И тогда, смеясь и танцуя в лучах подплывшей к зениту полной луны, он обернулся и крикнул во весь голос:

— Глядите! Вот он — седьмой!

И Триффан из Данктона остановил свой бег в тени седьмого, так и не найденного ими прежде Камня, того самого, который и теперь мог видеть лишь глаз просвещенного. Повернулся, высоко поднял лапу и бросил Камень Покоя в лунку с другими камнями. Сверкающей дугой взметнулся он высоко-высоко, к самым звездам и луне, а затем пал на землю, а с ним, постепенно затихая, ушел в землю и Звук Безмолвия.

Многим из тех, кого позже встречали Триффан и Спиндл, довелось наблюдать это явление — внезапную яркую дугу, прочертившую темное небо. Среди них были последователи Слова, с которыми, увы, Спиндлу и Триффану предстояло встретиться очень скоро. Но главным образом это стало событием для потерянных и гонимых. Свет Седьмого Камня зажег в их сердцах искру надежды на грядущие перемены к лучшему; на то, что их силы, как бы малы они ни были, еще могут быть востребованы. Но вот свет погас, оставив по себе лишь память и трепетную тайну.

Итак, почти у них на глазах воссоединился с землею Камень Покоя. И снова стало темно. Немного спустя резкий ветер донес до них глухой стон; он постепенно перерос в свирепый рев. Это были голоса многих кротов, разъяренных и беспощадных. Этот страшный, зловещий звук заставил Триффана и Спиндла инстинктивно прижаться друг к другу; чуть поодаль от них, в тени седьмого Камня, куда упал Камень Покоя, Босвелл — великий Белый Крот — распрямил плечи и властно произнес:

— Расскажи об этой ночи. Опиши все в деталях, чтобы каждый крот знал: здесь лежат и ждут своего часа Камни Покоя. Напиши: они ждут, чтобы их нашли те, кто ощутит в себе достаточно сил.

— Ты думаешь, такие найдутся? — прошептал Триффан, который все еще чувствовал на своих плечах непомерную тяжесть Камня.

— Первому всегда тяжелее других, — согласно кивнул Босвелл. — Ты, Триффан, и ты, Спиндл, уже сами поняли это: самое трудное — твердо верить, что ты способен сделать то, что до тебя никто не совершал. Потому так трудно дается первый шаг и первое «здравствуй», потому так мучительно начало исцеления и страшен первый бой. Веками кроты разыскивали Камни Покоя и относили их в Аффингтон. Теперь вы предали их земле. Те, кто придут вслед за вами, примут от вас это бремя, и им будет легче от сознания, что вам это уже однажды удалось.

— Куда же они понесут их дальше? — сосредоточенно хмурясь, спросил Спиндл: по своей натуре он любил выяснять все до конца.

Взгляд Босвелла потеплел, и он сказал с улыбкой:

— Они понесут их в край, где обитает та, чей звонкий веселый смех тебе посчастливилось услышать, Спиндл.

Спиндл изумленно раскрыл глаза, приподнял рыльце и втянул в себя воздух, словно пытаясь учуять, в каком направлении лежит этот чудный край. Луна осветила его худенькую вытянувшуюся мордочку и посеребрила мех.

— Где он находится? — спросил Триффан. — Может, это Вен? Или Верн? Или он в Шибоде?

— Укрепляй кротов в вере, как учил тебя я, — и ты найдешь этот край, Триффан. Говори им о Безмолвии, учи не склонять головы перед лицом опасности и не впадать в отчаяние; готовь их к приходу того, кто взовет к ним из Безмолвия, чей голос должны услышать они, как услышал его ты.

— Голос Крота Камня? — прошептал Спиндл, которому эта легенда была хорошо известна.

Босвелл сдержанно кивнул головой.

— Это та самая, которую я видел, да?

Голос Босвелла на миг утратил жесткое выражение, и он с живостью проговорил:

— Нет-нет! Думаю, не она. Та, что ты встретил…

Спиндл подался вперед, ожидая конца фразы, но Босвелл, видимо задумавшись о чем-то своем, вдруг беспокойно задвигался и замолчал. Потом спохватился, ласково взглянул на Спиндла и заговорил снова:

— Она — наша надежда, она опять вернется, и все прочие тогда будут знать, что им делать, и все до последнего крота уверуют в то, что Безмолвие может быть даровано каждому. И так будет отныне и вовеки! Я же между тем…

— Мы слушаем тебя внимательно, Босвелл! Продолжай! — попросил Триффан и ласково коснулся его лапы: он заметил, что Белый Крот вдруг погрустнел и как-то поник. — Что предпримешь ты?

— Я? — Босвелл встряхнулся, глаза его молодо блеснули. — Я просто старый дурак. Дурак-дурачина. Я… — И он вдруг заплакал.

Триффан заключил его в крепкие объятия: в этот миг ему показалось, что он утешает слабого, потерявшегося малыша. А еще — что этот миг решил его собственную дальнейшую судьбу.

Вслед за этим земля под ними наполнилась странным грозным гулом, затем оцепенение прошло, и Босвелл, резко отстранив от себя Триффана, уже с сухими глазами сказал:

— Пора уходить. Грайки нас ищут.

— Надо двигаться на юг, — убежденно проговорил Триффан.

Но Босвелл отрицательно покачал головой и указал на север, в сторону Аффингтона:

— Твой путь — туда, где находятся наши враги, Триффан. Тебе надлежит двигаться в этом направлении.

— Но… — попытался возразить Триффан.

Босвелл взял его лапу в свои и твердо сказал:

— Ты выполнил свой долг — сопроводил меня до Аффингтона, теперь мой черед: мне следует помочь вам выбраться отсюда. И — никаких «но», никаких колебаний у вас обоих быть не должно. Равноденствие настало, Камни Покоя лежат, где им надлежит. Теперь вас ждет не менее трудная миссия, но каждый из вас хорошо подготовлен ко всем неожиданностям. Я же собираюсь в целости и сохранности провести вас через Аффингтон и вывести к тропе, ведущей на север.

— Ты пойдешь вместе с нами! — бросил Триффан, и это прозвучало уже не как просьба, а как приказ.

— Следуйте за мной, — вместо ответа промолвил Босвелл.

Они двинулись на север, и серый рассвет тронул сединой темный мех на спинах молодых кротов.

Зло, подобно черному покрову, нависло над Аффингтоном. Они ощущали это на каждом шагу, пока тайными тропами пробирались в самое сердце Священных Нор. Большая часть грайков, проследовавших мимо них накануне, уже ушли, оставив немногочисленную охрану. Но и тех, что все еще находились здесь, было более чем достаточно для них троих.

Мраком и дикостью повеяло на кротов, ибо ритуалы Весеннего Равноденствия были особенно жестоки. Именно в этот день совершали грайки убийства и казни через протыкание носа во имя и во славу торжества Слова. Сначала в жертву приносили калек, потом престарелых, затем — больных и наиболее хилых младенцев. Приверженцы Слова избавлялись от них, как от ненужного балласта, распиная на проволочных шипах или подвергая иным, не менее страшным мучениям. Наиболее отвратительным было то, что тем самым осквернялось само место, где совершались эти ритуалы. Такому осквернению подверглись все знаменитые своим великолепием мирные тоннели Аффингтона: пролитая кровь, крики мучеников и проклятия, которыми умирающие осыпали Камень за то, что не сумел защитить их, навсегда лишили это место прежнего величия.

Зло имело цвет и вкус крови; после расправы грайки ушли, предоставив истерзанных кротов их тяжкой участи — медленному умиранию и неминуемой смерти.

Триффан и Спиндл до конца дней своих не забывали об этом зрелище. Их наверняка захлестнула бы черная волна ненависти, если бы не Босвелл, который не уставал повторять:

— Помните: грайки — тоже кроты, обычные кроты, как мы с вами. Свет и мрак неразлучны. Помни об этом всегда, Триффан, и не проклинай, их. Веди других вперед не с ненавистью, ибо это путь во мрак, но с любовью и верою в Камень. Помни об этом, помни и не забывай никогда! Это нелегко, но это, пожалуй, самое главное. — Затем, повернувшись к Спиндлу, настойчиво произнес: — Напоминай ему об этом постоянно, помогай не забывать, научиться прощать, и тогда сияние Камня пребудет с тобою и с теми, кто пойдет за тобой.

Но научиться прощать было неимоверно трудно. В одном месте, уже на поверхности, они наткнулись на старого крота с развороченной грудью, лежавшего среди мертвецов.

— Ты из каких мест? — участливо спросил его Триффан, который подошел к нему, чтобы оказать посильную помощь: мать, а затем и Босвелл научили его врачевать раны.