Если бы охотник взял себя в руки и как следует рассмотрел делегацию, он бы понял, что мужчина блефует. Предложение тот сформулировал предельно обтекаемо, словно ожидая разбирательств с юристами. Тот, кто и впрямь готов бросить «что-нибудь интересное», так фразы не строит. Кроме того, у вампиров не наблюдалось ни гранат, ни банок или бутылок. Однако парнишка струхнул. Он побледнел, схватившись за рацию на поясе, и трубка словно по заказу затрещала:

— Воробей, приём! Доложите обстановку!

Намерения отразились у охотника на лице, даже Ада их считала. Он мог выбрать два пути: объявить жёлтый код или красный. На жёлтый высылали подкрепление для переговоров, на красный — группу для усмирения и ликвидации. Страх в глазах юноши за доли секунды сменился жестокостью. На лбу и висках вздулись вены, и вампиры всё поняли. Не позволив ответить, рацию у парня отобрали молниеносным движением и переломили пополам. Охотник вскрикнул, отпрыгнул, машинально вскидывая оружие, и нажал на курок. Аду оглушило. Он не целился и не уводил ствол в воздух, выстрелил наобум. И попал. Один из найфо опустился на асфальт, придерживаемый другими.

— Брэндон? Бро!

Было поздно, пуля задела сердце.

Белобрысый мальчик попятился, глядя на свою жертву. Второй охотник заорал в рацию:

— Линкольн 34, красный код! Красный ко… — аппарат выбили. Парень из Хейзелвуда пальнул вампирам по ногам, как и предполагал протокол. Их это не остановило. Сразу двое бросились на него, Ада уловила обезумевшее, озверевшее выражение, и вдруг мир закрыла красная пелена. Парню оторвали руку. Ада поняла, что произойдёт, не хотела смотреть, но увидела. Кто-то будто обратил в стекло её глазные яблоки, и по ним текли кровавые разводы, которые она пыталась сморгнуть, а они не смаргивались. Она захлебнулась криком, смешавшимся с криками мужчин. Твари больше не считали их живыми.

«Господи, этого не может быть! Этого просто не может быть!»

Один из вампиров повернулся к ней.

Кухня, полупрозрачная Вторая Ада. Качает головой.

Ада потянулась к кобуре, одновременно готовясь бежать по замысловатой траектории, устраивая препятствия из подручных средств. Лишь комбинация пуль и бега могла спасти её. Вамп направился к ней, но кто-то в китчевой жёлтой толстовке подлетел к нему и куском трубы с размаху перебил твари ноги. Потом схватил замешкавшуюся Аду и, взвалив её через плечо, помчался прочь.

Двигался он так, словно города не существовало: по машинам, бортикам, скамейкам. Проносился сквозь развороченные магазины как сквозь проездные арки. Аду тошнило, она изо всех сил лупила «похитителя» и визжала:

— Стой! Останови их! Останови их!!!

В конце концов, он затормозил, опустил её на газон и встряхнул за плечи.

— Хватит! Ничего нельзя сделать! НИЧЕГО НЕЛЬЗЯ СДЕЛАТЬ!

Ада села на корточки и зажмурилась, сдерживая рвотные позывы. Мэдс нетерпеливо топтался рядом.

— Тебя тоже этот говнюк на задание выгнал?

— Какой говнюк?

— Ну Гвидиче, макаронник!

До Ады с опозданием дошёл смысл его слов.

— «Тоже»? Ты про себя или про…

Вампир сплюнул.

— Про Розу! Я не могу её найти!

— Но они же… Они… — содержимое желудка предательски прыгало к горлу.

— Да остались они! Я им объяснил, что ты говоришь правду. И про резню, и про моду у наших на любовников из Ордена. И что некоторым нравится, когда с принуждением… Короче, Розу переклинило! Она же упрямая ослица! Какие он дал указания?

Ада переваривала услышанное.

— Не знаю, я случайно тут оказалась… Погоди, ты объяснил, что я говорю правду? Зачем?!

— А не надо было, не?

— Я просто… спасибо. Правда. И за сейчас тоже.

— Рано благодаришь. Тебе в убежище?

— Ага.

— Я донесу, — он оценивающе её осмотрел. — Проблемы с боёвкой, да?

— Небольшие.

— Ну-ну. А ты действительно Линчевателей от Гвидиче отогнала?

— Да.

— Ясно. Байхантка прикрыла вампира от людей, а потом задаёт глупые вопросы… Ладно, устраивайся поудобнее!

Она обвила сзади его шею, и он вновь припустил по городу. Когда они добежали, Ада затараторила.

— Мэдс, Линчеватели ловят вампов давно и действуют слаженно! Если они не в Ордене и захотят помочь с протестующими, выдадут себя! На месте Гвидиче, я бы послала людей высматривать такие группы профи!

— Точно! — Мэдс щёлкнул пальцами. — И он отправил ребят куда-то заранее, значит, или к Лагерю, или к мэрии! Сучонок итальянский! Если Роз тронут, я ему все конечности поотрываю!

Ада пошатнулась, мгновенно окунувшись в сцену у ворот.

— У-удачи.

— И тебе!

Вампир затянул завязки на капюшоне и побежал обратно. А Ада постучала в дверь, на которую прикололи листок с надписью «Убежище». Её пустили.

***

Город катился в Преисподнюю, а Давиде предстояло удержать этот шарик. В центральных кварталах не осталось ни одного сохранного здания. Всюду валялись выбитые стёкла, искорёженные машины, вывернутые из земли столбы. Где-то погнули светофоры. В парковом островке размером на одну скамейку повалили монумент — топорную статую Фемиды.

Давиде наблюдал за потоками вампиров, охотников и полиции, перемещаясь по крышам. В основном, протестующих старались не трогать: резервов, чтобы справиться с ними, всё равно не хватало. Патрульные блокировали места потасовок, обездвиживая вампиров сетями и серебряными дротиками, отстреливаясь, если самих пытались взять в кольцо. Но некоторых найфо всё равно захватили, связали и заперли в полицейском участке. Заодно распотрошили найденный там бумажный архив в поисках материалов по Линчевателям.

Ближе к полуночи власти отрубили связь, хотя помогло это мало. Давиде, например, не мог себе позволить такую роскошь как отвлекаться на смартфон. Он дождался нового вала возгласов о расправах. Как Дав и предполагал, люди срывались первыми, действуя на упреждение, и получали ответ от уставших и раскаченных его воздействием существ, во много раз сильнее себя. Довольно быстро проявились его взрослые собратья, приглушающие общую ярость. А когда ярость приглушили, толпе понадобилась цель, и целью стал Дом.

Давиде помчался в Баркси, сокращая через лесной массив по заранее разведанным тропам. Адреналин подгонял, толкал в спину. Выскочив из-за деревьев, Дав сразу ввинтился в собравшихся и присоединился к лозунгам:

— Долой Орден и кланы! Равноправие! Долой Орден и кланы! Равноправие!

К запертым сейчас воротам стаскивали мебель из окрестных кафе, складывая пьедестал из столов и стульев. Когда мебельная гора почти сравнялась по высоте с оградой Дома, на неё взобрался оратор: Бруклин О’Нелли. Дав сталкивался с ним. Инициированный в прошлом веке, амбициозный и находчивый, О’Нелли до посмертья занимался политикой и, политика осталась его бессменной любовью. После Легализации он запустил несколько любопытных инициатив, рассчитывая на продвижение в клане, но его отодвинули. А после передела территорий Бруклин и вовсе из клана вышел, сколотив нечто вроде профсоюза, правда, с небольшим количеством членов. Преступления Линчевателей и нынешние беспорядки могли стать для него неплохим трамплином для рывка.

— Братья! — заговорил О’Нелли хорошо поставленным голосом. — День настал, предел достигнут! Нам многое обещали перед перерождением! Обещали бессмертие! А потом принялись истреблять нас, гнать и ставить эксперименты! Обещали равноправие… А потом не только не пустили в Парламент, но и отняли имущество! НАШЕ! ИМУЩЕСТВО!..

Толпа возмущённо взревела.

— …Обещали защиту! Зажравшиеся старцы из Кланов обещали нам защиту, но всё это время защищали лишь себя! Лишь себя! — он театрально махнул рукой в сторону Дома, высящегося за сетчатой оградой слепой крепостью без единого окна. — А мы?! Мы терпели! Мы ждали! Мы верили, будто Большие дяди разберутся между собой, и постепенно мы получим равноправие и безопасность! Да хотя бы получим грёбаное, мать его, уважение! Но получили мы это! Нас убивают без стыда и совести, убивают давно, а мэрия даже не трудится предупредить об угрозе, проводя проклятую Ночную Ярмарку! Дома не трудятся предупредить об угрозе, а как запахло жареным, великосветские задницы засели за толстыми стенами! Они-то живут в достатке с переписанными на других счетами. У них по несколько особняков и дорогие машины, и личные армии охранников. А что у нас, у простых найфо? Равнодушие и презрение! И вечный серебряный нож у горла! Вот мы собрались здесь — вполне мирно — ради переговоров. Ради объяснений! Но никому нет до нас дела!