Все было то же самое: стандартные конверт и бумага, те же вырезанные из газеты слова, тот же запах клея, — только содержание текста было еще лаконичней прежнего:

«Ну что ты готов? Скоро получишь приглашение».

Это уже походило на черт знает что! Если аноним хотел вывести его из терпения, то он достиг своего. Похоже, кто-то поставил своей целью методично и издевательски терпеливо капать на его психику, нагнетать обстановку и выводить из душевного равновесия, чтобы потом предъявить, наконец, какое-нибудь требование. Деньги?

Через три дня аноним сообщил:

«Надеемся ты уже Созрел беседы мы знаем Ты не побежишь полицию На всякий случай предупреждаем Если хочешь жить не делай этого».

Итак, скоро поступит приглашение на встречу. Идти или игнорировать? Что лучше? Фрам не исключал возможность насилия по отношению к себе, однако считал ее все-таки маловероятной. Шантажист все равно не отстанет от него просто так, поэтому есть смысл пойти и все выяснить. Только, может быть, на всякий пожарный случай подстраховаться, например, привлечь к этому Хольма — разумеется, под благовидным предлогом.

Разрыв между третьим и четвертым письмом составил всего один день.

«Приходи завтра Входу музея игрушек седермальм 18.30 Cадись бежевый опель Не вздумай шутить».

Наконец-то хоть какая-то определенность! Более-менее становилось ясно, что автор или авторы письма не хотели его немедленной гибели, а рассчитывали на получение какой-то выгоды. Деньги. Ну конечно же, деньги, что еще? Или вербовка? Но тогда какой-то странный подход у этой разведывательной службы. Да и служба ли это? Если он вычислен какой-то разведкой, то ей куда проще перехватить его в городе и сделать предложение. Взятие в заложники? Не исключается. Но тогда террорист не стал бы ввязываться в длинную и сложную игру по почте, а просто выкрал бы его посреди дня, увез в укрытие и только тогда строчил бы вымогательские письма и названивал по телефону Хольму.

Странно, очень все это странно.

Музей игрушек в Сёдермальме. Он не представлял, где именно в Сёдермальме он располагался, но найти его проблем не будет. В 18.30 музей уже будет закрыт. Аноним не боится показать ему свой «опель» и своих сообщников — ведь хоть какие-то регистрационные номера и идентификационные знаки на нем будут присутствовать. Потом его куда-нибудь повезут. Может, они рассчитывают, что у Фрама уже больше не будет возможности воспользоваться этой информацией? А может быть, его никуда и не повезут и вся беседа пройдет в салоне машины, а в ней будет сидеть только один человек — автор писем?

Как бы то ни было, но отступать он был не намерен. Он пойдет на свидание к музею игрушек и во что бы то ни стало попытается покончить со всей этой непонятной тягомотиной!

Целый день он находился под впечатлением гнетущей неизвестности. Придя домой, он решил позвонить Марии, чтобы хоть немного отвлечься. Он уже был у нее один раз в гостях, Мария с матерью приготовились к его визиту, устроили праздничный обед с вином и при свечах, оказывали ему всякие знаки внимания, расспрашивали о его прошлом. Если бы такой интерес к его личности был проявлен несколько лет тому назад, например в Москве, он сразу бы заподозрил в нем неприкрытый умысел, воспринял как назойливое ухаживание, сватовство, но сейчас ему это даже нравилось и казалось заурядным, естественным явлением.

«Может, я уже старею?» — горько подумал он про себя.

Мария сообщила ему, что Фрам произвел на ее мать неизгладимое впечатление, сказала, что он чем-то напоминает ей покойного мужа и очень хотела бы, чтобы он почаще заходил к ним в гости.

— В общем, ты ее очаровал полностью и можешь вить из нее веревки, — прокомментировала Мария его успех в доме.

— Это, конечно, очень приятно, и я с удовольствием буду забегать к вам на чай, если ты, конечно, тоже не возражаешь. Ты что молчишь?

— Я не возражаю.

— Не слышу в голосе энтузиазма.

— Я, наверное, слишком старомодна.

— А мне нравятся старомодные люди.

Они еще поболтали некоторое время и договорились в ближайшее время встретиться в городе.

Всю ночь он не спал и проворочался в постели до тех пор, пока к городу с востока не подкралось утро — обычное, безмятежное, тихое, располагающее больше к спокойной и размеренной работе на фирму или на разведывательную службу и отнюдь не к опасному предприятию, связанному с поиском скрывающегося за почтовым забором подлого шантажиста. Надо было хоть как-то предупредить обо всем Центр. Случись что… Но делать это надо было раньше, сейчас уже не успеет.

Но когда он умылся, оделся и позавтракал, то ему уже не казалось, что с ним может что-то случиться. Случается все обычно с другими. Настроение окончательно улучшилось, когда он сел в машину и поехал на Сенную площадь. Вот и компаньон — как всегда, выбритый, выглаженный и одетый с иголочки. Это тоже вселяло уверенность в том, что ему предстояло сделать сегодня вечером. Разве может что произойти с тобой, когда у тебя такой прекрасный партер, который никогда не подведет, каждую проблему обмозгует и обоснует со всех сторон, знает, что к чему, и всегда примет правильное решение. Нет, с Хольмом ему определенно повезло! Да и вообще, если разобраться, есть ли у него основания жаловаться на жизнь? В чем и с кем ему не везло? С Крупье? Так это еще как посмотреть на это дело.

— Стив, ты сегодня необычайно возбужден, — заметил за ленчем Хольм. — Уж не принял ли ты решение жениться?

— Я что — так похож на жениха?

— По моим понятиям, да. Или получил от канадского дядюшки наследство.

— Может, и получил. Скоро об этом узнаешь.

— Вот тогда мы и расширим наше дело, — сразу взял быка за рога швед.

— Магнус, ты слишком честолюбив. Неужели тебя не устраивает наше маленькое прибыльное дельце?

— Какой солдат не хочет быть генералом?

— Всему свое время, дорогой Магнус. Кстати, ты что сегодня вечером делаешь?

— Приглашен на вечеринку. Будут девочки. Хочешь, присоединяйся.

— Нет, у меня сегодня важная встреча.

— Уж не по этому ли поводу ты так возбудился?

— А как же. Я тебе потом обо всем расскажу.

— Не торопись с решением. Посоветуйся с компаньоном, а потом уж соглашайся. — На уме у Хольма были только фирма, переговоры, контракты и успех. Успех во что бы то ни стало. Ну что ж, это ничуть не противоречило представлениям московского Центра о рентабельности прикрытий для сотрудников нелегальной разведки.

…В четверть седьмого он появился на площади св. Марии и прошел в кондитерскую, расположенную рядом с церковью св. Павла, взял кофе с пирожным и уселся за столик, наблюдая за противоположной стороной площади. Из окна кондитерской хорошо просматривался музей игрушек, и он стал ждать.

Бежевый «опель-спектра» появился, словно на экране, со стороны улицы св. Павла, медленно проплыл справа налево и в 18.25 остановился прямо напротив музея. Внутри салона находился только водитель. С расстояния пятидесяти метров и в лучах поблескивающего на стеклах вечернего солнца Фрам не смог разглядеть его как следует, но что-то в его фигуре показалось знакомым. Мотор машины продолжал работать на холостых оборотах, и водитель наружу не показывался.

Фрам глянул на часы — до назначенного времени оставалась одна минута. Он допил кофе и вышел на улицу. Он пересек проезжую часть и через сквер, где в песочнице копошились дети, пошел к «опелю» наискосок, чтобы его нельзя было наблюдать через зеркала бокового и заднего обозрения. Дрожь, поднявшаяся было при выходе из кондитерской, унялась. Он хладнокровно, не глядя на водителя, обогнул машину со стороны капота и открыл правую переднюю дверь.

— Садитесь, мистер Брайант. Вы попали по адресу.

Фрам с трудом подавил чувство изумления. За рулем восседал не кто иной, как его старый знакомый Кассио собственной персоной! Почти год тому назад бывший агент стокгольмской резидентуры являлся для Фрама объектом наблюдения и проверки, а теперь он выступал в роли автора собственного сценария, в котором действующие лица резко поменяли свое амплуа.