Тогда я обратился в Верховный суд СССР. Верховный судья по гражданским и жилищным делам П.Я. Трубников, крупнейший специалист по данному вопросу, автор книги «Жилищные, дачные и гаражные кооперативы», сказал, что у нас есть только один выход из создавшегося положения: после конфискации пая его выплата по-новому. Было принято соответствующее решение Верховного суда СССР. Я совместно со своими родственниками выплатил около 11 тысяч рублей, и мы получили возможность искать конкретные варианты обмена квартиры.

В 1985 году семья наконец-то разменялась, и мы с женой Ниной стали жить в небольшой двухкомнатной квартире в этом же доме (я ее получил на себя одного, так как диплом кандидата наук давал мне право на дополнительную комнату), а сестра в трехкомнатной на Ленинском проспекте. Мне пришлось доплачивать около 5 тысяч рублей. Я выплатил паенакопление только за одну комнату в квартире отца, а новая хозяйка нашей квартиры сказала мне, что я обязан ей доплатить за одну лишнюю комнату. Мы получили пять комнат, а она четыре. Но она не учла того, что отцовская квартира была отделана ценными породами дерева — орехом, дубом и так далее (ремонт обошелся родителям в 25 тысяч рублей), а моя новая квартира, в частности, была в ужасном состоянии и требовала капитального ремонта. Таким образом, мне срочно нужно было искать деньги. Из ценных вещей у меня остался только тот самый старинный секретер XVIII века, в тайнике которого лежали основные драгоценности, изъятые после обыска в квартире отца. Бабушка говорила, что купила его в 1977 году за 7,5 тысячи рублей. Я стал искать покупателей. Жена посла в отставке Б.Л. Исраэляна Алла, проживавшая в нашем доме, посмотрела на мой секретер и, узнав его цену, сказала, что он ей не нужен. Однако она дала мне телефон известного художника И.С. Глазунова, который также интересовался антиквариатом. Я ему позвонил, но когда он услышал о цене, то заявил: «Я таких денег не имею» — видимо, тогда он был «бедным» человеком. Мне пришлось сдать секретер в комиссионный магазин на Фрунзенской набережной. Через несколько дней секретер продали, и я получил за него 5,5 тысячи рублей. Таким образом, я рассчитался за новую отдельную квартиру. Мы с женой были безмерно счастливы — никто не мешал нам нормально жить.

Следует подчеркнуть, что родительская квартира в дальнейшем никому из ее владельцев не принесла счастья. Согласно народному поверью, в доме самоубийцы не может быть ничего хорошего. У новой хозяйки квартиры не сложились отношения с сыном, ее отец быстро умер, и она была вынуждена ее разменять. Владельцем квартиры затем стал какой-то новый русский, сделавший там грандиозный евроремонт. Однако по иронии судьбы его квартиру два раза сильно затопило из-за неисправности крыши (наша квартира находилась на последнем, девятом этаже), причем вода один раз протекла до седьмого этажа. После этого бизнесмен не выдержал и продал квартиру.

Кстати, когда сестра проживала с бабушкой на Ленинском проспекте, последняя стала жаловаться уже на сестру с мужем. Соседи смотрели на них как на «истязателей бедной старушки». Позднее она захотела жить в доме престарелых для ветеранов КПСС. Хотя это был привилегированный дом, когда я приехал туда с мужем сестры В.Г. Иванцовым после смерти бабушки, у меня защемило сердце от жалости, в каких условиях она провела свои последние годы жизни. Бабушка умерла на восемьдесят девятом году в 1994 году. Я вместе с Иванцовым похоронил ее урну в могиле моей мамы на Новокунцевском кладбище (бабушка неоднократно просила кремировать ее после смерти, ибо она не хотела, чтобы «черви ели ее тело в гробу»).

Что касалось дачи в поселке Валентиновка, то с ней было намного сложнее. Дача считалась тогда предметом роскоши. Кроме того, в дачном кооперативе было много претендентов на нашу загородную виллу, в том числе один Герой Советского Союза. Было опасно добиваться в Верховном суде СССР конфискации пая дачи, хотя после этого мы и имели преимущественное право на вступление в кооператив. Председатель кооператива Ю.Н. Ефимов не гарантировал нам, что общее собрание проголосует именно за нас.

26 ноября 1988 года у нас с Ниной родился сын, которого я назвал Аркадием в честь деда. Мы были безмерно счастливы. Когда Аркаше исполнился один год, я стал обучать его английскому языку.

Избрание в марте 1985 года М.С. Горбачева Генеральным секретарем ЦК КПСС породило новые надежды на изменения в жизни страны. К власти пришел энергичный, относительно молодой и образованный лидер. Особенно меня обрадовало, что проблема разоружения, которой я занимался много лет, впервые стала серьезно рассматриваться на самом высоком уровне. Об этом, в частности, свидетельствовали советская программа уничтожения ядерного оружия, разработанная в Генеральном штабе МО СССР и предложенная Маршалом Советского Союза С.Ф. Афромеевым и первым заместителем министра иностранных дел Г.М. Корниенко Генеральному секретарю ЦК КПСС, а также многие договоренности, достигнутые в области ограничения и сокращения ядерных вооружений, казавшиеся ранее невозможными. СССР согласился на международный контроль, которого предыдущие руководители Советского Союза боялись «как черт ладана», ибо международные инспекторы могли увидеть то, что им было не положено, — как в действительности живет советский народ, а как партийная номенклатура, другие прелести страны развитого социализма, к тому же зафиксировать факты нарушения СССР некоторых подписанных им международных соглашений. Любопытно, что, как отмечает В.М. Фалин в своей книге «Без скидок на обстоятельства», авторство вышеупомянутой программы стоило Корниенко его поста, так как представлять ее стоило лучше всего от имени Э. Шеварднадзе, а не от имени замминистра и маршала. Но Корниенко не догадался и тут же был окончательно занесен в «громы-кинские реликты».

В брежневские времена, вместо того чтобы ограничить накопление вооружений после московских соглашений 1972 года, СССР продолжил модернизацию всех видов оружия в своем арсенале, как ядерного, так и обычного, выпуская все увеличивающийся поток ракет, самолетов, танков, кораблей и орудий. За счет других секторов экономики и в размерах, намного превышающих его оборонные нужды, Советский Союз увеличил выпуск своей военной продукции на одну треть. Его военно-промышленная база стала самой крупной в мире. Затраты на вооружения, выраженные в долларах, превышали затраты США.

О.А. Гриневский подчеркивает в книге «Тайны советской дипломатии», что советская дипломатия и военнопромышленный комплекс оказали роковую услугу своей стране. И без того малоэффективная советская экономика под гнетом гонки вооружений и силовой политики оказалась на грани краха. Непроизводительные военные расходы поглощали 15–20 процентов ВВП страны ежегодно, тогда как в США они составляли всего 6 процентов. Внешне все как будто свидетельствовало о том, что к концу 70-х годов СССР достиг пика своего могущества и влияния в мире. А на самом деле он уже выдохся. Советское руководство было поражено старческим маразмом и не могло адекватно реагировать на обстановку. Международный отдел ЦК и КГБ подсовывали ему ложную, порой доходящую до абсурда, информацию, на основе которой Политбюро и принимало свои решения.

Однако в конце перестройки Горбачев и Шеварднадзе впали в другую крайность, и начался развал Вооруженных сил СССР, который достиг своего пика при Б.Н. Ельцине в середине 90-годов. Престиж и боеспособность армии катастрофически упали. Только при Президенте России В.В. Путине российская армия постепенно восстанавливается, но на это нужны многие годы и переход на профессиональные вооруженные силы.

Горбачев слишком много внимания уделял международным делам (правда, это не помогло избежать огромных просчетов), а ошибки во внутренней политике привели к пустым полкам в советских магазинах, чего не было даже при Брежневе. В результате народ разочаровался в новом генсеке. Очень метко охарактеризовал внешнюю политику М.С. Горбачева как «либеральную маниловщину» А.Ф. Добрынин.