После смерти отца пропали и все мои личные самые ценные вещи: три бриллиантовых кольца стоимостью около 10 тысяч долларов. Моя сестра Анна, узнавшая первая о смерти отца 28 февраля, сообщила мне, чтобы я ни в коем случае не переводил деньги на наш с отцом совместный счет — на нем не было ни цента. В марте 2003 года сестра прислала мне копии документов, которые свидетельствовали о том, что Наташа потребовала от мужа снять с этого счета мои личные деньги на ее тренировки в спортивном клубе. Она была склонна к полноте и все время мечтала похудеть, правда, я не знал, что за мой счет. Сестра также прислала письмо, написанное собственноручно женой отца, где она требовала взять мои деньги. В конце письма была приписка: «Подумай об упрощении наших дел и отношений, а не об их усложнении». Так пропали мои несчастные 2200 долларов. Последние 272 доллара 6 центов США были сняты с моего счета 16 августа 1996 года в пользу благотворительного фонда «Спасите тигров», членом которого состояла сердобольная Наташа. Безусловно, что ее целью было не только полное разорение А.Н. Шевченко, но и ссора отца с детьми, очернение его в их глазах. Здесь просматривается не только корыстный умысел, но и политика, а может быть, и рука КГБ.

Мой отец даже после «временного развода» до самых своих последних дней надеялся, что Наташа вернется к нему. Он об этом не один раз говорил мне по телефону. Сестра мне рассказывала, как Наташа на суде, где она пыталась получить как можно большую часть пенсии мужа, гладила его по руке и говорила: «Аркаша, все будет хорошо, и мы будем жить опять вместе». И отец со всем соглашался.

После смерти отца остался долг около 600 тысяч долларов США. Я проверял эту информацию в инюрколле-гии и там ее подтвердили. В интервью газете «Комсомольская правда» от 03.03.1999 года моя сестра подчеркнула, что отец был должен ей 250 тысяч долларов США, которые взял у нее взаймы и не сумел вернуть. На этот счет имеются соответствующие документы, заверенные в США нотариально. Сестра продала в 1994 году дачу в поселке Валентиновка и трехкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной в элитном доме номер 50, в котором до самых последних своих дней жил нарком Сталина Л.М. Каганович.

Генерал КГБ в отставке Ю.И. Дроздов пишет, что место захоронения Шевченко держится в секрете. Мне этот «секрет» известен — его похоронили на небольшом участке американского кладбища в Вашингтоне, который выделен специально для церкви православного священника Виктора Потапова, жена которого сосватала моему отцу картографа Наташу. На похоронах отца присутствовал его американский «друг» В. Геймер, являвшийся президентом Джеймстаунского фонда, помогавшего диссидентам и перебежчикам устроиться в США. Кстати, отец был вице-президентом данного фонда, но фактически именно он его создал. Сейчас президентом фонда является бывший помощник президента США по вопросам национальной безопасности 3. Бжезинский.

Следовательно, Наташа распорядилась не только деньгами отца, но и его телом. Геймер на похоронах выразил сожаление, что Шевченко окончил свою жизнь столь «плачевно и одиноко». Однако после «временного развода» Наташи с отцом Геймер почему-то предпринимал все усилия, чтобы ускорить бракоразводный процесс. Об этом рассказал моей сестре Анне личный лечащий врач отца Макнамара.

Не случайно в интервью «Интерфаксу» руководитель пресс-бюро Службы внешней разведки (СВР) РФ генерал Ю.Г. Кобаладзе (кстати, он работал в Англии под началом английского шпиона О. Гордиевского) сказал, что «злорадствовать по поводу его (Шевченко) смерти мы, естественно, не станем».

Я считаю, что Бог просто миловал меня. Я мог бы, так же как и моя сестра, потерять все свое имущество в США, если бы продал, предположим, в марте — апреле 1998 года свою двухкомнатную квартиру на Фрунзенской набережной и перевел деньги на наш совместный с отцом счет (фактически мой личный) в США. Тогда бы я, приехав в Америку, не имел бы ничего — ни денег, ни квартиры, ни работы. Моя сестра проживала с семьей в США с 1992 года, она там уже адаптировалась и сумела с мужем организовать свой бизнес. Я же приехал бы на голое место с семьей в сорок шесть лет без каких-либо средств к существованию.

В посольстве США в Москве мне сказали, что теперь я не имею права на получение иммиграционной визы. Мне нужно было снова подавать документы в иммиграционное агентство США. Однако моя сестра должна была иметь соответствующий дополнительный доход (13 тысяч долларов США в год на каждого родственника) и иметь статус гражданки США. Ни того ни другого у нее не было. Но если бы даже она имела это, очередь, как меня предупредили в посольстве, растянулась бы, как минимум, на десять лет. У меня была идея написать письмо президенту США с просьбой помочь мне получить иммиграционную визу. Все-таки мой отец был не рядовой личностью и много сделал для правительства США. Но я передумал.

К счастью, в 1998 году я уже год работал, благодаря образованию которое дали мне отец и мама (этого не отнимешь при всем желании), в солидной российской коммерческой фирме и был в состоянии относительно прилично содержать свою семью по сравнению с миллионами российских граждан, которые при «демократическом» режиме жили в нищете, но зато имели право говорить все, что они думали о существующей бездушной власти.

1 сентября 2003 года я заключил договор о своем участии в съемках документального телевизионного фильма о моем отце под названием «Роковое решение» для Государственного телеканала «Россия». Он вышел в эфир 6 марта 2004 года и имел большой резонанс. Фильм вызвал неоднозначную реакцию в МИДе, однако бывшим сотрудникам КГБ понравился. Моя первая жена Марина подала в суд на авторов фильма, утверждая, что ее якобы оклеветали. Правда, у нее очень мало шансов получить хоть какую-либо денежную компенсацию, она ее явно не заслуживает, как с юридической, так и с моральной точек зрения. Второй телеканал («Россия») подал документы на участие в конкурсе престижной международной премии «Эмми» (телевизионный «Оскар») за этот фильм, который по рейтингу обошел на российском телевидении все подобные документальные ленты. Действительно, фильм получился. Я, как консультант и главное действующее лицо, старался как можно меньше по возможности порицать поступок моего отца. Сын по всем законам, по крайней мере божеским, не имеет права осуждать своего отца, тем более покойного.

История возникновения фильма такова. Один из руководителей российского телеканала прочитал мою статью «Сын за отца» в ежемесячнике «Совершенно секретно» (№ 5 (168) 2003 г.) и сказал: «Будем снимать. Это шекспировская история».

Первоначальные кинопробы проходили в Москве. Дважды было получено согласие МИДа России: на съемки в музее министерства на шестом этаже, а затем — на десятом этаже, где начинали дипломатическую карьеру мой отец и я. За разрешениями руководство телеканала обращалось к директору Департамента информации и печати МИДа России А.В. Яковенко, моему бывшему сослуживцу.

В музее МИДа меня снимали сидящим за массивным старинным столом с зеленым сукном, который в советские времена, видимо, занимал один из заместителей министра иностранных дел СССР. За этим столом я дал большое интервью, длившееся более часа. На десятом этаже министерства раньше находился Отдел международных организаций, где, в частности, начинал свою дипломатическую карьеру в 1974 году будущий первый министр иностранных дел «независимой» России А.В. Козырев. Меня снимали в кабинете 1043, где я проработал с 1975-го по 1979 год. Комната находится как раз напротив кабинета, в котором в то время сидел атташе Козырев. Естественно, в настоящее время старые столы с зеленым сукном заменены на новые, но двери и стены практически не изменились. Интересно, что меня снимали практически на том самом месте, где сидел С.Д. Чувахин — связник супершпиона КГБ О. Эймса. Затем меня засняли входящим в бывший кабинет начальника отдела В.Л. Исраэляна, куда меня привели в воскресенье 9 апреля 1978 года прямо из Шереметьева-2 после срочного вызова из Женевы в Москву в связи с побегом отца. В 2003 году начальство МИДа было весьма недовольно, что меня снимали как бы входящим в бывший кабинет начальника отдела, так как на этом этаже в настоящее время находится другое управление и на данные съемки не было дано согласие. Но рядовые сотрудники управления вели себя весьма любезно и даже вышли из кабинета 1043, когда возникла необходимость. Они интересовались, какой готовится фильм. Правда, один из ответственных дипломатов заявил: «Лучше бы сняли мультфильм!» Съемки в министерстве проходили с 18 до 20 часов вечера.