И его действительно не было, он исчез, как будто никогда не существовал.

— Нам пора, — сказал Спиндл, и они пошли.

Но когда они добрались до деревьев, окаймлявших Бэрроу-Вэйл, Тайм остановилась. Спиндл протянул ей лапу, и оба внезапно замерли, потому что впереди них на стеблях, листьях, сучьях и ветвях засиял яркий свет. Он лился откуда-то сзади, из того места, где они только что были.

— Не оглядывайся, — прошептала Тайм. — Любовь моя, не оглядывайся.

И Спиндл послушался ее. Он прижался к земле и застыл так на какое-то время. Потом они продолжили путь, а впереди продолжал сиять свет.

А оттуда, где был вход в нору, за ними наблюдал, охраняя их, старый крот — Белый Крот. Он простирал в их сторону лапы, словно дотягивался до них, он как будто был вездесущ. Он вел их, постоянно указывая дорогу, так что они, того не сознавая, находили самый безопасный путь на вершину Данктонского Холма — путь, на котором не было ни сов, ни лис.

Потом тот же древний крот, всеми любимый Белый Крот, потянулся, чтобы коснуться и благословить еще одного крота — Триффана, летописца, храбреца, вожака, в тот момент чувствовавшего себя очень одиноко, Триффана, который нашел старую нору Ребекки, где некогда она выкармливала Комфри, спустился туда и полежал некоторое время, шепча: «Помоги мне».

Триффан чувствовал себя подавленным и одиноким, так как теперь он знал, что не может навсегда остаться в Данктоне, что он пришел сюда, чтобы обрести силу самому и дать возможность тем, кто пришел вместе с ним, подышать благотворным воздухом Древней Системы, на которой все еще лежало благословение Камня, системы, свободной от Слова. «Укажи мне путь, потому что я чувствую неуверенность, как будто я блуждаю в темноте».

И тут над головой Триффана в деревьях зашелестел легкий ветерок и зашептал: «Тебя очень любят, Триффан, о тебе все время думают», — и Триффан услышал этот тихий голос и понял, что Камень с ним. Всем телом он ощутил нежное прикосновение его любви. Потом Триффан выбрался на поверхность, увидел над собой свет и почувствовал присутствие старого крота, которого любил и понимал. Триффан заплакал от тоски по нему, оттого, что так хорошо знал его, любил, надеялся и верил, что тот жив и невредим.

И тогда один-одинешенек, не чувствуя ни капли страха, Триффан двинулся по тропе к великому Камню, в его Безмолвие, чтобы возблагодарить за то, что тот наставил его на верный путь.

Это произошло в конце марта, когда последняя вспышка зимних холодов была уже позади, снег сошел, земля оттаяла и солнце сияло так ярко, что кротам приходилось жмуриться, когда они выбирались на поверхность. В Данктонский Лес пришел перепуганный крот, усталый и изголодавшийся до смерти.

Его привел наверх от шоссе ревущих сов Регворт, один из тех, кого Алдер в феврале послал сторожить границы; сам Регворт добрался в Данктон из системы вблизи Бакленда, через Файфилд, где его чуть было не поймали и не заставили служить уборщиком.

Прибывший заявил, что пришел сюда, потому что услышал про крота по имени Триффан, который нанес поражение Хенбейн из Верна и один, собственными лапами, убил двадцать ее гвардейцев. Про крота, который славится справедливостью и которого любят последователи Камня. Про крота, который будет бороться со злом и поведет тех, кто поддерживает его, к свободе; про крота, крота…

А Триффан, слушая обезумевшего от горя молодого крота, которому пришлось присутствовать при том, как проткнули рыльца трем его братьям и искалечили его мать, и которого спасло только мужество его отца, после чего ему тоже проткнули рыльце и он погиб… Триффан думал, что это только первый из многих, кто в последующие годы и месяцы явится в Данктон, чтобы он, Триффан, повел их.

Одни — побуждаемые верой, другие — страхом, третьи — жаждой лучшей жизни, четвертые — какими-то собственными тайными мотивами. Глядя на этого нетерпеливого, на все готового крота, Триффан понял, как тяжела ноша, возложенная на него Босвеллом.

Он молился про себя: «Помоги мне, о Камень, остаться верным твоему Безмолвию и повести этих кротов вперед, сохранить справедливость во имя справедливости, мир во имя мира, истину во имя истины. Помоги мне». Потому что, слушая речи этого первого беженца, Триффан осознал, что одно дело — вызволить маленькую группку кротов, а другое, гораздо более трудное, — стать во главе толпы беженцев и доставить их в безопасное место… Только вот где оно, это безопасное место?..

«Помоги мне избежать того, чтобы дело Камня стало похожим на дело Слова. Помоги мне двигаться в сторону света, в сторону Безмолвия. Помоги мне привести этих кротов к миру».

— Где этот Триффан? — спрашивал молодой крот. — Отведите меня к нему, чтобы я мог выразить ему свое уважение и поклясться в верности.

Хроники свидетельствуют, что Триффан ответил:

— Триффана, о котором тебе говорили и которого ты описал, не существует.

В замешательстве пришелец пробормотал:

— Но это же Данктонский Лес? Разве Триффана здесь нет?

Триффан произнес:

— Он такой же крот, как ты, и если он поведет тебя, то пусть и он будет послушен тебе и всем таким, как ты, а ты подчиняйся ему только в одном.

— Я готов! — не колеблясь, воскликнул молодой крот, но удивляться не перестал.

— Тогда поклянись в верности Камню, а не Триффану, потому что он — лишь один из последователей Камня. И служи Триффану, позволяя ему служить тебе. Если ты, крот, будешь поступать так, значит, ты настоящий последователь.

— Я постараюсь! — заявил пришелец. — Сделаю все! Я хочу сам сказать Триффану об этом!

Триффан улыбнулся:

— Ты уже сказал.

Он поклонился гостю и попросил дотронуться до его, Триффана, правого плеча в знак того, что молодой крот понял всю важность сказанного и чтобы еще раз подчеркнуть, что среди последователей Камня ведущие — это те, кто отдает распоряжения, но при этом и сам подчиняется ведомым.

С наступлением апреля в Данктоне стали появляться и другие беженцы, поодиночке и парами; они, как и первый, рассказывали страшные истории о зверствах грайков; каждый из прибывших познал на своем пути ужас и потери.

Спиндлу пришло в голову, что следует записывать рассказы всех прибывающих об этом. Эту работу начал Триффан, продолжил Спиндл, а Мэйуид помогал ему. Теперь Триффан в любой момент мог получить представление о количестве грайков и их диспозиции, а Спиндл — начать составлять отчеты, которые сегодня известны как Свитки Беженцев, и вычертить карту бедствия — карту распространения Слова, а также записать множество сведений из устной истории каждой системы, касающихся ее обрядов, традиций, — все, что мог собрать любознательный Спиндл.

Полученная информация не оставляла у Триффана и других старейшин сомнений, что, как только весна начнет переходить в лето, грайки соберутся вокруг Данктона и нападут на него. Это будет грандиозная операция, остановить которую кроты, вероятно, не смогут, причем произойдет это скоро.

Некоторые наиболее наблюдательные пришельцы сообщили еще одну, едва ли не самую пугающую новость. Дело в том, что после Середины Лета методы грайков изменились, жестокость и казни уступили место иным, более мягким способам, вроде тех, какие Триффан сам раньше наблюдал во Фрилфорде и Блейдоне. Когда рождались кротята, в них воспитывали фанатичную верность Слову, Камень же подвергался насмешкам и оскорблениям. Этому способствовало то, что грайки-самцы оказались более плодовиты, чем южане, которых коснулась чума, и, когда наступал брачный сезон, самки предпочитали их. Так что многие новорожденные были полу-грайками, и на них легче было воздействовать.

— Говорю тебе, Триффан, это может оказаться опаснее, чем представляется на первый взгляд, — предупреждал Спиндл. — Нам придется вести войну не со злобными незнакомцами, а с образом жизни, воспринимаемым все большим числом кротов.