В такой июльский день хочется бродить одному, если только рядом нет подруги. Но когда крот встретится с ней, они обязательно спросят друг друга, что каждый из них делал и о чем думал именно в этот день. Непременно захотят убедиться, что оба думали тогда друг о друге.

Триффан бродил и вспоминал Фиверфью. Если по милости Камня он еще когда-нибудь увидит свою любимую, то обязательно спросит ее, помнит ли она этот день. И заранее знал ответ: конечно она помнит, в этот день светило солнце, мрак прошлого рассеялся, и она знала, что Триффан мысленно был с нею.

В одиночестве, но не чувствуя себя одиноким, Триффан дошел до Биченхилла, и в его сердце навсегда воцарилась любовь к этой земле. Поселение было расположено достаточно высоко, чтобы чувствовать близость неба, и достаточно низко, чтобы долины внизу не казались призрачным сном. Голые скалы придавали холмам величие, а отдаленное журчание ручьев растворялось в воздухе. Здесь даже крот, не столь жизнелюбивый, как Триффан, почувствовал бы: этот дивный день скоро кончится и поэтому надо во все глаза глядеть на рассыпанные вокруг богатства лета.

Наконец Триффан остановился, лег и положил рыльце на вытянутые лапы. Он просто лежал, впитывая запахи и звуки, и смотрел по сторонам.

— Тс-с! Он спит.

— Ты уверен?

— Гм. А он большой!

— И старый.

— Нет. Просто у него морщинки.

— И шрамы. Но он совсем не страшный.

— А ты уверен» что это он?

— Ш-ш-ш! Тише! Скорее всего это он.

Триффан осторожно пошевелился, чтобы не напугать детей.

— Здравствуйте! — сказал он.

Они уставились на него. Их было двое — он и она.

— Ты пришел учить нас?

— Ты с юга?

— Может быть, — ответил Триффан. — А откуда вы знаете обо мне?

— Все знают, что ты должен прийти сюда. Тебя так долго ждали! Для чего ты пришел?

— Хотел бы я сам это знать!

— Разве не затем, чтобы учить нас?

— Учить чему?

Дети смутились.

— Не знаю, — ответил один из них робко.

— Рассказывать нам о Камне! — нашлась другая.

— А у вас есть Камень в Биченхилле? — спросил Триффан.

— Конечно! Самый лучший во всем кротовьем мире! Разве ты не знал этого?

— Что ж, теперь знаю, — сказал Триффан. — Вы мне его покажете?

— Пошли! — обрадовались они и повели Триффана за собой — как это свойственно детям — по любимым местам и не жалея времени, которого у них так много.

— Вот! Вот наш Камень.

Триффан поднял глаза, оглядел пастбища, среди которых стоял Биченхиллский Камень.

— Ну? Правда, он самый лучший? — спросили дети.

Триффан подошел и дотронулся лапой до Камня. Гордо высился он, золотистый в солнечном свете, теплый, шероховатый на ощупь.

Триффану показалось, что Камень излучает свет на весь мир кротов.

— Сегодня он самый лучший, — сказал Триффан.

— Только сегодня?

— Когда дотронетесь до других Камней и помолитесь, лишь тогда вы сможете решить это для себя.

— Так значит, ты не считаешь этот Камень самым лучшим? — шаловливо улыбнулась маленькая кротиха.

— Вот что я вам скажу, — доверительно произнес Триффан, — я знаю один Камень, который должен вам понравиться не меньше этого.

Юный крот понимающе кивнул:

— Ты имеешь в виду Данктонский Камень, правда? Все говорят, что он особенный, но сможем ли мы когда-нибудь попасть туда?

— Почему же нет? — подзадорил их Триффан.

— Слишком далеко и опасно, — засомневалась кротиха.

— Грайки! — добавил юный крот.

— Ну я-то ведь сюда добрался!

— Ты — взрослый.

— Вы тоже однажды станете взрослыми. К тому же не думаю, чтоб это имело такое уж большое значение.

— На нашем месте ты думал бы иначе!

Триффан рассмеялся.

— Хочешь посмотреть на наши тоннели? — последовал вопрос.

— Да, — ответил Триффан, — только не хочется спускаться вниз, когда наверху такое солнце. Я долгодолго жил во тьме, а сегодня нашел выход.

— Мы можем подождать, когда солнце зайдет, — предложила маленькая кротиха.

Триффан кивнул и поинтересовался:

— А пока скажите мне, как вас зовут.

— Меня — Брамбл.

— А я — Бетони. А ты кто?

— Ио чем ты будешь нам рассказывать? — подхватил Брамбл, устраиваясь поудобнее.

— Много чего можно было бы вам рассказать. Пожалуй, я начну с самого начала, — ответил Триффан.

— Это самое лучшее! — важно одобрил Брамбл.

Триффан так и сделал. Вскоре к его слушателям присоединились другие кроты: взрослые, дети, старики — кроты, заблудившиеся в жизни, как многие обитатели Данктонского Леса, кроты, жаждавшие вновь обрести надежду.

Но Триффан говорил прежде всего для Брамбла и Бетони, потому что они молоды и все у них впереди. И если они считают дорогу в Данктонский Лес такой трудной, то могут никогда и не попытаться куда-нибудь отправиться, а значит, не сделают в своей жизни многого, что могли бы сделать.

Триффан говорил с кротами, пока вечер не опустился на Биченхилл, и только Камень, высившийся среди остывающей травы, хранил тепло дня.

Спиндл и Мэйуид тоже слушали Триффана в тот день, когда глубоко верующий в Камень крот открыл свое сердце другим кротам, поведал о своих надеждах и опасениях, рассказал историю своей жизни.

Заканчивая повествование, он говорил очень тихо и спокойно, словно чувствуя, что едва ли еще кто-нибудь сможет говорить так же. Кроты придвинулись к нему ближе, они поняли, как нужно ему их участие и вера в завтрашний день.

Наконец Триффан призвал их помолиться Камню о Пришествии Крота Камня, который указал бы всем заблудшим истинный путь, как бы принижены они ни были, какие бы беды и страдания их ни постигли. Потом Триффан благословил кротов Биченхилла, и они тихо разошлись по своим норам.

Наступило серое утро. Путешествие продолжалось, пришли вести о Скинте.

— Грассингтон, — прошептал незнакомый крот. — Вы найдете там Скинта и Смитхиллза. Совсем рядом с Верном. Да пребудет с тобою, крот, Безмолвие Камня, и помни: ты и твои друзья всегда найдете здесь убежище!

Крот говорил радостно и бодро, смотрел прямо и открыто. Он был полный, но крепкий. Что-то заставило Триффана спросить, как его имя, а Спиндла — запомнить это имя.

— Меня зовут Сквизбелли. Брамбл и Бетони — мои дети. И они, и я, да и все здесь — враги грайков, а значит, твои друзья навеки. Поминай нас в твоих молитвах, Триффан из Данктона, а мы всегда будем молиться за тебя.

Распрощавшись с добрым толстяком Сквизбелли, Триффан с друзьями вновь тронулся в путь под жизнерадостную трескотню Мэйуида.

— Господа, вы можете положиться на Мэйуида! Он с легкостью приведет вас в Грассингтон, к славному Скинту и добросердечному Смитхиллзу. Ступайте за Мэйуидом!

В августе путешественники благополучно миновали Темную Вершину, не переставая удивляться отсутствию грайков. А к началу сентября достигли Грассингтона — последней системы перед мрачным Верном.

Скинт и Смитхиллз заметно постарели, и, увидев их снова, Три ан осознал, что он и его друзья, вероятно, тоже не помолодели. Но как радостна была эта встреча! Как много им нужно было сказать друг другу! Как велико было искушение остаться в чистых тоннелях Скинта или даже в грязноватых домах Смитхиллза и отдохнуть от длинной дороги, коротая дни в праздных разговорах! И они поддались этому искушению.

Они также нашли время посетить норы, где прошло детство Виллоу, и почтить память этой старой кротихи, убитой по повелению Хенбейн. Скинт вспомнил, какой гнев охватил его после ее гибели. Триффан же подумал, что теперь их объединяет гораздо большее — сострадание и боль утраты. Вероятно, гнев — это эмоция, свойственная молодым, а настоящую душевную боль может достойно вынести только зрелый крот. Триффан и его спутники обратили взоры на север, где был подъем к Верну, и почувствовали, что на этот раз гнева им будет недостаточно.

— Когда мы уходим? — спросил, как всегда, решительный Скинт. Правда, голос слегка дрогнул. Ему явно не хотелось уходить из дома. Смитхиллзу — тоже, хотя и он предложил свою помощь и, конечно, пошел бы, не побоявшись когтей Хенбейн.