Стараясь не подавать своего замешательства, Фрам сел рядом с шотландцем и захлопнул дверь.

— Прежде чем мы начнем наш разговор, я поменяю, если вы не возражаете, место дислокации. — Не дожидаясь согласия, Кассио включил сцепление и выехал на Хурнсгатан.

— Кто вы и куда мы едем? — поинтересовался на всякий случай Фрам, пристегивая ремень безопасности. Он окончательно успокоился и уже прикинул в уме, для чего бывший липач затеял всю эту историю.

— Всему свое время, мистер Брайант, всему свое время. Кстати, ваш акцент не типичен для канадца.

Фрам пропустил мимо ушей свидетельство незаурядной наблюдательности мошенника и только чертыхнулся про себя. Он и сам знал об этом своем недостатке, когда во времена оны сдавал выпускной экзамен по английскому Николаю Петровичу. Канадский диалект был схож с американским, но не настолько, чтобы какой-нибудь знаток не заметил разницы.

Они ехали по Ётгатан на юг, потом свернули на Ошту, с Оштавэген повернули направо и припарковались на какой-то улице, за которой стеной возвышался хвойный лес. Фрам представлял, куда завез его Кассио и терпеливо ждал, что последует с его стороны дальше.

— Может быть, пройдемся? — Кассио махнул рукой в сторону леса. — Там нам никто не помешает.

— Вы все-таки не ответили на мой вопрос, — напомнил Фрам.

Они подошли к небольшому стадиону, по которому бегали переодетые в футболистов сотрудники двух фирм и тщетно пытались закатить мяч в ворота противника. С трибун игроков подбадривали коллеги, жены и дети, но это мало помогало — мяч упрямо не шел в ворота. Пока они с Кассио обогнули стадион и по вытоптанной дорожке углубились в лес, ни одного гола забить никому так и не удалось. Странно устроено внимание человека: в самый ответственный момент зрение фиксирует внимание на совершенно посторонних, не имеющих отношения к делу деталях.

Судя по всему, Кассио на встречу приехал тоже один, и это вселяло надежду на то, что игра будет проходить в равных для обоих участников условиях. Значит, шантажист или имеет на руках сильные козыри, не нуждающиеся в дополнительной поддержке, или само дело не терпит свидетелей.

— Мое имя в данном случае не существенно, оно вам, дорогой мистер Брайант, ничего не даст. Да и если даже я и скажу, как меня зовут, вы ведь все равно не поверите.

— Допустим, и все-таки джентльменские правила предполагают…

— Оставим эти правила для людей с предрассудками, — высокомерно перебил его спутник. — Но так и быть, зовите меня Мак-Брайдом.

— (Ага, яблоко от яблони недалеко падает!) Вы шотландец?

— Да, именно так.

— Ну что ж, я вас слушаю.

Солнце скрылось за деревьями, и в лесу стало сумеречно и прохладно. С севера, со стороны залива, подуло свежим ветерком, и Фрам зябко поежился, приподняв воротник куртки. Было начало мая, а весна все тащилась по раскисшей грязи на жалкой двуколке, влекомой тощей клячей. Позолоченная карета, в которую запряжены кони-птицы и в которой восседает румяная, улыбающаяся, олицетворяющая стремительное наступление лета, дева, разбрасывающая по пути цветы, где-то задержалась.

— А вы не догадываетесь, мистер Брайант, зачем я вас вызвал?

— Признаться, нет.

— И вы, несмотря на это, решились вот так запросто встретиться с неизвестным автором писем?

— Вы так разожгли мое любопытство, мистер Мак-Брайд, что я решил рискнуть.

Кассио неестественно рассмеялся.

— А мне, кажется, вы знаете, в чем дело, только не хотите мне признаться в этом.

— Мистер Мак-Брайд, не кажется ли вам, что вам самому уже наскучило бить палкой вокруг кустов? Говорите прямо, что вам от меня нужно и для чего вы затеяли со мной душещипательную переписку, делающую честь незабвенному вашему соотечественнику Вальтеру Скотту.

— Ну что ж, раз вам не терпится приступить к делу— я готов. Признаться, это настолько неприятное для меня и для вас дело, что я невольно оттягивал этот момент. — Отрезкой фальши в голосе Фрам невольно поморщился, и у него во рту заныла давно не болевшая пломба. — Итак, что вы скажете, мистер Брайант, если я вам сообщу, что мы с вами коллеги.

— В таком случае, я вам оказываю несомненную честь.

— Но, позвольте, мистер…

— Не позволю. Я — честный и добропорядочный бизнесмен и не пользуюсь таким низкопробным способом ведения дел, как шантаж.

— Зря вы так, уважаемый мистер Брайант. Я вам искренне сочувствую и не завидую вашей участи.

— Избавьте меня, пожалуйста, от вашего сочувствия — я в нем меньше всего нуждаюсь.

— Как сказать, как сказать.

— Вы постоянно увиливаете от ответа. Может, скажете, наконец, что вам нужно, или я сейчас уйду.

— Хорошо, хорошо, мистер Брайант. Да и Брайант ли вы? Как вас там на самом деле величают?

— Что вы имеете в виду? (Наконец-то, вот оно!)

— Ведь никакой вы не канадец. Я теперь еще больше убедился в этом, хотя и до встречи с вами у меня были исчерпывающие доказательства.

— Извольте говорить конкретней.

— Во-первых, ваш английский выдает вас, мнимый мистер Брайант. У вас небольшой славянский акцент. Какой: рязанский или нижегородский?

— У вас больная фантазия, мистер Мак-Брайд. Я больше не намерен вас выслушивать. Прощайте.

Фраму оставалось только облачиться в спасительную тогу возмущенного праведника. Конечно, он пока не собирался прерывать беседу, ему во что бы то ни стало нужно было вытянуть из Кассио информацию о том, не стоит ли за его действиями чья-нибудь служба и как далеко он может пойти в своих разоблачениях. Вот только он был не совсем уверен, что гуляющий с ним по темным дорожкам пройдоха принимает эту игру за чистую монету. Одно обнадеживало его во всей этой передряге: можно было не опасаться, что Кассио втихомолку сунет ему под ребро нож или вытащит из кармана пистолет с глушителем. Это был отчаянный подлец и мошенник, но без задатков убийцы. Этакий хладнокровный интеллектуальный разбойник от шпионажа, западный образчик Остапа Бендера середины 80-х.

— Ну почему же больная? А скажите мне, мистер Брайант — за неимением точной информации я буду продолжать вас так называть — какие такие дела вы, честный бизнесмен, имели с покойным мистером Попадопулосом?

— Я не обязан вам давать в этом отчет.

— Тогда я вам сам напомню, что 12 апреля в его квартире он передал вам пакет, в котором находились служебные материалы, иначе говоря, секретную собственность госдепартамента Соединенных Штатов Америки.

«Теперь ясно, что этот негодяй встречался-таки с Крупье перед смертью и каким-то образом сумел вытащить из него эту информацию и опять столкнуть его в могилу!»

Они подошли к обрыву, с которого был виден противоположный берег, зажигающиеся огни Сёдермальма, и остановились.

— Представим на минутку, что это так. Какое вам до этого дело?

— Представим. — Фрам видел, как хищно осклабилось удовлетворенное лицо Кассио. — Мне, как патриоту и честному гражданину страны, являющейся верным союзником США, весьма прискорбно наблюдать за тем, как упомянутые служебные материалы уплывают в руки недружественной нам державы.

— Это исключительно личное дело совести мистера Попадопулоса.

— Вот тут вы заблуждаетесь, достопочтенный мистер Брайант. Открою вам маленькую тайну: я не просто подданный ее величества королевы Елизаветы, а представляю интересы службы, призванной регулировать подобные вопросы.

— Вы хотите сказать, что вы сотрудничаете с английской разведкой или контрразведкой?

— Я именно это хотел до вас донести.

«Ну и фрукт! Здорово играет! Ну ничего, сейчас мы собьем с него спесь!»

— А может быть, мистер Мак-Интайр, наступила моя очередь снять с вас фиговый листок МИ-5 или МИ-6, к которым вы никогда не имели ни малейшего касательства?

Кассио как-то запнулся, поперхнулся и полез в карман за носовым платком. Он долго и натужно сморкался, так что, казалось, его карие глаза вылезут из орбит. Удар попал в цель, и он оттягивал время, чтобы собраться с мыслями и ответить на неожиданный ход противника. Наконец он натянуто улыбнулся: