— Да пойми ты! — приподнялся на локте, тут же застонав, и откинулся на лавке. — Муж я нынче. Хошь ты того или нет.

— Не хочу, — зашипела Фекла. — Только всё одно: нет твоей Аньки дома!

— А где ж? — ахнул.

— А кто про то знает? Мож, с полюбовником сбежала.

— Эх ты, — махнул рукой на нее Петька. — Только и умеешь что сплетни разносить. Не стану тут быть.

Кряхтя поднялся, пока Фёкла причитала да уложить обратно пыталась, и на улицу пошел. А из калитки Степана увидал. Не знал Петька, кто его от беды упас, да и не узнает. Аннушка упросила Лушку ничего братцу не рассказывать, а той и самой не надо.

— Ну что там? — Аннушка обрадовалась, что девка вернулась. Бросилась Агафья к матери, с интересом на ребёночка смотрит, улыбается.

— Жив Петька, мать за ним пока приглядит.

— А что такое, что пригляд надобно? — Слышится в голосе вдовки волнение.

— Степан твой явился.

Ахнула Аннушка, глядя на Лушку со страхом.

— Токмо приехал живой, обратно отвезут с глазами закрытыми.

Бросила взгляд Анна на ведьму.

— Отмолила таки, — вырвался вздох горький. —

— Ей поклоны давай, — кивнула на Лушку Марфа. — Её рук дело.

Перевела взгляд Анна испуганный, только Лушка на неё смотреть не хочет.

— Ульяна девочку явила, — сказала вместо того.

— Девочку⁈ — обрадовалась вдовка. — Дал бог обеим разродиться, — принялась Анна кресты на себя накладывать.

— Ты брось, — прикрикнула Марфа, и женщина послушалась. — А ты скажи — ка отчего Волчика звала⁈ — глядела на Лушку в упор ведьма.

— Не могла ты слыхать!

— И всё ж слыхала! Так чего?

— Волки напали.

— Приказано тебя не трогать, — щурится старуха. — И что ж тогда?

Смотрит на неё Лушка, раздумывая, стоит ли говорить правду.

Не утаить от Марфы ничего, потому решила Лушка сразу как есть сказать.

— Парень там был, — теребит подол. — Драли волки его.

— А ты спасла, значится? — испытывает ведьма девку взглядом, прожигает.

— А чего ж прикажешь, мимо бежать, будто не человек я, а зверь какой? Ежели так надобно поступать, не по пути нам. Уйду куды глаза глядят, а такой не стану.

— Может, судьбой ему дано было там в лесу погибнуть, — говорит Марфа, да потому что хочет характер углядеть. Не нужна ей такая, что за чужой спиной прятаться станет да мимо в делах трудных бежать.

— А про судьбы ничего не знаю, — отмахнулась Лушка. — Кому где уготовано, мож потому я там и шла, что написано мне спасти Назара.

Ахнула тихо Анна, понимая, о ком речь зашла. Смотрит на Лушку, понять пытается, как такое быть может, что тут он.

— Мож и так, — лукаво улыбается Марфа. — Ну спасла, а дальше чего?

— Некуда идти ему, — насупила брови, чтоб право остаться выстоять. — Отвела его в избу старую к тебе, как раны залечу — дальше пойдёт, а теперича надобно отлежаться.

— Ишь, хозяйничает, — усмехнулась Марфа, а сама рада за девку. Характер кажет, тяжело одной в лесу, с другим настроем и делать тут нечего. Не сдюжит баба одна, ежели норов суровый иметь не будет. — Чужого мужика гостить пустила.

— Не чужой он, — ответить решила. — Сосед.

— А чего ж тады домой не пойдёт?

— Нет у него больше дома, беглый он.

Прижала Аннушка ладонь к лицу, страх обуял. Выходит, судьба теперь у человека поломана, век гнать да искать будут.

— А как сюды придут за ним? Ты не подумала? — сдвинула брови Марфа. — Ты кого мне привела, — зыркнула на вдовку. — Ученицу я хотела, помощницу, а эта мной командует уж.

— Дай срок, — взмолилась Лушка. — Затянутся ранки, враз уйдёт.

— И сколько ж просишь?

— Неделю, мож, две. Помогать людям надобно.

— А я что ж по-твоему, токмо плохое делаю?

— Хорошая ты, баба Марфа, такой же быть хочу, — призналась Лушка. — Дорог он мне, пойми…

— Полюбовник что ль? — округлила ведьма глаза.

— Да об чём речь? — обиделась Лушка. — Жених сестры моей Ульяны, токмо не дали любви большой вместе быть. Разлучили. Продали сестрицу за зерно, пока сердце её от горя разрывалось.

— Так вот чей младенчик, — глянула на вдовку Марфа, усмехнувшись.

— Какой? — встрепенулась Лушка.

— Неделю тебе даю, — не ответила ведунья, к вопросу вернувшись. — Лечи своего Назара.

— Не мой он, — настаивала Лушка.

— Как скажешь, — согласилась Марфа.

— Беда у него есть, — решила сразу всё сказать. — Душа рвётся на части, любит сестру.

— И чего ж?

— Ты отворот знаешь, надобно человеку помочь. Не судьба им вместе быть, — поступила глаза Лушка.

— Ты что ль решила, кому судьба, а кому нет?

— Отец мой Касьян да мать Фёкла.

— Да знаю я, — отмахнулась ведунья. — Жила себе одна, горя не ведала, а тут одну спаси, второй помоги, третьему раны залечи.

— Добрая ты всё ж, Марфа, — улыбнулась вдовка, а та только рукой махнула.

Вернулась Лушка к Назару со снедью и мазью, что ведьма дала. Тот уж печь растопил. Тепло стало в доме, будто опять ожил.

— Сымай рубаху, мазать стану, — приказала, чуя, как щеки розоветь начинают. Только уверяла себя, что просто ж тело человечье, а не мужское. Стоит к нему спиной, хлеб из тряпицы достает, картошку положила, огурцов соленых. Баночку с мазью открыла, ударил в нос хвойный запах. Слышит позади шорох какой-то.

— Намажу, так жди время, сразу не одевайся.

Повернулась. Стоит пред ней Назар без рубахи спиной повёрнутый, а по телу укусы волчьи, что смотреть боязно. Сглотнула Лушка страх, подойти себя заставила. Коснулась пальцами мужчину впервые, странное ощущение. Только знахаркой будет, потом привыкнется, не такое ждёт.

— Что ведьма ответила на просьбу мою? — спросил Назар.

— Поможет, куды денется, — напускает на себя безразличье Лушка. — Погодь пару дней, будет всё.

Мажет девка снадобье толстым слоем, старается. Прошлась по спине.

— Съест меня любовь эта проклятая, — рычит Назар. — Спать не могу.

— Повертайся, — приказала, принимаясь грудь разглядывать. Нашла рану и коснуться боится, будто права на него не имеет. Сестрицын он. Токмо она тут не как девка на выданье, а как лекарка. Носом шмыгнула и аккуратно слой намазала.

Глядит Назар на нее сверху вниз, а Лушка глаза поднять боится. Оробела чего-то, будто и не она теперича тут стоит, а не знамо кто.

— Готово, — отвечает, отойти собираясь, только легла рука мужская на плечо.

— Чего? — сердце в груди стучит немыслимо, поднимает всё ж глаза.

— Так похожа, — не может взгляда от неё Назар отвесть. — Что ни есть — Улюшка.

Глядит на девку, а сам другую видит.

— Лукерья, — сдвигает брови девка, напускает на себя грозность, и ласкают её глаза Назара, пока внутренности у него на части рвутся.

— Благодарствую за снадобье, — все ж находит в себе силы Назар первым отойти.

— Поешь там, — кивает на стол Лушка, скрывая неловкость за словами. — Покойной ночи, завтра зайду.

Выбегает из избы, чуя, как заливается краснотой. Дурно ей отчего-то, будто вместе с касаньем боль свою ей передал. А она ломит, жжёт, выкручивает. Бежит Лушка в лес, слёзы по щекам растирает, и горько даже ей, что сталось с сестрой и её любимым.

Наутро подняла Марфа Лукерью ни свет, ни заря.

— К колодцу сходи, что у старого дуба, потом к черному, где трава не растёт, и к тому, откуда воду берём. Принесёшь три ведра, дальше тесто делать станем.

Вернулась Лушка, ведра поставила возле порога. Зачерпнула Марфа из каждого по ковшу, в чугунок залила, поставила в печь греться. А сама принялась муку ржаную сеять, чтоб надышалась она, да хлеб вышел хороший. Достала кусочек теста с прошлого хлеба, что нарочно все хозяйки оставляют для закваски, и размешала его в квашне с водой из трёх колодцев. Потом сызнова кусочек оставит для будущего раза. Разошлось тесто, возле печи поставила Марфа кадку, чтоб быстрее разморило. Теперь подождать надобно.

— Спать ложись, рано ещё, — сказала Лушке, что задумчиво в окно глядела.