Лады. Хлебнул я зелий командирских, пилотку поправил… побежали. Ссешес, как всегда, впереди — дорогу выбирает, я следом — красота!

Не-ет, когда бежишь — бежать надо. Я отвлекся вон — и мордой в кусты. Птицу какую-то спугнул… Нашумел. Ссешес было на меня зыркнул, что-то руками нехорошее показал… и вдруг к выворотню сунулся, уши что твой овчак насторожил.

Только туда сунулся, как оттуда обломанной палкой пырнули. Хорошо так, удачно. Командир рыкнул как волк какой и в яму спрыгнул…

Ссешес Риллинтар, дроу на полставки

«…Рректора ммать его!!! Больно-то как! Один раз решил вести себя как хуманс… и огреб за обоих!» Растерянно посмотрел на Сергея:

— И чшто нам с этим телать? А?

«Это», схваченное и удерживаемое за тщедушную шею, молча пыталось выкрутиться из захвата и яростно сопело.

— Ему шестидесяти ешще нет! Ну, кхуда нам такхое? Кхуда я егхо дену?

17.08.1941 г. Поздняя ночь

— Свет вас всех подери, смертные! Получил себе слизня на голову! — Чертыхающийся, недовольный дроу, периодически бросающий взгляды в сторону входа в подземелье, конечно, немного нервировал Сергеича, но именно что немного. Старшина давно понял, что начальство ругается больше из духа противоречия, а на самом-то деле определилось с дальнейшими действиями. Хотя столь необычное пополнение рядов стоило нервов не только шипящему от недовольства Ссешесу. Сергеич вдумчиво и с хрустом почесал начинающую пробиваться щетину и вновь принялся увещевать дроу:

— Командир, ну что мы, парнишку не прокормим, что ль? Нешто один рот нас утянет? Ну куда ему деться-то? Обратно к немцам?

Пронзительный взгляд, недовольное шипение и последовавшие за этим слова немного смягчили окружающую обстановку. Мирная, чуть нервная беседа двух гуманоидов, присевших на бревнышко у кухонного навеса, продолжилась.

— Жаль, этот dalhar мне пару ночей назад не попался. Отдал бы его Qu'abban твоего Дома, и ответственность за нить его жизни упала бы с моих плеч! — От улыбки, расцветшей после этих слов в темноте капюшона, товарищ Иванов с большой долей вероятности подвергся бы приступу жестокой икоты. Уж слишком предвкушающе это было сказано. Тем более что вкусить все прелести общения с найденышем Ссешес уже успел, и поэтому мог достоверно оценить долю неприятностей, которые свалятся на небольшой отряд с появлением избитого и худого, как пещерный паук, подростка. Чуть погладил немного ноющие нижние ребра с правой стороны: — Быстрый… Хороший воин вырастет.

Все еще задумчиво перебирающий щетину Сергеич, скользя взглядом по покрытой нетронутой травой поляне, тихо, будто про себя, прошептал:

— Быстрый… Только вот не приведи господь пережить то, что этот парень вынес. Как бы не сломался…

— Не сломается. Поцелуи Jalil Elghin всегда горьки и наполнены вкусом слез. Он просто еще слишком мал, чтобы достойно участвовать в танце. Смертоносном и от этого не менее красивом танце с самой горячей и красивой из дев! — Размеренный голос дроу уверенным речитативом напомнил старшине молитву. Качнув головой и проведя рукой по лицу, Сергеич перевел взгляд на собеседника и спросил:

— Слушай, командир, а кто такая эта… — Тут старшина немного напрягся и попробовал чуть ли не по слогам произнести незнакомые слова: — Джалил Елгхин. Тьфу! Язык сломаешь, как ты это выговариваешь-то? Я просто краем уха слышал, что ты ее иногда поминаешь. Вот и интересно старому дурню стало.

— Дева — самая прекрасная и таинственная дева на свете. Предлагающая танец с собой лишь достойным. Мускат и амбра ее дыхания, прикосновение шелка ее одежд, ласка ее мимолетного взгляда. Если ты удостоился этого, то не забудешь ее уже никогда! — Широкая улыбка, больше напоминающая оскал, вновь прорезала тьму капюшона при этих словах. После чего Ссешес откинул капюшон с головы и, бросив на старшину заинтересованный, оценивающий взгляд, продолжил: — Ведь и ты не раз чувствовал ее дыхание. Неужели оно не заставляло быстрее биться твое сердце? Не расцвечивало окружающее волшебными, прекраснейшими оттенками? И разве не казалось тебе в эти мгновения, что сие как раз и есть смысл и величайшее наслаждение жизни? — Ткнувший в грудь Сергеича указательный палец правой руки, вооруженный отполированным, чуть загнутым когтем, заставил того немного податься назад в такт словам оратора. — Ведь она прекрасна? Смерть?

— Чтой-то ты, командир, мудришь! Что ты в ней, костлявой, красивого-то нашел? Сразу видно, по окопам грязи не нюхал, да в штыковой пулеметам не кланялся. Поползал бы хучь разок среди крови и дерьма окопного, после того как артиллерия первую линию с землей смешает, да портки разок бы поменял — быстро бы от политесов отучился! — Обычно спокойный и размеренный бас Сергеича на сей раз был наполнен несвойственными ему напряжением и злостью.

Шелестящий голос с обертонами застарелой грусти и скуки прозвучал в ответ:

— Вряд ли поймешь, но ответ ты заслужил. Представь… представь только на миг идущие вереницей года, столетия скуки. Ощущение медленно поглощающего тебя болота действительности. И вспомни… — Голос дроу буквально задрожал от сдерживаемых наслаждения и страсти. — Вспомни, как сладок первый глоток воздуха после боя! Когда после изматывающего танца с девой по имени Смерть, с той самой Jalil Elghin, чье имя ты с таким трудом выговариваешь, ты ощущаешь жизнь!.. Жизнь, струящуюся по твоим венам. Ведь только ради этих мгновений и живет настоящий воин. Мгновений, когда ощущаешь себя живым, по-настоящему живым. Только ради того наслаждения, которое приносит с собой танец со Смертью, и стоит жить.

И уже уставшим голосом произнес последние слова:

— У этой шалуньи много обличий и нарядов, и не все из них приятны непривычному взгляду, тут ты прав, хуманс. И все же мне приятнее думать, что партнершей в моем последнем танце когда-нибудь будет именно прелестная Дева, красота которой станет лучшей наградой. Ведь даже в крошеве костей и брызгах крови есть своя красота, страшная, неприглядная на первый взгляд внутренняя красота. А иначе… иначе жизнь превратится в простое существование… пытку временем…

Несколько мгновений тишины, во время которых каждый из присутствующих думал о чем-то своем, быстро закончились. Чуть покряхтывающий от прострелившей спину боли старшина с усилием и тихим хрустом разогнулся и бросил взгляд на собеседника. «Пошто ж тебя, командир, так судьба сгуртовала? Эт надо ж так, чтоб живым себя ощутить, под смертью бегать приходится. Видимо, с возрастом не соврал, не соврал. Хоть и в голове-то такие лета не укладываются». Тряхнув головой, разгоняя пробежавшие мысли, Сергеич высказался вслух:

— Ну а мальчонку-то оставляем?

Раздраженное, веселое шипение и наполненный ехидцей голос раздались в ответ:

— Вот за что тебя, Валерий, сын Сергея, уважаю, так за то, что ты, наверное, даже некроса уговоришь! — Улыбка, возникшая на лице дроу, словно оттенила последовавшую реплику: — Из мальчика получится хороший танцор, стоит чуть направить и подучить. Ведь для него сейчас самое важное — это месть. А месть — достойная приправа на пиру у Jalil Elghin.

Ссешес внимательно посмотрел в сторону входа в подземелье и буркнул:

— И вообще! Заканчиваем посиделки! Коль тебе тоже не спится — пошли хоть новостройку проверим, коридоры должны были подостыть немного.

Уже обжитый часовыми козырек входа в новые подземные хоромы принял двух полуночников в свои объятия. Часовой, а им сегодня был Гена, как ни странно, оказался бодр и даже не выказывал серьезных симптомов надвигающегося сна. Это заметили и Ссешес и Сергеич. Причем, не сговариваясь, пришли к одному и тому же выводу — парень опять экспериментировал с отварами. Страсть Геннадия творить различнейшие травяные чаи и потчевать ими окружающих в последнее время подпитывалась ходячим справочником лесных растений в виде Духа Чащи, и это порой приводило к чудовищным, а иногда и чудовищно смешным результатам. Разок он уже соседние кусты удобрял в порыве энтузиазма — хорошо хоть, всегда «сперва» на себе пробовал. Когда он умудрился отловить Лешего и разговорить старичка, этого не заметил даже дроу, но что разговор у них состоялся, и, скорее всего, не один, стало понятно после резкого увеличения рецептур утренних, ставших уже привычными отваров. К тому же определенные положительные эффекты у этих зелий прослеживались. Хоть Ссешес и клялся, что алхимией тут и не пахнет, а если пахнет, так только низшей. Во всяком случае, при виде кружечки Генкиного «чайку» заклятие определения ядов получалось у Ссешеса уже непроизвольно, но, к его большому сожалению, еще ни разу Геннадий не оправдал надежд. А вот что, скорее всего, благодаря его «чайку» у человеческого состава отряда и у прибывших гостей, вымокших при строительстве до исподнего, не было на следующий день ни температуры, ни хоть какого завалящего насморка, — это и было доказательством, что у парня получается что-то полезное.