А вдовица нет-нет да наведается к Лушке. Всё ж на ней тайна такая хранится. Встретит её девчонка. Счастливая, тихая. Травок с собой надаёт, чтоб Ульяне передала, да наказывает никому не говорить про неё. Выходит уж снадобья варить, толковая, и Марфа хвалит.

— А чего ты про нас с Петром говорила? — не унимается Анна.

— Время рассудит.

— Скажи, ежели знаешь.

— Вижу только, что короток век мужа твоего.

— Как? — ахнула вдовица, руку к груди прикладывая.

— Не зря ты себя вдовкой кличешь, вот и накликала горе.

Обмерла Анна, глаза широко распахнула, смотрит на ведунью, слова сказать не может.

— Не его хоронила, прежнего мужа, — пытается у той судьбу вымолить.

— У судьбы на то другие глаза.

— Отвоюй, уведи с глаз этих, Христом Богом прошу, — кинулась Анна.

— Не проси! Не властна над тем.

— А Ульяне помогла!

— Не пробил её час, иное там было.

— Можешь, бабушка, можешь, — целует руки ей вдовка, только Марфа отталкивает.

— У всего воля своя. Не сильна тут. Нечего юбки протирать.

— Луша, — выскочила на крыльцо вдовка. Глаза страшенные, косынка сбилась, волосы ветром трепет. — Лушаааа, — кричит пронзительно в лес, где девка хворост набирает. — Лууу… — Схватилась за живот, боль пронзает схватками.

— Тише, тише, доченька, — просит девчонку угомониться. — Не пришёл твой час. Отца дождёмся, тады можно. Он тебе так рад будет.

— В избу войди, — тянет за собой Марфа, вздыхая. — Начнётся поди сейчас, так раскричалась.

— Волчик, поди Лушку приведи.

И тут же животина сорвалась с места, будто и впрямь поняла ведунью.

Принюхался зверь, след учуял, бросился за девкой. Схватил за подол, тянет.

— Ну чего-чего, играть удумал? — смеётся Лушка. — Вот, — размахнулась и бросила палочку, чтоб волчик принёс. Только не до игр тому. Тянет сильней, что на ногах удержаться девка не может, за собой зовёт.

— Случилось чего, — понимает, и во след за зверем бежит, что дорогу показывает, пока к груди девичьей хворост прижат.

Лушка вбежала, когда Анна в поту на полу лежала.

— Чего смотришь? — прикрикнула на девку Марфа. — Воды принеси да на огонь ставь. Душа на волю просится.

Стоит Лушка, будто не слыхала.

— Отомри! — приказывает Марфа. — Да подсоби уже, вишь, готова она почти.

Подбежала Лушка к углу, хворост с рук стрясла и бросилась за водой к реке.

А Ульяну возле печи прихватило.

— Ох, Агафьюшка, кликни мать свою, не пришла ли часом?

Выскочила девчонка на крыльцо, позвала тоненьким голоском, и обратно вернулась.

— Не видать, — кивнула Ульяна. Хорошо воды вдоволь принёс работник один, что Зосим к ним приставил дела мужские справлять, да готово всё чистенькое.

— Ничего, ничего, — натужно дышит Ульяна. Не подождать ли? Скоро явиться должна. Сказала что Ефросинье помочь пошла, той, у которой жила до этого, токмо давно вернуться пора.

— Иди, одеться помогу, — говорит через время Ульяна девке, — сбегай за Куприянихой, помнишь, показывали, где живёт?

Кивнула девчонка и бежать.

— Ну вот скоро и встретимся, — гладит живот Ульяна, — Егорушка или Настенька, — зовёт нежно. Села на лавку, глаза закрыла. Сколько жизни той было, а уж столько всего прошло. И любовь светлая случилась, что сердце в груди до сих пор заходится, и ребёночек скоро кричать в избе начнёт, и мужа своего, что ненавидела, уважать теперь принялась. Нет любови, не пришла ещё. Помнит она Назара, как такое забыть-то. И сразу в груди нежность разливается, когда пред глазами вечер тот проносится. Как ласкал он её кожу нежную, как говорил слова горячие, как обещал, что век с нею коротать станет.

Коли была бы эта изба их, да он, а не Зосим в путь-дорогу поехал. Воротился. Встречает его Ульяна с младенчиком на руках. Целует он жену свою в уста, берёт сынка на руки, радуется. Играет улыбка на губах, и счастье такое, что им весь мир объять можно.

Схватил живот, застонала Ульяна, зубы сцепила. Ничего, все бабы через то проходят, да не по разу. Отпустило как, поднялась. Таз медный поставила у печи, воду ковшиками натаскала. Тряпок чистых положила да ждать села. Или Аннушка придёт, или девка Куприяниху приведёт, всё успеется.

А изба уж чья есть. Коли не дал Бог ей любови к мужу, пущай он за двоих любить станет, а она ему благодарностью за то отвечать. Только нет власти у неё над сердцем девичьим, что поклялось любить одного мужчину. Имя которому Назар.

Бежит Агафья по улице, споткнулась, кубарем покатилась. Горят коленки да ладошки, слёзы на глазах выступили. И хочется ей прижаться к матери или тётке доброй, пожалиться, только нет рядом никого. А в голове мысля бьётся: надобно повитуху Ульяне в дом привесть.

Дом нынче у Марфы новый, только не для себя старалась. Помощнице достанется. Выходит, что Зосим, сам того не ведая, уж под крыло и сестрицу жены принял. Дом поставил, чтоб хватило на её век.

— Тужься, давай, — приказывает Марфа Аннушке, а за избой опять волчик ноет.

— Пусть замолчит, окаянный, — тяжело дышит Анна. — Чью смерть оплакивает?

— Молчи, дурёха, помогает он так. Защиту тебе даёт. — Поднялась с колен. — А ты сюда садись, — приказывает Лушке.

— Куда? — не понимает девка.

— Подле, первую жизнь свою принимать будешь.

Округлила Лушка глаза.

— Так не умею.

— Никто с уменьем тем не рождается. Научу, пока время уходить моё не пришло. Садись уже, — подталкивает Лушку, и садится девка, ожидая, что дальше ведунья говорить ей станет.

Бежит Агафья снова, думает, успеть поскорей надо к бабке Куприянихе. Остановилась, глядит по сторонам, не видать ли дома. Как едет на телеге мужик какой-то, лошадку понукает. Мало кого знает Агафья, а тут отчего-то сердечко в груди забилось. Большие плечи у того, зипун на латках, шапка набекрень, и лошадка серая в яблоках.

Стоит, как вкопанная Агафья, шагу сделать не может. Во рту пересохло, дышать боится. Поровнялся с ней человек, лошади «тпру» приказал. Смотрит на девчонку, брови на переносице сдвинув, и будто признаёт.

Распахнула Агафья глазёнки да ноздри шире от испуга, попятилась, и как бросится со всех ног, будто срезали ей путы невидимые. Соскочил с телеги мужик и следком летит. Вот уж и дом Куприянихи, успеть бы, только смогут ли убежать короткие шажочки супротив больших мужских.

Тяжко Ульяне ходит из угла в угол, стонет. Не идёт девчонка, никак случилось чего?

— Ооооой, — вырывается из груди натужный стон, еле успевает схватиться за стену она. Никак самой за помощью идти придётся. Выбралась на крыльцо.

— Агафьяяяяяя, — кричит. Может, услышит девка, голос подаст. — Агафьяяяяя.

Только слабый голос нынче у Ульяны, тяжко дышит, неровен час ребёночек на свет появится. И Аннушка неизвестно куда запропастилася, будто хочется Господу глядеть на мученья Ульяны.

— Грешна, Господи, — качает головой женщина, а у самой слёзы по щекам льются. — Агафьяяяяя, — закричала что ей мочи.

Вернулась в дом, решила обутки надеть, чтоб самой к Куприянихе идти. Слышит, будто сапоги по крыльцу топочут. Забилось сердце в испуге. Для девки слишком громко, для Куприянихи слишком быстро, для девицы какой слишком тяжко. Кто ж это? Глянула в окошко, может, Зосим воротился? Нет подводы, даже коня подле дома нет. А гость уже дверь распахивает, на пороге стоит. Повернулась Ульяна и обмерла.

— Ну, здравствуй, Улюшка, — всё ж говорит гость.

Только кажется Ульяне, будто призрак это, и быть того не может. Стоит в шапке и бушлате Назар пред ней да на любовь свою смотрит, что занозой в сердце всё время сидела. Рвалась душа к Ульяне, ничего поделать не мог, только об ней и думы все, да о том, как вернуться скорее.

Перекосило Ульяну от боли.

— Ууууук, — застонала, о стенку держась, и только теперича заметил Назар, что на сносях зазноба его.

— Куприяниху приведи, — дышит тяжко, сквозь стиснутые зубы говорит. Кривится лицо. Ещё краше стала, расцвела, женщина. Токмо чего ожидал увидать тут Назар, что Ульяна к нему на шею бросится?