Незадолго до временной командировки в Женеву мне предлагали постоянную командировку (так называли поездки на несколько лет) во Францию в качестве переводчика и на Кипр на должность атташе. Были вакансии в Постоянном представительстве СССР при ООН. Однако в отделе кадров мне сказали, что я не могу работать в Нью-Йорке, так как мой отец там занимает высокую должность. Следовательно, даже в брежневские времена была видимость борьбы с семейственностью. Исключения делали лишь для мужа и жены. Был принят соответствующий закон. Об этом позаботился еще в 1922 году В.И. Ленин, жена которого, Н.К. Крупская, была также политическим деятелем. При Л.И. Брежневе данное исключение было отменено. Даже сын Громыко Анатолий непродолжительное время проработал на дипломатическом поприще. Министр считал это неприличным. Однако первый президент России Б.Н. Ельцин не постеснялся назначить на государственную должность в качестве личного советника свою дочь Татьяну. Действовавший во время его президентства Трудовой кодекс (ст. 20) гласил: «Запрещается совместная служба на одном и том же государственном или муниципальном предприятии, в учреждении, организации лиц, состоящих между собой в близком родстве, если их служба связана с непосредственной подчиненностью…» В специальных постановлениях правительства делались исключения из указанного правила. Но они никоим образом не касались случая с Ельциным. Ему было наплевать на законы. Поэтому многие подчиненные президента России также их нарушали.

От поездки во Францию я отказался — очень уж незавидная должность. Кадровик с «благозвучной» фамилией Моздухов почти уговорил меня поехать в длительную командировку на Кипр. Однако я все же предпочел Женеву.

Теперь я ехал в одном купе с заместителем представителя СССР в Комитете по разоружению Ю.К. Назаркиным, который стал затем послом и главой делегации СССР в Комитете по разоружению, а в дальнейшем и на переговорах по ограничению стратегических вооружений. Он был очень интересным собеседником, способным дипломатом, хотя отец почему-то звал его «тугодумом». Мы неплохо провели время в поезде, раздавив бутылку водки. Я, правда, выпил очень мало, так как был практически абсолютным трезвенником и занимался йогой.

Следует отметить, что членами нашей делегации были представители Министерства обороны (генерал Н.В. Пестерев) и Главного разведовательного управления (ГРУ) Генштаба министерства (генерал И.П. Глазков). Звание последнего мне сообщил отец, который знал его с 60-х годов. Во время моей командировки он был советником Постоянного представительства СССР в Женеве при международных организациях и входил в нашу делегацию. Однако представители КГБ, по крайней мере при мне, в нашу делегацию не входили, видимо, КГБ не считал данный форум серьезной организацией и своих сотрудников в нее не внедрял. Но еще в 1962 году заместитель начальника 7-го отдела Второго главного управления КГБ СССР (внутренняя контрразведка) Ю.И. Носенко являлся экспертом советской делегации на совещании Комитета 18 государств по разоружению. Тогда он вышел на американскую резидентуру с предложением своих услуг. Он передал ряд совершенно секретных сведений американцам. В 1964 году, во время очередного приезда в Женеву, шпион решил, что пора перебираться на Запад, и сообщил американцам, что его якобы вызывают досрочно в Москву. ЦРУ сразу же переправило его сначала в ФРГ, а затем на самолете на базу ВВС близ Вашингтона. Однако ЦРУ много лет не доверяло Носенко, думало, что он являлся подставой КГБ, и американский шпион прошел муки ада, пока ему в конце концов не поверили и не выплатили денежную компенсацию за его страдания. Д.Д. Энглтон — шеф всемогущей контрразведки ЦРУ, вхожий в кабинет самого А. Даллеса, вообще никогда не доверял перебежчику из СССР. Интересно, что этот американский контрразведчик несколько лет проработал с легендарным шпионом КГБ К. Филби, однако его Энглтон ни в чем не подозревал. Случай с Носенко является хрестоматийным примером недоверия ЦРУ к сотрудникам КГБ, которые добровольно предлагают свои услуги. Соглашаясь на сотрудничество с ЦРУ, мой отец также помнил о трагедии Носенко.

Полковник внешней разведки в отставке М.П. Любимов справедливо называет резидентуру ГРУ в Женеве синекурой, то есть теплым местечком, своеобразным курортом, куда назначали по блату. Однако в западных книгах о разведке Женева считалась «центром международного шпионажа».

В состав нашей делегации входил переводчик Э.Д. Зайцев, имеющий довольно высокий дипломатический ранг советника (это приравнивалось к генералу). Он был человек необыкновенных способностей. Мало того что он в совершенстве знал английский, французский, немецкий, испанский и итальянский языки, но также и необыкновенно хорошо пел тенором на английском и итальянском языках песни, которые были под силу лишь великому Марио Ланца. В то время я воспользовался тем, что у меня был хороший учитель, и стал дополнительно изучать немецкий, испанский и итальянский языки.

В Женеве я несколько раз встречал заместителя министра иностранных дел, главу делегации СССР на переговорах по ограничению стратегических вооружений В.С. Семенова. Хотя я был с ним лично не знаком, он здоровался со мной, младшим дипломатом, за руку, ибо я очень похож на отца. Семенов был одной из ярких фигур советской дипломатии. После окончания элитарного партийного института он работал преподавателем марксизма-ленинизма. В НКИД СССР (с 1946 г. МИД СССР) он пришел в годы массовых чисток и расстрелов, так как, видимо, его заметил на одной из научных конференций В.М. Молотов. После окончания войны Семенов в тридцать четыре года был назначен на крупный пост верховного комиссара советской зоны оккупации в Германии. Вспоминая свое комиссарство, он хвастливо заявлял: «Я был хозяином почти половины Германии!» Семенов знал почти наизусть основные произведения В.И. Ленина и даже внешне напоминал великого вождя пролетариата. Он был совершенно лысый, с яйцевидным черепом и выпуклым лбом. Прохаживаясь по своему кабинету в МИДе и читая нотации подчиненным, он ради вящего сходства с Ильичем закладывал большие пальцы рук в проймы жилета, как любил делать Ленин. Втихомолку его высмеивали за это. Поводом для шуток было и то обстоятельство, что Семенов часто публиковал статьи, подписывая их «И. Иванов» — один из ленинских псевдонимов.

Как отмечает в своих мемуарах В.М. Фалин, Громыко считал Семенова наиболее способным из своих заместителей. Министр дал ему следующую оценку: «Талантлив, но, когда впадает в философствование, не очень пригоден для земных дел. К тому же неусидчив».

Любопытно, что Громыко подчас не посвящал Семенова в некоторые секретные детали переговоров по ограничению стратегических вооружений, которые тот возглавлял. Поэтому заместитель министра часто возвращался в Москву для консультаций с моим отцом или другими советниками Громыко.

За месяц до злополучного вызова в Москву отец прислал мне в Женеву письмо через сотрудника секретариата ООН, в котором писал, что не забыл о моих проблемах, и обещал купить двухкомнатную кооперативную квартиру, так как получить государственную квартиру от МИДа не удалось, несмотря на обещание начальника Управления делами Б.И. Дучкова (для этого отец попросил меня осенью 1977 года выписаться из нашей четырехкомнатной квартиры на Фрунзенской набережной и прописаться к моей первой жене). В письме отца также находились 300 долларов США. Мне почему-то стало грустно до слез, меня охватило какое-то непонятное чувство тревоги и обиды. В то же время из Москвы пришло приятное известие — я был назначен на должность атташе.

Книжные магазины Женевы — настоящий рай для книголюбов, знающих иностранные языки. Я увлекался гимнастикой йогов (хатха-йога) и хиромантией (искусство определения судьбы человека по линиям рук), а в Москве тогда литературу такого рода достать было практически невозможно. В магазинах Женевы меня почему-то принимали за жителя немецкой части Швейцарии, по мнению продавцов, я говорил по-французски с немецким акцентом. Когда я признавался, что приехал из Москвы, швейцарцы очень удивлялись.