В дальнейшем установились дружеские и деловые контакты между моей мамой и женой Громыко. Кроме того, и министр испытывал симпатии к моей маме. Она обладала сильным обаянием и привлекательностью, что обычно называют магнетизмом. Видимо, это и было причиной того, что она всегда была центром внимания любой компании и общества. Яркая, эффектная, несколько взбалмошная, она любила красивые и дорогие вещи. Старинные украшения, антикварная мебель, нежные фарфоровые русские, немецкие и французские статуэтки и предметы, бриллианты восторгали ее и рано или поздно становились ее собственностью. Возможно, именно это сблизило ее с женой Громыко. Еще в 1969 году мама показывала мне старинную малахитовую шкатулку стоимостью 700 рублей (в то время — месячный оклад министра), которую она планировала подарить Лидии Дмитриевне. Так что те высокие должности, предлагавшиеся отцу в 1970 году, просто так в МИДе не занимались, будь претенденты семи пядей во лбу.
Отец писал в своей книге, что «Лидии Дмитриевне удалось вывезти из особняка в Гленкове два антикварных трюмо, которые теперь, видимо, служат украшением ее дачи во Внукове, но она почему-то пренебрегла двумя бронзовыми канделябрами, чем немедленно воспользовались супруги Федоренко. Когда жена министра спохватилась, их и след простыл». Н.Т. Федоренко был Постоянным представителем СССР при ООН и заместителем Громыко, видным китаеведом, членом-корреспондентом Академии наук СССР, автором многих интересных книг о Китае, Японии и ООН, а в свое время переводчиком И.В. Сталина. Громыко очень не любил своего зама и в некоторой степени даже завидовал его учености и не только этому. Ему претил весь облик Федоренко и его стиль жизни — длинные волосы, изысканные костюмы, галстуки-бабочки, презентабельная внешность. Кроме того, у него была красивая блондинка жена, с которой было не стыдно появиться на любом приеме. У Громыко таких возможностей не было. В 1970 году, когда Федоренко вернулся из Нью-Йорка в Москву, Громыко предложил ему должность начальника отдела. Но Федоренко гордо отказался, ведь он был заместителем министра. В дальнейшем он занимал пост главного редактора журнала «Иностранная литература» (1970–1988), а затем избрал в качестве постоянного места жительства Болгарию. Его зять, Сергей Федоренко (Ниц), взявший фамилию тестя, устроился на работу в секретариат ООН в середине 70-х годов (Н.Т. Федоренко по старой дружбе попросил об этом моего отца), а будучи членом делегации СССР на переговорах об ограничении стратегических вооружений, работал на ЦРУ. Подозревая, что КГБ может его разоблачить, Сергей Федоренко, как пишет Пит Эрли, «поехал в Подмосковье на дачу к своему влиятельному тестю. От имени зятя Николай Федоренко задал несколько вопросов своему старому другу Борису Соломатину (бывший резидент КГБ в Нью-Йорке. — Г.Ш.) и получил тревожный сигнал. «Генерал говорит, что в твое досье забралась проститутка». Сергей понял это выражение: кто-то в КГБ стал интересоваться его связями с американцами и его подозревают в шпионаже. После очередной командировки за границу он не возвратился в СССР и сейчас проживает в США.
Следует отметить, что и высокие международные чиновники не гнушались принимать дорогие подарки. Мне, например, известно, что отец, в частности, подарил дорогой старинный русский серебряный самовар (его купила бабушка за тысячу рублей (месячный оклад члена Политбюро ЦК КПСС) в комиссионном магазине в Москве) Генеральному секретарю ООН К. Вальдхайму, который, уйдя с этого поста, стал федеральным президентом Австрии (1986–1992), несмотря на то что он служил во время Второй мировой войны в немецком вермахте.
Не случайно поэтому у отца были очень хорошие отношения с Генеральным секретарем ООН. После побега отца Вальдхайм попал в деликатную ситуацию и был весьма благодарен своему заму, что тот добровольно покинул свою должность, ибо формальных причин для его увольнения не возникло (контракт был продлен), а ссориться с великой державой (СССР) генсеку не хотелось. Отцу даже была выплачена довольно внушительная сумма в качестве компенсации после его отставки.
Должность заместителя генсека ООН была высокой и «хлебной». Например, с 1957-го по 1960 год, этот пост занимал А.Ф. Добрынин, ставший затем членом коллегии МИДа, послом СССР в США, секретарем ЦК КПСС. Добрынин пишет, что сотрудники секретариата ООН, получавшие гораздо больше дипломатов Постоянного представительства СССР при ООН, были вынуждены негласно сдавать разницу в кассу представительства, и лишь в 1990 году они отказались от сего ежемесячного оброка.
Кроме того, сотрудники секретариата ООН после окончания контракта имели право на довольно значительную пенсию. Например, глава отделения ООН в Москве Чечеткин получал пенсию около 500 долларов США и отказался сдавать ее. Так же поступил еще один высокопоставленный чиновник ООН в советское время. Самым большим наказанием за этот «проступок» могло быть исключение из партии. Отец же после своего увольнения из ООН получил более 76 тысяч долларов США единовременно и до самой смерти получал от пенсионного фонда ООН пенсию 965 долларов 73 цента США в месяц, хотя он проработал на своем посту всего пять лет. Кроме того, как писал отец в своей книге, у него на банковском счете лежала солидная сумма накоплений от его ооновской зарплаты, которую он не отдавал с 1976 года в советское представительство.
Кстати, Чечеткин достал мне в 1975 году супердефицитную книгу М.А. Булгакова (три романа — «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия» и «Театральный роман»), а взамен я передал ему дефицитные лекарства из Кремлевки. Говорят, что писатели чуть ли не дрались за эту книгу. Ее стоимость на черном рынке доходила до 100 рублей. Племянница Брежнева также интересовалась данной книгой, но, как она описывает в своих мемуарах, ее отец, не имея лишних экземпляров, «позаимствовал» книгу у своего брата, сказав дочери, что Леонид Ильич не заметит пропажи.
До моего отца пост замгенсека ООН занимал Л.М. Кутаков, проживавший в нашем доме, пытавшийся всеми силами и средствами остаться на своем «хлебном» месте. Отец рассказывал, что за месяц перед назначением в ООН его вызывал первый заместитель начальника Первого главного управления КГБ СССР (внешняя разведка) генерал Б.С. Иванов. Он сказал, что КГБ очень рассчитывает на помощь моего отца, ибо ООН была лучшей «сторожевой башней» для советских спецслужб. Именно там они собирали важнейшую информацию, касающуюся США и других стран. На вашей работе, продолжал генерал, у вас будет редкая возможность знакомиться с американцами и представителями других западных стран. «Вы также сможете способствовать назначению в секретариат наших людей. И если вдруг ЦРУ или ФБР проявят к ним интерес, вы сможете помочь им, оказав свое покровительство». Генерал говорил с Шевченко так, как будто бы вопрос о его сотрудничестве был уже решен.
Обдумывая каждое слово, мой отец сказал следующее: «Моя главная задача по прибытии в Нью-Йорк — наладить работу в моем департаменте. Его престиж должен быть повышен, если я хочу приобрести некоторое влияние на Вальдхайма». Круглое лицо Иванова сморщилось в пренебрежительной ухмылке. Разлив коньяк по рюмкам, он вытащил из кармана и показал моему отцу два анонимных письма, адресованных в ЦК КПСС. Об этих доносах отцу также рассказывал генерал О.Д. Калугин, с которым отец встречался перед поездкой в ООН. Однако, учитывая высокие связи отца, анонимки не смогли помешать его поездке на работу в ООН. Кроме того, КГБ считал, что, показав их Шевченко, чекисты заставят его на себя работать.
В одном письме говорилось, что Шевченко живет не по средствам, имеет иконы (членам партии это запрещалось), сообщалось, сколько отец тратит денег и сколько получает. Уведомлялось, что его квартира украшена антиквариатом, а жена и дочь постоянно проявляют антисоветские настроения, восхваляя жизнь в Америке и критикуя советскую систему. Сам же дипломат заводил несанкционированные дружеские связи с иностранцами, в частности с американцами, когда работал в Нью-Йорке.
