— Помоги Назару, — обернулась к ней девка. — Такую боль в сердце носит.
— Спроводим вдовку, тады научу, — вздохнула Марфа.
Спустя время добавила водицы в квашню, муки ржаной да тесто месить принялась. Долго, покуда к рукам прилипать не перестало.
— Дитя давай, — обернулась к Анне, что только накормила младенчика. Уснула девчонка. Размотала её Марфа, принялась тестом намазывать.
Смотрит Лушка, как ведьма хлеб из дитя делает. Вот уж ножки скрылись, ручки залепились, кладёт на голову Марфа тесто, покрывает всё, окромя рта и ноздрей, чтоб дышать моглось.
— Лопату давай, — приказывает Лушке. И стоит наготове та, чуя, какое дело важное ей доверили. Уложила на лопату Марфа ребетёнка, обвязала веревками, чтоб с лопаты не свалилась, да в печь отправила. Нарочно растопили да остывать оставили. Нежаркая, как раз для того дела.
— Сгорит, — ахнула Лушка, руками всплеснув. Бросила взгляд на вдовку. Стоит та, дочку первую обняв, и смотрит спокойно.
— Не боись, хорошо сделаем, — усмехается Марфа, лопату не торопясь из печи доставать. — Пропечём, чтоб сильная выросла. Не успела в материнском лоне побыть, на волю требовала. Пущай косточки погреет в печи.
Трижды Марфа доставала младенца и засовывала сызнова. А как тесто схватилось, уложила на стол, принимаясь шептать себе под нос что-то да девчонку доставать из хлеба.
— Снеси Волчику, — кивнула на куски Марфа, уворачивая ребёнка в тряпицу.
— Разве ж ест он такое? — хмыкнула Лушка.
— Он своё дело знает.
Дошли вести до Егоровых, что сынок их через деревню проходил да в избу не зашёл.
— Что ж теперь с ним станется, Ефим? — утирала мать глаза платком. — Всё из-за Ульяны, пропади она пропадом.
— Я ж говорила, любовь у них, — влезла дочка.
— Да на кой нужна така любовь, что ум застит! Был у нас сынок, а теперь как вор какой али душегубец станет скрываться.
— Его воля, — вздохнул Ефим.
Застучали сапоги по ступеням, зебрехала собака. Дёрнули дверь на себя, и ввалились в избу околоточный надзиратель с приставами.
— Ефимов Назар здесь? — без приветствия вопрос задал родным.
— Нет его, — шмыгнула носом мать. — В рекруты как забрали, так шесть лет ждать надобно.
— Сбёг, — развёл руками надзиратель, высмотреть ложь пытаясь. — Избу и другие постройки обыскать, — приказал. — Найдем, куда денется, — говорил сам с собой, Просковью стращая, — что же вы, маменька, сынка такого воспитали?
— В рекрутах он, — качает головой Прасковья, будто не верит.
— Разберемси, — кивает надзиратель, не веря ей.
Глава 27
Решено было, что Лушка отправится в деревню с Анной, поможет до дома добраться, а потом обратно воротится. А Назар по хозяйству Марфе сработает, чай не на готовое всё устроился.
— Чего делать с Назаром станешь? — любопытствует вдовка, покуда идут они с Лушкой по лесу.
— Сам он себе хозяин, я чего? Раны затянутся — пойдёт своей дорогой. Хороший он парень, токмо жизнь загублена.
— А себя чего ж не жалеешь?
— А пошто мне? Сыта, при деле, поцелуи Мирон не раздаёт, и на том спасибо. А коли мать с отцом всё ж найдут — не дамся! Тут моё место.
— А что до невесты?
— Ни к чему судьба такая, как Улькина. Сама себе хозяйкой стану.
— Боевая ты, Лушка! — усмехается Анна.
— Да и ты в обиду давать себя не станешь. Видала твоего Степана! — вздохнула горько, вспоминая куклу. — Какой ни был, всё ж жаль.
Поджала губы вдовка.
— Не простила я его, — призналась, поправляя тряпку, что ребёнка держать на груди помогала. — Вон Агафья только недавно говорить начала, а ей уж четыре.
Добрались до Ульяны, в дом вошли. Обрадовалась та, сестрицу да подругу завидев. Колыбель к потолку привязана, качает молодая мать младенчика.
— Настей нарекла, как Зосим пожелал, — говорит.
— А мы с Петрушей так и не выбрали имя, как скажет — так и будет. Заглянула к нам в дом — пусто там. Где Петя?
— У матери. Пригляд ему нужон был, покуда ты не вернулась. Теперича домой отправится.
— А кто ж это? — Лушка глядела в окно на мужиков в форме, и сердце забилось в страхе. Никак ужо ищут?
— Куды смотришь? — подошла к ней Ульяна, тут же меняясь в лице.
Шёл околоточный надзиратель прямиком в дом Рябого да всё с тем же вопросом.
— Где Егоров Назар Ефимович?
— Спутали вы, дядя, избу, — ответила вдовка. — Егоровы дальше по улице, а тут Зосим Рябой с женой.
— А ты кто такая будешь? — Сдвинул надзиратель кустистые брови, и не по себе вдовке от взгляда его стало.
— Анна я, — ответила, плечами пожав, — в соседях живу.
— Говорят, жених Ульяне был Назар.
— Да когда ж это было, — отмахнулась вдовка.
— А чего хозяйка молчит? — переводит надзиратель с одной сестры взгляд на вторую. — Кто Ульяна?
— Я, — отвечает Уля, к дочке подходя. — Токмо верно уж вам сказали, у Засима я в жёнах.
— И рекрут Егоров не приходил? — прищурился надзиратель.
— Так когда? — влезла Анна. — Вон, ребетёнок-то в зыбке, — показала на люльку. — Трёх дней ещё нет. Да и для чего Назарке сюды приходить?
Смотрит Лушка себе на ладони, сердцу приказывает так быстро вскачь не лететь. Токмо всё одно — заходится.
— Ну а ты, — обратился к ней надзиратель. — Егорова не видала?
— Нет, — качает головой.
— Ясссно, — тянет букву мужчина. — А мне вот сказали, что в лес он ушел, который за этим концом деревни.
— Кто сказал? — испугано Ульяна спросила.
— А чего это вы так, милочка, глаза пучите?
— Так удивляется! Ежели был всё ж тут, отчего не зашёл? А на ваш вопрос ответ один: не видали мы.
— Разберемся, — ответил на то надзиратель и вышел из избы.
— Бросилась Анна к окну, а сестры друг на друга смотрят, глазами переговариваются.
— А вдруг найдут? — шепчет испуганно Ульяна.
— Идти мне пора, — встаёт Лушка, надеясь раньше до Марфы добраться, чем надзиратель. Бросила взгляд на Анну, и поняла та: не станет сестра Ульяне ничего говорить. Где да что. Небось, убережёт от знаний ненужных. Пущай не ведае ничего.
Бежала Лушка, чуя, как в груди горит. Видала приставов, да околотками выбралась, что не углядели они. Токмо обманулась. Надзиратель чуял: знают что-то девки. А потому подождал, пока выйдет кто, и за ней устроился. Поняла Лушка, что не одна в лесу, да поздно было.
— И куда ж спешишь? — спрашивает надзиратель.
— Живу тут, — отвечает Лушка, стараясь страха не показать.
— Одна? — не верит надзиратель.
— Отчего ж? С бабушкой и собачкой.
— Так давай навестим их, — криво усмехается мужчина, и Лушка понимает, что пропала.
Засобиралась и Анна домой от Ульяны.
— Надобно печь затопить да ужин сготовить. А там Петруше передать, что жива. Пущай домой вертается.
— Приходил он ко мне, — зашептала Ульяна. — Назар. Девочку на руках держал. Куприяниха видала, никак разболтала?
— Ежели б она, сказали ю, что ты врёшь. А так другой кто. Может, Фёкла?
— Схожу к ней, — принялась собираться Ульяна. — Заодно спрошу, чего говорила.
— Вот и передай Петруше, что жду его.
Уж два дня прошло, как Петька домой от Зосима уехал. Свезло Рябому: забрал всю пшеницу у него кулак. Немного сторговался за всю норму, да и Зосиму было с руки. Домой душа рвалась, жену увидеть хотелось. И отправился обратно в путь-дорогу. По пути ездока встретил, что на телеге мужика вез. Удивился, что Степан это, муж Анны. Узнал, что Петьке сильно досталось.
Ворвался в дом, как только доехал, а там Анна детей качает. Не поймёт Зосим, какая девка его.
— Что-то вижу я тебя чаще жены своей, — сымает сапоги, в избу входя.
— К матери пошла, про Петра узнать.
— А ты ж чего?
— Сама схотела, а я пока с детьми.
— Слыхал-слыхал про Петра, — кивнул Зосим. — Уж и не знаю, правильно ли сделал, что его домой отослал, а не кого другого.
— Увез бы Степан Агафью мою, — сказала грустно. — Упас он ребёнка от страстей.