Леди сидела в кресле похожем на трон, подбородок её был задран чуть выше, чем принято. За креслом вопреки ожиданиям вытягивались не преданные вампиры, а тщедушные домашние доноры.

Дав преклонил колено.

— Доброй ночи, Давиде, — сказала женщина на древнеанглийском.

— Доброй ночи, леди Кэтрин. Спасибо за оказанную честь!

Она помолчала, чтобы он прочувствовал момент и своё подвешенное, подчинённое положение.

— Встань. Присоединяйся, поговорим.

Глава клана бриттов, добровольно отринувшая статус какой-то там современной графини, была прекрасна. Прямые чёрные волосы, чёрные глаза и анемично-бледная кожа окружали её флёром героинь готических романов. Гибкое тело облачено в комбинацию, поверх которой наглухо застёгнуто чёрное газовое пальто. Не женщина, а видение, подёрнутое дымкой.

Это был первый раз, когда они встречались наедине, раньше Дав не считался достойным высокой аудиенции.

— Я смотрела твоё выступление. Очень пламенное. И своевременное. Алонсо повезло, что у него в семье есть приличный оратор. Жаль, он не ценит.

— Благодарю, леди. Ваше одобрение — высший комплимент для меня. Возможно, мне стоит чаще проявлять себя на публике.

Она дёрнула плечиком.

— Ты вроде бы хорош не только на публике. Альберт и Мартин отзывались о тебе с пиететом. Расскажи про Краствил, мальчик.

Давиде принялся рассказывать, придерживаясь самой нейтральной версии. Сторонясь оценок, пропуская половину событий. Что нужно этой женщине? Блок против Алонсо? Ему такое неоднократно предлагали, но Дав отказывался. Смена верхушки в Краствиле, но человеком со стороны? Или события в городе происходят с её ведома, и она желает понять, как много он выяснил?

Кэтрин слушала, скользя взглядом по его лицу, не прерывая и не задавая вопросов. Когда Давиде закончил, протянула:

— Подросток-полукровка… Много полукровок развелось в Америке в последние годы.

У Дава в груди ёнкуло. Она знает про Аду? Если да, чем это грозит?

— Не замечал.

— Ты многого не замечаешь, малыш. Или притворяешься, будто не замечаешь. Алекса, включи музыку! — хромированная колонка с мигающим ободком, чужеродная на лакированном комоде, включила вальс Арчибальда Джойса. — Пригласишь даму?

Дав на миг растерялся, а затем послушно сделал приглашающий жест, встав с Кэтрин в начальную позицию. Пальцы сплелись, полупрозрачная материя защекотала предплечья. Первые такты они приноравливались друг к другу, Кэтрин была словно обращена в себя, словно решала, подходит ей такой партнёр или не подходит.

«Да она же меня соблазняет! — осенило Давиде. — И намекает сделать первый шаг!»

Вот почему с ними здесь только доноры!

Они кружились, сближались и расходились, а Дав всё ясней понимал, что какой бы экзамен ни устроила ему Кэтрин, его нельзя провалить.

Вальс затих, но он не выпустил её руки. Леди бездействовала, не отрываясь глядя на его рот. Давиде наклонился для поцелуя, однако она отвернула голову. Не угадал. Не заслужил. Он переключился на шею, коснулся губами, потёрся головой о щёку и висок. Дыхание вампирши участилось. Он вновь прильнул к шее, лаская, оставляя засос. Расстегнул верхние пуговицы накидки. Опять попытался поцеловать и опять получил молчаливый отказ.

Давиде бережно смахнул с её плеча бретель комбинации. Та, упав, обнажила маленькую белую грудь с крупным соском. Дав приник к нему, обхватив Кэтрин вокруг талии, прижимаясь, вдыхая запах тела и разогретые ноты духов. Наконец, она его остановила, оттянув за волосы, и подарила поцелуй.

Она испытывала его долго, несколько раз впиваясь в доноров, заставляя дрожать от усталости и желания, и снова и снова прокатывать по языку её имя: Ка-те-рин. Один из парней, чья кровь ей особенно нравилась, лежал на полу без сознания.

Он мог бы представлять на её месте Нэнси, если бы не драматически разный подход к близости. Впрочем, с Нэнси он в последний раз спал, когда она была смертной.

Насытившись, Кэтрин накинула просвечивающий плащ и, полунагая, подошла к окну, застыв в лунном свете.

— Ты способный, — заключила та, кого называли Королевой Екатериной, дочь истинного монаршего рода. — Закрепишь впечатление — получишь предложение присоединиться к моей свите.

— И что мне нужно сделать? — Дав перевернулся на кровати, нежась на шёлковых простынях.

— Примерно то же, что и сейчас, — усмехнулась женщина. — Когда позову. А до тех пор у тебя временный иммунитет для моих людей. Но оступишься — и пощады не будет.

«То есть ты зовёшь меня не как способного оратора, переговорщика или даже бойца, а как временную усладу в постели».

— Я в другом клане, Кэтрин.

Она обернулась, сверля его взглядом, в котором плескалась холодная вечность.

— И он не слишком за тебя держится, Давиде, раз мне приходится гарантировать кое-кому неприкосновенность. Ты не понял? — Кэтрин вздохнула. — Знаешь, какое у тебя прозвище?

— Знаю, их два. «Шут» и «Принц».

— А знаешь почему «Принц»?

— Почему же?

— Потому что всегда второй! Даже для дяди. Тебе следовало воспользоваться советом Маркуса и основать свой клан, когда была возможность. Но ты предпочёл спрятать голову в песок. До поры Алонсо устраивала твоя верность но, кажется, верности уже недостаточно, а красоты и болтливости в вашем клане в избытке. Вот в моём они нужны. Правда, ты не единственный претендент, поэтому будь лапушкой!

Сердцебиение мужчины на полу, то ли индуса, то ли пакистанца, критически замедлилось, и Давиде посмотрел на него с тревогой. Кэтрин заметила.

— Не переживай. Нелегал, не хватятся! И одевайся, у меня ещё много дел.

Дав оделся, отказался от сопровождения обратно, и на ресепшене снял номер, где первым делом забрался в душ.

Сегодня он бы предпочёл ласкать другую бледноликую. Ту, которая так желала убить его, потому что вампир, но не могла, потому что он — это он. Он понимал, ибо чувствовал то же самое.

После душа Давиде проверил чат с Нэнси, и сразу насторожился, так как тот пестрел перенаправленными от Гаусса:

«Рыжая тусит с каким-то вампом, они явно давно знакомы».

«У русской чуть не случился срыв. Получилось купировать».

«Русскую поймали за территорией клуба и уводят связанную и с мешком на голове».

Что?

«Недалеко от клуба расчищена площадка (координаты). Место охраняется».

«Рыжая ищет подружку».

На этом отчёт заканчивался, и Дав написал Гауссу напрямую: «Где русская? Выпустили?»

«Нет».

«Найди!»

***

Она всегда оказывалась здесь, на кухне их старой квартиры, за белым столом, где рисунок на пластике имитировал мрамор, и столешницу окаймляла широкая металлическая полоса. Голубой абажур покрывала двухдневная пыль, в раковине валялись тарелки. Вторая иногда ждала её, иногда появлялась из ниоткуда позже. На сей раз ждала.

Изначально именно Вторая была Адой, а себя-главную охотница звала Линой. Аделина, разделённая на половинки. После эмиграции всё смешалось. Сокращение «Ада» попало в паспорт, поскольку ничего более привычного и национально нейтрального не придумалось.

Вторая отличалась золотисто-медной шевелюрой, как у мамы, и широкими жестами. Сейчас она была угрюмой и решительной.

— Допрыгались, — сказала она.

Первая кивнула. Она отслеживала три плана: кухню, камеру с бетонными стенами и трубчатой лампой, где, корчась, валялась оболочка, и биохимию организма. Сложные названия ферментов и метаболитов выветрились за ненадобностью, и Лина манипулировала процессами на уровне телесной памяти, на кончиках пальцев. Увеличить выработку, ускорить — а тут замедлить! — вывести. Ещё вывести.

— Больше не будешь вампиров щадить? — спросила Вторая.

— А ты смертных?

Обе подняли вверх средний палец со значением «хрен им».

Вброс пирогенов. Дыхание чаще, температуру выше. Как же всё ломит…

На кухне хранился их главный секрет, про который не знал никто. В том числе из-за того, что и до Аделины дошло поздно. Потом она долго сомневалась, осторожно выспрашивала других полукровок и, наконец, приняла простой факт.