В Большом театре мы с мамой сидели в седьмом ряду партера, а 80 процентов всех остальных мест занимали сотрудники КГБ СССР. В правительственной ложе находились президент США Никсон и, по-моему, если я не ошибаюсь, Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев со своей дородной супругой, которая была в белом платье. Мама, единственная из всего зала, помахала Никсону рукой перед спектаклем. Кагэбэшники смотрели на нее весьма удивленно. Кроме того, после окончания спектакля мы с мамой ухитрились подойти к президенту США с его свитой на расстояние 2–3 метров и поприветствовать его.

Теперь же этот балет, передаваемый по всем программам телевидения, стал символом «зловредного» ГКЧП.

В нашем районе работало коммерческое кабельное телевидение «Хамовники», и я имел возможность видеть по американскому спутниковому каналу Си-эн-эн реакцию всего мира на августовские события 1991 года. Отец каждый день звонил мне и моей сестре по телефону из Вашингтона и очень беспокоился за нашу судьбу. Я тогда искренне радовался победе Б.Н. Ельцина. После событий 1991 года отец стал присылать нам с сестрой в качестве материальной помощи доллары, а не рубли. До этого присылать иностранную валюту было опасно.

Генерал-лейтенант КГБ в отставке Л.В. Шебаршин, которого председатель КГБ СССР В. Крючков не привлек к подготовке ГКЧП (?), отмечает: «Судя по всему, предусматривалось, что создание ГКЧП будет чисто политическим мероприятием, не потребующим применения силы. Из этого, естественно, следует вывод, что у инициаторов ГКЧП были договоренности или по меньшей мере понимание с гораздо более широким кругом политиков, чем это пытаются представлять сейчас». А вот танки на улице, по мнению главного разведчика, — результат чьей-то глупости, излишней и вредной перестраховки. Далее Шебаршин задает вопросы, на которые не может ответить ни в положительном, ни в отрицательном смысле, в частности: «Неужели президент знал о планах «заговорщиков»? Можно ли верить слухам, что он одобрил их в своей обычной неопределенной манере?..»

В 1992 году я занимался в Институте государства и права проблемой коллективных миротворческих сил СНГ. Как-то я пришел к генерал-лейтенанту, секретарю Совета министров обороны СНГ Л.Г. Ивашову (в дальнейшем он стал генерал-полковником, начальником Управления Министерства обороны РФ), чтобы пригласить его на конференцию по данному вопросу, которая должна была состояться в нашем институте. Мы разговорились, и, в частности, был затронут вопрос о путче 1991 года. Генерал, который является честнейшим человеком, не боявшимся сказать правду, даже самую горькую, в глаза, положительно ответил на вышеуказанные вопросы Шебаршина. Причем Ивашов ссылался на сведения, полученные им в высших кругах Министерства обороны. Следует также подчеркнуть, что еще за два месяца до путча до Горбачева была доведена информация о попытке его смещения Крючковым, Павловым, Язовым и Лукьяновым. Однако президент проигнорировал эти сведения. У Горбачева, как стало сейчас достоверно известно, была возможность позвонить по телефону из «своего заточения» и взять под контроль происходящие события, однако, видимо, у него не хватило духу, а возможно, он выжидал — кто победит?

В.М. Фалин отмечает в своей книге «Без скидок на обстоятельства», что обвиняемые по делу ГКЧП утверждали: «До 18 августа Генеральный секретарь сотрудничал с путчистами, и лишь в самый последний момент он свернул на обочину». Генерал КГБ в отставке Р.С. Красильников также подчеркивает, что, по многочисленным свидетельствам, Горбачев до отъезда на отдых в Крым дал поручение Министерству обороны, КГБ и МВД проанализировать обстановку, посмотреть, в каком направлении может развиваться ситуация в стране, и готовить меры, а если придется, пойти на чрезвычайное положение. Прибывшей в Форос делегации от ГКЧП он заявил: «Черт с вами, действуйте!» Причем генсек не дал четкого ответа о необходимости ввести чрезвычайное положение. Это было вполне в духе многих его заявлений и действий.

А.П. Судоплатов отмечает в своей книге «Тайная жизнь генерала Судоплатова», что в 1990 году его отец узнал от высокопоставленного сотрудника КГБ, что Горбачев недоволен тем, что процесс демократизации выходит из-под контроля. Осенью этого года КГБ и вооруженные силы получили приказ подготовить план введения военного положения. В то же время вдвое увеличили жалованье всем военнослужащим.

Хорошо обученным, натренированным и не знающим жалости спецподразделениям КГБ не представляло никакого труда захватить здание Верховного Совета, даже если бы его защищало вдесятеро больше сторонников демократии. Видимо, здесь речь шла не о дилетантизме или глупости путчистов, a-об исполнении продуманного плана. Переворот был скорее спектаклем, чем серьезной попыткой захватить власть в стране.

Интересно, что президент Франции Ф. Миттеран 19 августа публично фактически принял переворот как свершившийся факт, а США сначала не понимали, что происходит в СССР, и недоумевали, почему демократическая оппозиция остается в стране и даже в Москве не арестована.

В то же время министр иностранных дел РСФСР А.В. Козырев, который тогда находился в Париже, боялся быть арестованным. Интересно, кто же его мог арестовать во Франции? Может быть, французская полиция или советский посол?

В газете «Новые Известия» от 22.08.2003 года отмечалось, что крупнейшие российские службы мониторинга общественного мнения провели исследования и выяснили отношение граждан страны к ГКЧП и к тому историческому пути, который выбрала Россия после августа 1991 года. Половина россиян оценила события августа 1991 года как эпизод борьбы за власть в высшем руководстве страны. Козырев отметил в этой связи следующее: «Август 1991 года стал лишь началом распада СССР. Я всегда считал, да и сейчас убежден, что в течение всего сентября была возможность сохранить Союз и на волне победы прогрессивных сил вполне можно было осуществить глубокие демократические преобразования в рамках существовавшего Союза. Такие предложения я направлял и Горбачеву, и Ельцину, и министру иностранных дел СССР. Считаю, что хороший шанс бездарно был упущен союзным руководством. А ведь добрую волю тогда проявляли все: Ельцин устранился почти на месяц и оставил Горбачеву поле для инициативы. Союзное руководство ничего сделать не смогло, и с ноября процесс распада СССР был уже необратим».

Следует отметить, что многие действия и указы Б.Н. Ельцина (в частности, перевод союзных учреждений под свое подчинение, роспуск союзного парламента, игнорирование результатов референдума о сохранении СССР и т. д.) были еще менее конституционными, чем действия ГКЧП.

Опереточный путч привел к развалу и ограблению великой державы, которая потеряла исконно русские земли, к массовой нищете основного населения и воровскому обогащению небольшой кучки иноверцев.

После августовского путча сняли, по моему мнению, самого профессионального министра иностранных дел за всю историю СССР — А.А. Бессмертных. Он не привел за собой, как это нередко бывало, свиту своих людей, земляков, бывших коллег или партийных работников, а действительно мобилизовал лучшие интеллектуальные силы МИДа. Бессмертных подал в отставку, когда М.С. Горбачев сказал ему, что министр вел себя во время путча пассивно. Однако его можно было понять — у него были молодая жена и маленький ребенок, за которых он боялся. В то же время Бессмертных отказался подписаться под документами ГКЧП, несмотря на настойчивую просьбу В.А. Крючкова. Причем в деятельности ГКЧП никто из работников МИДа не участвовал и коллегия министерства никаких решений в его поддержку также не выносила. Бессмертных был единственным участником ночной встречи «заговорщиков» 18 августа, который не предал президента. Интересно, что, планируя привлечь к участию в «заговоре» Бессмертных, Крючков разыскал министра под Минском, где тот отдыхал, и предложил срочно прилететь в Москву, сообщив, что на ближайшем военном аэродроме его ожидает самолет.