Слезы матери, замешанные на обиде за свою неудавшуюся женскую долю, помноженные на безбожную несправедливость государства по отношению к своим солдатам, жестоко отомстят Борьке и оставят в его душе глубокую незаживающую рану. Настоящая безотцовщина проявляется тогда, когда человек забывает о своей крови.
— Помнишь, друг, как по утренним росам, нас с тобой провожали в Москву? И казалось, что сам Ломоносов… — раздался над притихшей речкой дружный дуэт не окрепших еще мужских голосов.
— Боря, Саша, будьте там повнимательней. Глядите, чтобы не украли чего.
Мать с Марьяной Лукашиной стояли на мосту и прощались со своими сыновьями. Позади остались десять лет учебы в школе, экзамены на аттестат зрелости, учителя, деревня с ее горестями и радостями, друзья, знакомые. Впереди — столица нашей родины, институт, интересная работа.
Сашка готовился поступать в МАИ, а Борис наметил для себя иняз. В начале десятого класса он сдался на уговоры Марьи Васильевны и твердо решил поступать учиться на переводчика. В армии началась повальная демобилизация офицеров. Правительство переквалифицировало их в специалистов сельского хозяйства — скотников, конюхов, птичников. Армия в эпоху развивающегося социализма и наметившейся международной разрядки оказывалась лишней. В такой ситуации поступать в военно-морское училище было бессмысленно.
На экзаменах на аттестат зрелости Борис получил «четверку» по сочинению, и вместо золотой мог претендовать только на серебряную медаль. Он нисколько от этого не расстраивался и потихоньку стал собираться в Москву. В один из последних дней июня в Кунаково неожиданно появился директор школы Ветловский. Он-то очень рассчитывал на то, чтобы отчитаться в РОНО о двух «золотых» выпускниках, а Борис своей «четверкой» по сочинению досадно снизил этот показатель. Николай Федорович вместе с матерью «насели» на Бориса и заставили переписать «четверочную» работу без ошибок. В результате он получил тоже золотую медаль, которая при прочих равных условиях давала ему лишний шанс поступить в институт…
— Ну мама, до свиданья. Не беспокойся, все будет в порядке. Как приеду к дяде Коле, сообщу.
Сашка тоже стал прощаться со своей матерью.
Когда они перешли через мост, поднялись на крутой правый берег Красивой Мечи и оглянулись назад, то в горле у него запершило, а в глазах возникла пелена. На том берегу стояли маленькие, сгорбленные фигурки матери и Марьяны, все еще машущие руками им вслед.
— Ого-го-о-о! Прощай Кунаково! Не забывай нас! — прокричал Сашка.
Он не пройдет по конкурсу в МАИ и начнет работать на заводе «Калибр». Борису повезет больше: он успешно выдержит приемные экзамены в Институт иностранных языков имени французского коммуниста и станет переводчиком немецкого и английского языков. Он пойдет прямой дорогой к своей цели, никуда не сворачивая и нигде не останавливаясь.
Часть третья
Центр меняет планы
К одним паспортам — улыбка у рта.
К другим — отношение плевое…
В. Маяковский
Радиосигнал, словно солнечный зайчик, легко соскочил с электромагнитной ленты передатчика, в ноль секунд вырвался из рук оператора и стремительно понесся ввысь, огибая поверхность земного шарика. Он только на секунду коснулся прикованного, как раб цепями, к постоянной орбите спутника, получил от него новую энергию и полетел дальше, обгоняя человеческую мысль. Он точно и мягко вошел в плоть разговорной речи, синтезируемой на приемнике типа «Сателлит», вернулся к своей первоначальной невидимой, но уже ощутимой человеческим ухом ипостаси, и тут же мгновенно испарился в воздухе, оставив после себя группы цифр.
Принимавшему радиосигнал человеку понадобилось некоторое время, прежде чем перевести эти цифры в удобочитаемый текст, апеллирующий к сознанию:
«Фраму, № 2, 19 сентября.
Подтверждаем получение отчета о встрече с Фаустом и Ритой. Ваши действия одобряем. Возможно, Вам будет необходимо встретиться с ними еще раз, о чем заблаговременно проинформируем. На выполнение задания в отношении Кассио отпускаем месяц — от силы полтора. По завершении этой работы просим выехать в Копенгаген и выйти там по известным вам условиям явки „Вяз“ на встречу с нашим представителем для получения дальнейших инструкций. Предваряя ваши оправданные вопросы по этому поводу, сообщаем, что мы планируем — естественно, с вашего согласия — продлить вашу командировку. Именно об этом пойдет речь на упомянутой встрече. Повторяем: это не приказ, а просьба, обусловленная некоторыми непредвиденными трудностями.
Надеемся на взаимопонимание.
Как нас слышите?
Дома у вас все в порядке. Товарищи и мама шлют приветы. Подробности при личной встрече. Успехов. Девятый. Конец. № 2».
Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!
А он-то расслабился-размечтался о плановом возвращении на «базу». Как же теперь Наташа? Прощай отпуск, здравствуй неизвестность.
Он прочитал еще раз текст телеграммы, пытаясь угадать, кто был ее автором и что это за непредвиденные трудности, которые вынудили Центр на принятие такого необычного решения, но ни к чему определенному так и не пришел. Текст выглядел довольно казенно, и чья за ним скрывалась рука, узнать было невозможно. Еще неблагодарней было занятие с разгадкой мотивов, которыми Центр руководствуется при принятии своих решений. Пути Центра не исповедимы, о господи!
Фрам задумался на мгновение, пока чей-то резкий голос за дверью не вернул его к действительности. Тогда он вышел в туалет, поджег спичкой бумагу и спустил пепел в унитаз. Так-то будет спокойней.
Итак, бег на короткую дистанцию отменяется. По радио объявили новый забег, требующий уже стайерской сноровки. Теперь надо сбавить темп и экономить силы до финиша. Он открыл дверцу холодильника и вытащил оттуда бутылку «бифитера» и банку с тоником «швеппс». Он редко пользовался спиртным в качестве транквилизатора, но сейчас как раз был тот случай, когда без него не обойтись. Тем более что после бессонной ночи слегка побаливала голова.
Вот, кажется, эта особа опять проявляет какую-то активность за стеной. Ну точно, она опять вооружилась против кого-то телефонной трубкой, и теперь хоть съезжай из-за нее из гостиницы. Он проснулся где-то часа в два ночи от резкого женского крика, доносившегося из соседнего номера слева, но впечатление было такое, что соседка сидела в одной с ним комнате и визжала таким противным голосом, как будто ее поджаривали на костре или облили скипидаром. Он прислушался и понял, что, судя по акценту, какая-то американка безуспешно пыталась дозвониться через океан.
— Оператор! Оператор! — непрерывно повторяла она на самых высоких тонах. — Я просила тебя связать меня с гостиницей «Мирабу», а ты что дал мне, козел вонючий?
— Это «Мирабу»? — возобновила она попытку дозвониться минут через десять, когда он опять погрузился в сон. — Как не «Мирабу»? А что же это, черт вас побери? Я жду. Ну наконец-то! Мне нужен мистер Шелби! Кто? Шелби, глухая тетеря! Говорю по буквам: Шератон, Эдинбург, Лондон, Бостон, Иллинойс. — Дамочка демонстрировала неплохое знание географии. — Как нет на месте? А где он? Когда будет?
Из соседнего номера справа послышались звуки недовольства, хлопанье дверями и шарканье ног в коридоре. «Некто» тоже проснулся и решил призвать нарушительницу спокойствия к порядку. Было слышно, как мужской голос пытался что-то объяснить американке («Бу-бу-бу-бу»), но в ответ до ушей Фрама донеслись такие вопли, что мужчина поспешил вернуться в свой номер восвояси. Затем в коридоре появился дежурный портье и тоже предпринял попытку утихомирить соседку слева, но и его переговоры закончились неудачей.
Он лежал в постели и слушал, какими безуспешными путями и тропами американка пробиралась по телефонному проводу к мистеру Шелби. Где-то через час она наконец радостно вскрикнула:
