Пользуясь высоким положением и связями отца, я вел себя в Женеве так, будто мне было все дозволено. В частности, дипломатам запрещалось смотреть фильмы порнографического содержания, посещать стриптиз-клубы и т. д. Кроме того, исключались несанкционированные контакты с иностранными дипломатами. Однако я нарушал часть этих запретов. Ряд иностранцев приглашали меня в рестораны за их счет, где мы сидели вдвоем, без свидетелей, и мило беседовали. Одна такая встреча сорвалась, так как меня срочно вызвали в Москву. Между тем меня лично пригласил на обед через день после побега отца заместитель представителя Великобритании в Комитете по разоружению (возможно, он был сотрудником британской секретной службы), он, видимо, хотел передать мне информацию об отце.
Кроме того, являясь фактически генеральным секретарем делегации, я занимался в том числе размещением членов делегации в гостиницах Женевы. Я, в частности, договорился включить завтрак для всех членов делегации в стоимость проживания в гостиницах, которая оплачивалась МИДом, а также попросил установить в каждом номере цветные телевизоры (за это полагалась отдельная плата). Финансовое управление министерства запрещало подобные дополнительные расходы. Однако я попросил администрацию отелей не выделять данные суммы в общем счете за проживание. Поэтому все указанные услуги были оплачены МИДом, и все члены нашей делегации были довольны.
8 апреля 1978 года, в субботу, я весь день ходил по магазинам, покупая подарки для первой жены и сына Алексея. В отель я пришел только вечером. Меня уже ждали сотрудники делегации, в том числе представитель Министерства обороны генерал Пестерев. Он был чрезвычайно возбужден и спросил меня, куда я пропал. Пестерев сказал, что мне с утра в воскресенье необходимо срочно приехать к послу Лихачеву. Он сообщил мне, что нужно немедленно отвезти в Москву пакет с важными документами. В ответ на мое беспокойство о том, не случилось ли что-либо с моими родственниками, посол успокоил меня, сказав, что все здоровы и я сразу же после выполнения данной миссии вернусь в Женеву. Я не послушал совета мудрого шофера посла взять с собой все свои вещи после срочного вызова в Москву и пожалел об этом в дальнейшем. Бухгалтерия женевского представительства выдавала нам суточные на весь месяц вперед. Я их истратил на подарки родственникам и большую часть вещей оставил в Женеве. В связи с тем, что я не проработал до конца месяца, я должен был вернуть деньги. В погашение моей задолженности мои вещи были проданы.
Обычно диппочту перевозят дипкурьеры. Мне был срочно оформлен дипкурьерский лист. В нем указывалось, что «предъявитель сего действует по поручению министра иностранных дел СССР и все службы обязаны оказывать ему всяческое содействие». Моим сопровождающим был незнакомый мне ранее третий секретарь представительства СССР при международных организациях в Женеве некто В.Б. Резун. Мне сказали, что дипкурьеры не должны ездить в одиночку. Может быть, это и так, однако потом я догадался, почему мне выделили столь странного сопровождающего.
Пакет, скрепленный специальными сургучными печатями, находился у меня в атташе-кейсе. В женевском аэропорту мой чемоданчик стали просвечивать рентгеном швейцарские таможенные органы. Резун заявил, что они не имели права просвечивать вещи, в которых находилась диппочта. Однако швейцарские таможенники не прореагировали на наш протест.
В аэропорту Шереметьево-2 меня почему-то почти час не выпускали на паспортном контроле советские таможенники, несмотря на то что я предъявил диппаспорт и дипкурьерский лист. В ответ на мое. возмущение странной задержкой, они, явно смущенные, бормотали что-то невразумительное, ссылаясь на какие-то необходимые формальности, и куда-то звонили. Видимо, они связывались с КГБ, а там еще не решили, куда меня везти. Исполняющего обязанности резидента КГБ в Англии О. Гордиевского, которого вызвали по подозрению в шпионаже в Москву, также долго продержали на паспортном контроле в Шереметьеве, ибо таможенникам было приказано оповестить КГБ о прибытии подозреваемого в шпионаже, чтобы его не оставили без присмотра.
Наконец меня выпустили в зал ожидания, где уже находился мой коллега и сокурсник Н.П. Смидович с каким-то незнакомым мне человеком.
Я хотел сесть в черную «Волгу» моего тестя генерал-лейтенанта, заместителя начальника Главного штаба ПВО СССР Б.И. Смирнова, к своей первой жене, которая тоже приехала меня встречать. Однако Смидович сказал, что мне лучше сесть с Резуном в черную «Волгу», которую прислал МИД. Мой приятель сказал, что меня ждут в министерстве. Когда мы на двух машинах подъехали к зданию МИДа на Смоленской площади, Резун попросил подвезти его домой на Ленинский проспект, и моя жена повезла его на черной «Волге» своего отца. Вместе со Смидовичем мы поднялись на десятый этаж министерства и прошли в кабинет заведующего Отделом международных организаций. Там находился незнакомый мне мужчина, который, тщательно выбирая выражения, сообщил мне, что мой отец исчез и сведения о нем поступили от американцев. Я спросил, добровольно ли отец остался в США. Мужчина ответил утвердительно. Он попросил меня написать отцу письмо с просьбой вернуться в СССР. Прочитав письмо, в котором я убеждал отца одуматься, подумать о детях и приехать домой, мужчина (это был сотрудник КГБ) сказал, получилось письмо скорее от брата, чем сына, и похвалил меня.
На улице меня уже ждала машина с женой, недовольной, что ей пришлось отвезти Резуна в самый конец Ленинского проспекта и вернуться назад. О Резуне я вспомнил через несколько месяцев, когда многократно сообщали по западным радиостанциям, в том числе «Голосу Америки», о том, что майор ГРУ Резун, сбежавший из Женевы в Англию, заявил следующее: «Сын заместителя Генерального секретаря ООН Аркадия Шевченко, оставшегося в США, Геннадий, является моим лучшим другом». Позднее меня вызывали в службу безопасности МИДа (она подчинялась Второму главному управлению КГБ (внутренняя контрразведка), где показали несколько фотографий. Среди них я еле-еле узнал Резуна, сопровождавшего меня в качестве дипкурьера, ибо я был знаком с ним всего несколько часов. После этого кратковременного знакомства произошло столько бурных и страшных событий: потеря отца, фактическое увольнение из МИДа, смерть мамы, конфискация имущества и т. д. О встрече с каким-то Резуном я даже не вспоминал. Любопытно, что генерал КГБ СССР в отставке В.Г. Павлов пишет, что сын А.Н. Шевченко, дипломатического представителя СССР в ООН (?), Геннадий, «служивший дипломатом в представительстве СССР в Женеве» (?), был «под конвоем» (?) на глазах «самозванца» (?) (так Павлов называет Резуна, так как в качестве псевдонима (Суворов) тот взял девичью фамилию матери) срочно отправлен домой. Это событие, пишет далее Павлов, так смертельно напугало «смелого спецназовца», что он категорически отказался от продолжения сотрудничества с британской разведкой. Как известно, в представительстве я никогда «не служил», а в качестве конвоира выступил сам Резун, который ныне широко известен на Западе и в России благодаря своим многочисленным книгам о Второй мировой войне и шпионаже.
М.П. Любимов отмечает, что в Женеве капитан Резун начал зондировать американцев, сначала намекая на «глупость» Брежнева, а затем предлагал им коллекционные монеты (ни на то ни на другое они не клюнули). Все же в июле 1977 года ему удалось завербоваться в английскую разведку. Проработав на нее одиннадцать месяцев, получив в СССР майора ГРУ, он 10 июня 1978 года вместе с женой и двумя детьми был вывезен из Женевы в Лондон.
Сам Резун объяснял свой поступок восхищением прелестями западной жизни (весьма откровенно, ибо Женева — рай для советского человека, оттуда многим не хотелось возвращаться в СССР), неприятием советской системы, шоком после чехословацких событий 1968 года. В последнем я очень сомневаюсь.
Если бы КГБ подозревал Резуна в шпионаже, то никогда бы не послал его в качестве сопровождающего сына Шевченко. Это был очередной прокол наших спецслужб. Но я в то время ни при каких условиях не остался бы на Западе, даже если бы, как я написал по молодости в первом письме отцу, меня пытали каленым железом.