратил на него внимание, потому что, в отличие от других писем, адресованных на фирму, на этом конверте была указана его фамилия. Он тут же вскрыл конверт и извлек из него лист обычной бумаги. Текст письма был лаконичен и тревожен:

«Мы знаем Кто ты есть и Чем самом деле занимаешься Готовься».

Аноним вырезал из какой-то английской газеты отдельные слова и буквы и, не заботясь о предлогах и знаках препинания, наклеил их на бумагу.

Если бы Фрам не был нелегальным разведчиком, то такое дурацкое послание он с успехом, не задумываясь, сразу бы отправил в корзину для мусора — подумаешь, какому-то чудаку пришла мысль устроить розыгрыш! Но как разведчик, скрывающий свое амплуа и истинные установочные данные, Фрам не мог так просто отделаться от него. Он сразу почувствовал, что это не розыгрыш, а что-то более серьезное. Кто послал ему это письмо и с какой целью, было пока не ясно. Доброжелатель, вознамерившийся, к примеру, предупредить его об опасности, дал бы понять о своем позитивном к нему отношении, а тут доброжелательством вроде и не пахло. Исходя из загадочной концовки, надо было рассчитывать на какое-то продолжение всей этой истории.

Естественно, никакого обратного адреса таинственный аноним не оставил. Судя по штемпелю на конверте, письмо было опущено в Стокгольме, его накануне обработало почтовое отделение номер такой-то и в тот же день переслало в центр. Конечно, если бы он опять же был обычным гражданином, можно было бы заявить в полицию, но вряд ли это было в интересах канадского бизнесмена Стивена Брайанта. Создавалось впечатление, что аноним — то ли швед, то ли иностранец — имел в виду именно этот аспект личности Фрама, когда вырезал ножницами фрагменты из газеты.

Повертев письмо в руках и так и не придя к какому бы то ни было мнению, Фрам сунул его в карман, чтобы подумать над ним еще раз на досуге. Хольма в историю с письмом он решил не посвящать — пока было не ясно, какие в результате этого могут возникнуть последствия.

Прошла неделя, и Фрам начал уже забывать об этом происшествии, лелея в уголках сознания мысль, что все это случайно, несерьезно и достаточно неправдоподобно. Почта на фирму продолжала исправно поступать, но аноним в ней больше не проявлялся. Однако на восьмой день в ворохе корреспонденции опять вынырнул конверт с характерным шрифтом пишущей машинки типа «курьер», и опять письмо было адресовано лично ему.