Триффан продолжал паломничество, начатое по завету Босвелла на Аффингтонском Холме; впрочем, иные скажут, что оно началось у Данктонского Камня, откуда он впервые отправился в Аффингтон с Босвеллом, а иные, еще более прозорливые, скажут, что оно началось еще раньше. Но Спиндл не мог не понимать, что с началом любви Триффана и Фиверфью значение похода изменилось, смысл его стал глубже, духовная его цель возобладала над фактической. Триффан полюбил, соединился с любимой и потерял ее. Он ощутил пропасть между собой и своей любовью, и ее надо было заполнить. Триффан не знал другого способа, кроме как уйти на время от места, где жаждала остаться его душа.

Но был ли это зов Босвелла из Верна? Или он существовал лишь в его воображении? Не было ли это бегством от реальной жизни, оставшейся в Вене? И правильно ли Триффан понял смысл предначертаний Данбара? Не был ли он не прав, уйдя от них, вместо того чтобы вернуться к ним еще раз? А его любимая, которую он не смог спасти от беды? Как быть с этим?

Такие вопросы способны сделать больше, чем медленные лапы крота, бредущего к Роллрайту; такие вопросы способны увести крота в себя, как в темную ночь, и оставить его там смущенным и растерянным, сомневающимся в своей вере и в своем предназначении. А если добавить к этому годы запустения и упадка Данктонского Леса и смерть многих, кого он любил и за кого чувствовал ответственность, эта темная ночь могла оказаться не просто ночью, она могла лишить красок и звуков всю его жизнь. Вот почему Триффан медлил по дороге в Роллрайт; он как будто опасался, что в двух шагах от цели у него не хватит сил и он потерпит поражение.

Но таково уж одно из сверхъестественных проявлений власти Камня над жизнью кротов: когда они сквозь темноту рвутся к свету, Камень дает им силы. Благородная цель и твердая вера, особенно в тяжелые времена, вызывают особую благосклонность Камня.

Удостоившиеся этой милости должны действовать, а для этого требуется нужный крот в нужное время. Истина, о которой многие забывают, а многие и вообще не знают, состоит в том, что Камень обязательно сведет их с кротами, способными помочь, даже если они и не будут приверженцами Камня и, возможно, сначала не покажутся достойными служить ему. Да и способен ли крот в своей непросвещенности судить о таких вещах, даже если признать за ним право судить? Лучше просто довериться Камню.

Для Триффана, как и для Спиндла, Мэйуид оказался тем самым нужным кротом. Они нашли его в Слопсайде, отнеслись к нему со всей искренностью и любовью, и предназначение его все больше раскрывалось в той помощи, которую он им оказывал. И хотя Мэйуид считал всю свою прежнюю жизнь подготовкой к тому, чтобы провести Триффана и Спиндла по опасным Данбарским тоннелям, он еще не отдавал себе отчета в миссии, уготованной ему Камнем. Его детство в Слопсайде и последующее путешествие с Триффаном — все это было лишь подготовкой к большему, чем продиктованная природным даром роль проводника.

После нескольких дней почти полного молчания для Триффана наступила решающая ночь. Они были в одном-двух днях перехода от Роллрайта. Триффан напряженно молчал, Спиндл был сердит и недоволен сам собой, но ему хватило здравого смысла сказать Мэйуиду:

— Поговори с ним ты, потому что я ничего не смогу сказать. Он угрюм и мрачен, уже несколько часов созерцает ночное небо и, похоже, ничего не собирается делать. Поговори с ним так, Мэйуид, чтобы он опять улыбнулся.

— Озабоченный господин, Мэйуид выполнит твою просьбу, но Мэйуид не думает, что шутка и смех здесь помогут. Триффану нужно нечто другое.

— Я не знаю, что ему нужно. Только ты бы мог помочь.

— Смиренный Мэйуид постарается, господин, он постарается. Он помнит, как храбрый Триффан однажды испытал страх в тоннеле под рекой. Мэйуиду тогда удалось успокоить Триффана. Триффан сейчас тоже в тоннеле, только этот — еще темнее и длиннее того и нет утешительной надежды увидеть свет, нет даже воспоминаний. Мэйуид постарается утешить его и вдохнуть в него надежду, хотя Мэйуид не на многое способен, он может только постараться. Сначала он попросит благословения мудрого Спиндла, потому что он иногда тоже очень боится, как сейчас, просто дрожит от страха, что ему придется вернуться в темный тоннель, откуда Триффан помог ему выбраться.

И Мэйуид опустил голову, а Спиндл сказал:

— Ну, не думаю, что мне пристало благословлять, но, возможно, не будь Триффан не в себе, он бы положил свою правую лапу на твою, вот так, и, наверное, сказал бы… — и замолчал, припоминая слова напутствия, которые мог бы сказать Триффан.

Затем он тихо произнес:

О Камень, благослови этого крота, который боится.

Благослови его тело, голову, ноги, глаза, сердце,

в котором страх.

О Камень, веди этого крота в его исканиях:

его тело, голову, ноги,

глаза.

О Камень, помоги этому кроту любить —

помоги его телу, голове, ногам,

глазам, сердцу, в котором любовь.

О Камень, благослови, направь и сохрани

этого крота, верящего в тебя.

Как и предполагал Спиндл, Мэйуид нашел Триффана на поверхности созерцающим ночное небо и молча устроился рядом. При таком свете взгляд Триффана казался пустым и тоскливым.

Мэйуид ничего не сказал, он просто тихо припал к земле рядом с Триффаном, дав ему понять, что проведет ночь здесь. Он осмотрелся в темноте, окружавшей их, многообразной и богатой оттенками, вслушался в звуки, которые может слышать только сама земля да припавший к ней крот. Он сделал, как учил его Триффан, как самого Триффана научил Босвелл: замедлил дыхание и почувствовал землю каждой лапой, — только так можно слиться с землей и найти дорогу вперед.

И Мэйуид почувствовал, как входят в него темная ночь и черная земля, он ощутил рядом с собой любимого всем сердцем крота и прошептал:

— Помоги ему, Камень, помоги ему!

Прошло много времени; Триффан вздохнул, слегка повернул голову в сторону Мэйуида и сказал:

— Я не достоин, Мэйуид, хотя ты считаешь меня достойным. Но я потерпел слишком много неудач и не продвинулся в исполнении дела моей жизни.

Мэйуид ничего не ответил. Триффан продолжал:

— Так много предстоит, ты и Спиндл ждете решения, куда нам идти и чем заняться в первую очередь. Я понимаю…

Мэйуид опять ничего не ответил.

— Не знаю, что я могу сделать. Просто чувствую, что мне нужно идти в Верн, не знаю почему. Чувствую, что Босвелл должен быть там. Но чем ближе я подхожу к Верну, тем больше отдаляюсь от Фиверфью, а я должен быть с ней!

Кроты не любят, когда ученый летописец так колеблется в выборе. Мэйуид спросил:

— О сокрушающийся господин, которого Мэйуид любит и которому доверяет. Как ты думаешь, почему в, ничтожный, легко нахожу дорогу там, где другие плутают? Что помогает мне выбрать из нескольких путей верный?

— Для этого нужно быть тихим, кротким и невозмутимым. Нужно уметь внимательно слушать. Не один год я учился у Босвелла слушать, но иногда мне кажется, что я так ничему и не научился! Я и ему это нередко говорил. И знаешь, что Босвелл отвечал? Он сказал: «Не старайся так сильно. Наслаждайся жизнью!»

Мейуид рассмеялся:

— Иногда Мэйуиду хотелось бы встретиться с Босвеллом, и он надеется, что когда-нибудь это случится, кажется, у нас есть что-то общее. В самом деле, удрученный господин, Мэйуид думает, что Босвелл-то хорошо сумел бы находить дорогу в тоннелях.

Триффан улыбнулся и сказал:

— Ему было бы приятно услышать это именно от тебя, Мэйуид. Так как же ты выбираешь из двух одинаково трудных путей?

— Стремящийся к победе Триффан, Мэйуид сам часто об этом думает. Сейчас он попытается ответить. Когда ничтожный Мэйуид был маленьким и боялся всего, он усвоил крайне полезную истину, которую Триффан, вероятно, потерял из виду в темноте, окружившей его: при выборе решения часто забывают, что есть еще третий способ — не делать ничего. Пока Мэйуид спокойно ничего не делает, в мире происходят изменения и предстоящий выбор тоже изменяется, то, что казалось трудным, становится очень легким. Мэйуид подозревает, что Триффан забыл совет Босвелла — не стараться так сильно и наслаждаться жизнью. Мэйуид осмеливается предложить Триффану забыть о каком бы то ни было выборе и сосредоточиться на простом — ставить одну лапу впереди другой… с радостью! Тогда правильный путь сам найдет его лапы. Триффану нужно только тянуться к свету…