09.07.1941

Майор Нитке

Поезд вырвался из лесного коридора и, пыхтя трубой, покатился к виднеющимся впереди фермам железнодорожного моста. Широкие, мощные металлические балки, обгаженные лесными птицами, выглядывали из маскирующих их зарослей. Кусты обильно росли по берегам речки, пересекающей нити железнодорожного полотна. Железнодорожный путь недавно расчистили, четыре черные нитки рельсов тянулись далеко вперед, сливаясь воедино где-то в таинственном лесном тоннеле. Старый паровоз, натужно дыша, тащил за собой перегруженные вагоны. Восточный фронт, как прожорливый младенец, вошедший во вкус, требовал все больше и больше боеприпасов. Приграничные склады представляли собой в этот момент мечту прапорщика: даже при строгом немецком учете и педантичности узнать местонахождение и направление перемещения грузов было непростой проблемой. Еще большей проблемой являлась эта самая, не к ночи будет помянутая, ширина русских рельсов. Перегрузка с нормальных немецких вагонов на творение сумрачного восточного гения являлась необходимой мерой зла, так как процесс изменения железнодорожного полотна под стандарт великого рейха на этой ветке только начался и, судя по темпам работ, должен был закончиться как раз к взятию столицы этих славянских варваров.

Жаркое июльское небо, подобно лоскуту шелка нависшее над лесами, казалось, выпивало жизнь из всего живого, не спрятавшегося в тень. После вчерашнего переполоха и последовавшей за ним бурной реакции начальства майор Нитке вымотался морально и физически и поэтому, несмотря на относительно бодрый вид, воспринимал окружающую действительность слегка, если можно так сказать, трансцендентально. Это, впрочем, не помешало ему осуществить плановое утреннее вздрючивание подчиненных на предмет повышения морального духа, напомнив окружающим, что рядом в лесах бродят оставшиеся в живых русские диверсанты. Осуществив плановую проверку постов и отправив мотодрезину для проверки западного направления следования, майор приступил к завтраку, предусмотрительно накрытому денщиком в тени караульного помещения. Ибо, несмотря на то что солнце только начало свой неспешный бег по небосклону, в помещении находиться было просто самоубийственно. Утренний кофе, яйца всмятку и немного зачерствевший хлеб с маслом были по достоинству оценены майором и заняли законное место в его желудке. Майор делал последние глотки кофе, растягивая удовольствие в преддверии очередного тяжелого дня, когда был прерван вестовым с докладом об очередном поезде с боеприпасами, следующем в восточном направлении. Грузовой состав, поприветствовав доблестных немецких солдат гудком, шустро въехал на мост.

Внезапно настил вблизи восточного края моста вспух огромным взрывом, подбросив паровоз и буквально фрагментировав проходящих мимо часовых. Одного из солдат, находившихся ближе к месту взрыва, разорвало в клочья. Второго, размозжив кости ударной волной и содрав с него одежду, подобно пушинке метнуло на ферму моста.

Человеческое тело, как безвольная кукла, ударилось о металлоконструкцию моста и, отброшенное ударом, упало в воду. Залитые кровью меркнущие глаза часового увидели только начальный акт развернувшейся трагедии — трофейный русский паровоз, подталкиваемый в спину тяжелыми вагонами, слетел с рельсов, обрывающихся в реку, и подобно чудовищному метательному снаряду вонзился в восточный берег русской реки со странным для немецкого слуха именем — Нарев. Хлопок треснувшего от удара котла и дикое шипение и клокотание пара, сопровождающееся жуткими криками сварившихся заживо пулеметчиков восточного пулеметного гнезда, были заглушены какофоническим скрежетом сминаемых вагонов. Грузовые вагоны неумолимой инерцией громоздились один на другой, подобно моделькам в руках ребенка-великана. Буквально через несколько секунд волна деформации докатилась до конца состава, везущего столь ожидаемый люфтваффе груз фугасных авиабомб. Размещенные для безопасности в конце состава, авиабомбы недолго сопротивлялись волне пластических деформаций. Неизвестно в какой из шестидесяти тонн авиабомб сдетонировал сминаемый ударом заряд взрывчатки, но последовавший за этим взрыв прозвучал как раз над центральным быком моста, буквально испарил несущую ферменную конструкцию и поднял в воздух остальные вагоны. Хотя, скорее всего, детонация началась в первых трех вагонах, доверху забитых снарядами и зарядами для дивизионных гаубиц. Но что толку разбирать, где она началась, если в конце концов она охватила весь состав, в немалой степени благодаря размещению снарядов даже в вагонах с амуницией: жестокий снарядный голод, вызванный несовершенством транспортной сети Иванов, заставлял службы рейха забивать каждый свободный вагон доверху.

Волна детонации, пробежавшая по вагонам, сложившимся в гигантскую кучу, превратила окружающую действительность в ад. Если бы глаза машиниста, привезшего этот смертоносный груз на станцию, могли еще видеть, его взору предстала бы чудовищная картина — окрестности моста перестали существовать. Скрученные взрывом ажурные фермы представляли собой чудовищный цветок, покрытый копотью и пеплом. Оси вагонов и вагонные тележки, отброшенные взрывом на двести — триста метров, срезали по пути полуметровые в диаметре сосны и зарывались глубоко в песчаную лесную почву. Гигантский котлован на месте караульного помещения навевал мысли о хранимом там немалом запасе взрывчатки, что не могло не сказаться на окружающей местности и строениях. Расположенные вокруг заграждения из колючей проволоки, закиданные поднятым взрывом мусором и исковерканными телами, перемежались воронками от сработавших противопехотных мин. Кустарник моментально потерял от ударной волны всю листву и протягивал оголенные плети к затянутому черным дымом, подожженному происшедшим титаническим взрывом небу.

Кровавое месиво из еще несколько секунд назад живых людей покрывало все доступные деревья, поврежденные взрывом. Тяжелые зазубренные осколки легко пробивали мешки пулеметных гнезд, безжалостно убивали и калечили немецких солдат, прошивали мягкое человеческое тело, ломали кости, отрывали руки и ноги…

Впрочем, живых там уже не было.

После того как земля перестала сотрясаться, наступила тишина…

И только на западной стороне реки, из-под воздвигнутого взрывом нагромождения досок, балок и кусков бетона, доносился дикий вой обожженного существа с переломанными конечностями, которое еще недавно было человеком…

09.07.1941

Ссешес Риллинтар

Халява — как много в этом слове скрывается для темноэльфийского уха, впрочем, для человеческого в нем точно много вкусного. Как еще можно назвать состояние, охватившее меня, когда бойцы осчастливили отряд ни много ни мало почти центнером взрывчатки и большим количеством разных вкусностей.

Происходящее дальше можно охарактеризовать одним словом — день рождения. Раздача пряников и, самое главное, объяснение принципа действия этих самых пряников с почти пошаговыми инструкциями по установке и использованию заставили меня просто лучиться от удовольствия. Возможность потискать и покрутить в руках различные принадлежности для взрывных работ, осознание того, что взрывчатки теперь хватит не только на слабый хлопок противопехотной гранаты, а на большее — на много большее. Загоревшееся в моих глазах недоброе пламя при рассмотрении сейсмических замыкателей и электрохимических замедлителей привело к тому, что Олег стал одной рукой аккуратно отодвигать от меня бруски взрывчатки, а другой намертво вцепился в коробку детонаторов.

Находящийся рядом с нами старшина, непосредственно участвовавший в процессе потрошения заначек диверсантов, отнесся к сцене довольно спокойно. Он просто задал один умный вопрос: