Хэйз пошла, потому что он ей нравился, а я — из преданности ему. Ведь он спас мне жизнь, когда ревущая сова едва не раздавила меня. Я тогда впал в панику, а Хит не растерялся и столкнул меня с дороги, причем едва не погиб сам. Он был не очень крупный, но отважный. Обладал какой-то безумной отвагой. Бывают же такие кроты!

Триффан обвел взглядом свою группу и улыбнулся. Да, такие кроты действительно бывают! И даже, может быть, еще более отважные безумцы.

Итак, беззаботная молодежь отправилась в путь, и, поскольку хищников и двуногих они не боялись, а погода стояла хорошая, добывать еду было легко, шли они шли и скоро решили, что рассказы об опасностях, подстерегающих на востоке, преувеличены. Более того, они встречали там кротов, с которыми можно было хорошо провести время и которые могли посоветовать, как лучше пройти еще несколько миль. Так текли дни, и путешественники вскоре обнаружили, что они уже целый месяц в пути, а до сих пор не видели ничего достойного, о чем бы можно было потом рассказать другим.

— Нам встречались опасности, это правда, но ничего такого, с чем мы не могли бы справиться, — проговорил Рован, и его глаза потеплели и увлажнились от приятных воспоминаний, столь отличающихся от воспоминаний о последующих страшных событиях и потерях, оставивших его безутешным. — Поскольку некоторые ходы были запутанными, Хит придумал делать отметины — царапать когтем по стене, чтобы на перекрестках мы всегда могли узнать, откуда пришли. Может, Хит и отличался необычайной дерзостью, но был очень предусмотрительный, и эти пометки позже спасли мне жизнь. Погода ухудшилась, как обычно бывает в августе, нависли облака и пошли дожди. Но мы были им рады, потому что от засухи в земле стало меньше червяков, а главное, теплая погода была источником еще одной опасности, о которой мы до тех пор не знали, — крыс.

Когда Рован произнес это слово первый раз, и произнес очень неохотно, он прервал свой рассказ и какое-то время молчал, словно для того, чтобы образ, вызванный этим словом, проник в нору, где все они находились.

— Вы видели когда-нибудь крысу? — спросил Рован.

Они по очереди покачали головами. Чуяли — да. Ощущали ее присутствие — да. Но видеть — никогда.

— Крысы и мчащаяся вода — никогда не дадут ни одному кроту добраться до центра Вена. Ни одному! — Голос Рована перешел в испуганный шепот, суровые складки на лбу, казалось, стали глубже и превратились в уродливые тени, и Триффан понял: все, что случилось с Рованом и изменило его жизнь, было связано с крысами, водой и смертью.

Потом Рован снова выглянул из норы, где они укрывались, посмотрел на сводчатый вход в тоннель — похоже, это стало у него навязчивой идеей, — потом опять на небо. Совы рычали. И вдруг Рован улыбнулся:

— Со временем я понял, что моя сестра Хэйз и Хит тянутся друг к другу, и я начал чувствовать себя лишним. Мы добрались до этого самого места, где я сейчас рассказываю вам свою историю, и остановились на ночь здесь, у тоннеля. Я не хотел идти дальше. Однако Хэйз и Хит убедили меня не покидать их, а через несколько дней мы все вместе вернемся обратно домой, в Икэнхем. И я согласился идти с ними. — Рован снова помолчал, посмотрел на каждого из слушателей в отдельности и серьезно проговорил: — Пусть мой рассказ послужит вам предостережением. Возвращайтесь обратно, пока можно. Ни шагу дальше. Если вы войдете в этот тоннель, как это сделали тогда мы, вы войдете в мир, где кроту не место и ни одному живому существу тоже, кроме тех, кто прячется в темноте и живет убивая.

Спиндл беспокойно ерзал. Мэйуид ни на что не реагировал и, казалось, незаметно дремал. У Триффана же сна не было ни в одном глазу — он был весь внимание, а Старлинг с восторгом уставилась на Рована широко открытыми глазами. Она не верила грозным предостережениям и по молодости лет не сомневалась, что уж с ней-то ничего такого никогда не случится.

— Продолжай! — потребовала она, и Спиндл толкнул ее в бок, чтобы утихомирить. События, о которых повествовал Рован, были не выдумкой, а реальностью.

— Этот ход со сводчатой аркой, с которой я не свожу глаз ни днем, ни ночью, после короткого подземного участка выводит на пустырь, непривычный для кротов. Вонючая река, шум которой вы слышите, а запах чувствуете, продолжает течь на восток и является северной границей этого пустыря.

Итак, мы рискнули войти в тоннель. Прошли по бортику вдоль всей его длины и в конце обнаружили большое открытое пространство, заброшенное, но населенное разными живыми существами. Отдельные участки поверхности были покрыты бетоном, другие — обильной растительностью, а вокруг стояли строения двуногих, особенно густо — в центре площадки.

Сначала нам показалось, что здесь хорошая почва и полно червей, хотя пятна земли были отделены друг от друга грудами искусственного красного камня и там росли только простые цветы, вроде васильков. Кое-где между этими участками земли стояли лужи, а кое-где громоздились кучи ржавого металла и целые холмы — нет, горы! — мертвых ревущих сов.

Услышав это, Старлинг испустила вздох изумления и ужаса, выразив и чувства всех остальных.

Каким бы страшным ни представлялся Вен, кроты не могли вообразить, что он убивает ревущих сов.

— По ночам там кипела жизнь, опасная для нас. Мы чуяли запах лисы, хотя не видели ни одной живой, мертвых — да. Мы поняли, что Вен убивает вообще все. Полевок было очень много, на окраине пустыря встречались ласки; черноголовые чайки, пустельги и совы кружили здесь днем, а вечером устраивались на ночлег. Но еды было полно, и, если соблюдать осторожность, можно чувствовать себя в относительной безопасности. Кое-где трава росла очень густо, здесь хорошо, вкусно пахло полынью, а поскольку мы не знали этого места, то дали ему название «Полынный пустырь». Там-то впервые мы наткнулись на крыс и поняли: чем дальше мы заходим, тем больше рискуем.

Три крота решили побыть какое-то время в этой богатой пищей местности, а потом отправиться к ее восточным границам. Оттуда они договорились двигаться к дому.

На Полынном пустыре было совсем не плохо, и Рован вскоре забыл, как еще недавно ворчал на своих спутников, поторапливая их с возвращением. Наступил благоуханный сентябрь, дни протекали очень приятно. Но однажды случилось так, что их веселая троица, завернув за угол какой-то кучи обломков камней, увидела перед собой крысу.

— Она была огромная, у нее были красные глаза, и от нее жутко несло падалью. Земля вокруг была испачкана ее пометом, и меня начало рвать от отвращения и страха. Однако Хиту мужество не изменило: с громким воинственным криком он стремительно бросился вперед. Крыса злобно заворчала, подпрыгнула и побежала, волоча за собой длинный хвост. Она протиснулась в щель между двумя камнями и исчезла.

Кроты могли быстро уйти, но бегство крысы придало им уверенности. Осмотревшись, они услышали — как им показалось, из-под земли — шум бурлящего потока воды. После небольшой разведки, которую кроты провели (ни на минуту не забывая при этом о возможности нападения крыс), они обнаружили узкий водосток, уходивший к северо-востоку. Берега водостока, некогда крутые и выложенные тесаным камнем, осыпались, так что кротам теперь удобно было по ним идти. Из страха повстречать крыс троица не стала спускаться в водосток, а пошла по его краю. Двигались осторожно и медленно. Они шли вдоль водостока, подозревая, что он приведет их к реке, по которой они добирались до пустыря.

Наступила ночь. Небо наверху запылало огнями и наполнилось шумом. Кроты услышали, как где-то поблизости кошка схватила устроившуюся на ночь чайку, а потом в ночном свете увидели плывущие по водостоку белые перья чайки. Этой же ночью, чуть позже, их разбудил тошнотворный запах — из водостока поднимался едкий пар, от которого потекли слезы и перехватило горло. Как только начало светать, вода в водостоке забурлила и к бортам его прибило пену, но запах уменьшился.

Кроты двинулись дальше. Свободное пространство у краев водостока сузилось, кротам пришлось спуститься к самой воде, черной и грязной. Над ними круто поднимался илистый вязкий берег, и им казалось, что они в ловушке. В одном месте кроты наткнулись на крысиный помет, в другом — на гниющий трупик черного дрозда, почти совсем разложившийся.