Уж солнце за гору село, гармоника весело играет. Скоро все по домам расходиться будут, а ей придется Зосиму постель греть. И тошно стало от мысли такой. Захотелось удавиться. Оно ж как бывает. Запирали молодых в избе, чтобы не сбежали никуда, а дело молодое делали. Забирались те в подклет, нежилой нижний этаж избы, где им постель стелили прямо на холодном полу. И там действо брачное совершалось. Только богат Зосим, цельный дом в его распоряжении, не надо ни от кого прятаться — сам себе хозяин.

Потому оставили гости молодых, по домам расходится стали.

— Ну чего ты? — смотрит на неё Фёкла. — Впервой всегда страшно, а потом, гляди, за уши не оттащишь, — пытается хоть как-то дочку развеселить, только бледная та, а на лице огромные грустные глаза. — Ребетёнка тебе заделает, матерью станешь. Ладно, пора нам, — крестит сызнова, будто может крест святой Ульяну от мужа защитить.

Запер дверь Рябой, горло прочистил, а у самого черти в глазах пляшут. Дождался, большую цену за невесту отдал, только теперь его она.

— Идём, — руку протягивает, и громко ахает Ульяна. Неужто пора? Только чего тянуть, всё равно никуда от того не деться. Пред Богом они муж и жена.

Снял с неё сарафан Зосим, дрожит под его руками Ульяна, будто холодно ей. Подошёл позади, обнял и к себе прижимает.

— Моя ты, Уля, как давно мечтал об том.

Молчит невеста, ждёт, что дальше будет. И сейчас сказать можно, что не девица, признаться во всём, только далеко зашла. И пусть берёт, что досталось, а она вовек только одного мужчину любить станет. И имя ему — Назар.

Возлегли на ложе брачное. Ласкают чужие руки, от которых горько на сердце, а по телу не жар разгорается, а холод мертвецкий вышагивает.

— Ну чего, как не живая, — шепчет Зосим, — приласкай, Улюшка.

Кабы не отметины на лице Рябого, может, и красивым можно назвать. Только сильно его болезнь погрызла, пометила. Но не оттого не может на него Ульяна смотреть.

— Воротит от тебя, — хочет оттолкнуть, да тяжёл Зосим, так просто от себя не выгонишь.

— Меня любить станешь, — начинает злиться, сильнее поцелуями покрывая. Только теперь не даётся Ульяна в губы её целовать, а ему словно приспичило.

Подмял под себя.

— Как сказал, так будет! — зарычал, и пошли руки мять молодое тело, словно насытиться им не могли. Только больно было не оттого, а что потом с невестой произошло. Ничего не утаилось от Зосима. Как понял, что обманули его, подсунули девку бракованную, вскочил, закричал.

— Порченная! Поплатится Касьян за такой обман!

Только хохочет девка, будто из ума выжила. Ей бы в ноги броситься и молить пощадить её да семью, а она смехом громким заливается, как ополоумела.

— Молчи, — приказывает Зосим, порты на себя натягивая. — Ну.

— Или чего? — подаёт голос с кровати. — Зашибешь⁈

— Знаешь ли ты, что захочу — жизни тебе не будет, коли верну с позором отцу да матери⁈

— Не люблю тебя, Назара люблю, никогда твоей не стану! Что хошь делай, — шипит Ульяна, будто ей теперича и терять нечего.

Сжал зубы Зосим, смотрит злым прищуром на жену, которую не девицей выдали. И люба ему, и со свету сжить хочется. Замахнулся, будто ударить собирается, и она руками закрылася. Только передумал, застучал ногами по избе, на крыльцо выбегая, и был таков.

Бьётся сердце в груди сильно, только не от боязни, что Зосим и впрямь с ней сделает. Коли слава по деревне пройдёт, плохо будет и Лушке, и Петьке с Ванькой. Поплатятся они за строптивую сестрицу, понесут наказание. Зосим человек не последний, у него помимо имени деньги' много. Только что прикажете Ульяне нынче делать?

Поднялась она с постели, рубаху свою разыскала да тут же на себя надела. Прокралась к двери, приоткрыла, к звукам на улице прислушиваясь, чтоб понять, куда Рябой девался. Может, сбежать? Только куды она девается? Слыхала, что Назара в сарае держат, потому он носа не кажет. К матери с отцом не воротишься, а никого другого боле нет. Только ждать своей кончины в избе хуже самой смерти. Натянула Ульяна сарафан, набросала в платок снеди со стола, что от пира осталась. Чует, что и впрямь проголодалась. Взяла пирог с капустой да грибков на тарелку положила. Села за стол свадебную снедь отведать. Неровен час хозяин вернётся, потому поужинала наспех и ступила на порог.

Где-то вдалеке голоса весёлые слышатся, никак со свадьбы ещё народ домой не добрался? Хорошо у них на душе: песни поют, смеются, а Ульяне утопиться хочется. Сбежала с крыльца, собака под ноги кинулась, что испугалась невольно невеста. Отскочила и упала на дровницу, ударилась больно, видать, рёбра задела. Поднялась как смогла, узел потеряла.

Светит с неба луна полная, смотрит на неё оком жёлтым, а Ульяна узел в лунном свете ищет. С горем нашла и опять к калитке направилась.

— Далеко? — послышался голос позади. Тихий, твёрдый, уверенный. — Никак сбежать надумала?

— Ни к чему я тебе такая! — повертается к Рябому. — Позор навлеку. А так скажи, что сбежала и вся недолга.

— Только знаешь, сколько я за тебя зерна отдал? — подходит так близко, что Ульяна чует его дыхание на своём лице. — Сорок мешков!

Врёт али правду сказал? Не ведает Ульяна, сколько это, только цифра всё равно большая. Неужто она стоит столько?

— А на свадьбу сколько ушло⁈ — злой Зосим, как сам чёрт. Чует от него Ульяна ненависть к ней. Всё равно, где погибать. В лесу от зверей или от руки мужа. — Кто? — хрипит, хватая невесту свою за локоть.

— Пусти, Зосим, — пытается Ульяна вырваться, только хватка у Рябого мёртвая.

— Кто, спрашиваю? — снова вопрос задаёт, только словно передумывает. Дёргает во след и в избу тащит, чтоб не прознал никто, что у них тут творится. Время, когда под окнами сторожили дру’жки прошли, уж на самих молодых надеются, что всё у них сладится. Только всё равно с утра сваты придут, станут спрашивать, невинна ли девица была.

Втащил Ульяну в дом и толкнул. Упала она на пол и замерла. А чего сказать? Будто и сам не знает, кому могла Ульяна ночь подарить.

— Назар? — рычит, нависая над женой своей, только молчит она, зубы стиснув. Вдруг что сделает ему?

— Я виновата, только я, — прикладывает к груди ладонь Ульяна, и столько горя в глазах плещется. — Не могу любить, Зосим, — катятся слёзы по щекам. — Может, муж ты хороший, только другому сердце отдано.

Закрыл глаза Рябой, пытается с гневом своим справиться.

— Забрал ты меня у любимого, только счастье на том не строится.

— Замолчи, — головой качает, чувства обуздать пытается.

— Будет у тебя другая. За радость пойдут к тебе в жёны.

— Замолчи, — чуть громче говорит сквозь зубы, на неё не смотря.

— Не губи ты семью мою, ни в чём не повинны. Только я, меня накажи, ежели хочешь! Вот я пред тобой, — поднялась с пола Ульяна, и гордо подбородок подняла.

Распахнул глаза Зосим, смотрит на жену свою. И хочется ему в объятия её заключить, сжать так, чтобы ребры хрустнули, чтоб показать, как сильно нужна ему, что готов он на многое. Только предала его, отдала невинность другому.

Развернулся и бросился к конику, под которым инструменты лежали. Топор выхватил и на жену глянул. Расширились глаза Ульяны, когда топор в руках Зосима увидала, взгляд на него перевела. Волен ли он кровь её пролить? — Помолиться хоть перед смертью дай, — сухими губами сказала. Не станет просить жизни, пусть сразу все горести порешает, значит, такова судьба её.

Неторопливо под иконы пошла, встала на колени, руки сложив, и на лик святой посмотрела.

— Прости, Господи, — перекрестилась, чувствуя, как от страха знобит. — Прими душу мою грешную, да не оставляй мать да отца моих, убереги Назара от участи лютой, и дай мне упокоение.

Молилась Ульяна недолго, вдохнула поглубже, духу набралась и к смерти лицом повернулась. Только нет никого боле в избе, не заметила, как Зосим снова ушёл. Скользит взглядом по полу, топора не находит, никак с ним убёг.

— Назар! — внезапно догадка в голове пронеслась. Вскочила на ноги Ульяна, к выходу бросилась, только уткнулась в Рябого, прямо на грудь его налетела. Как стена он выстоял, не отступил.