Алая топь была жутким местом. О ней знал всякий ребенок в Доле, и каждого с самых малых лет предупреждали, что в берёзовой роще, корнями ушедшей в буровато-алую землю, играть нельзя. Кого бы ты там ни встретил, людей живых там не будет. Один деревенский дурачок так встречал там мертвого братца, другая женщина увидала мужика, которого — мертвого, окоченелоно — собственноручно омывала в бане год тому назад. Когда-то, говорят, двенадцать молодых женщин утопли в болоте, тогда-то нетвердая земля и окрасилась алым, дала начало дюжине белоснежных, словно покрытых инеем, берёз. Если, заигравшись или заблудившись, ты надоедал на Алую Топь, то тебе следовало переодеть одежду шиворот-навыворот, чтоб нечисть не учуяла человеческого духа, поменять местами правый и левый лапоть, достать из карманов все, что было съестного, и громко попросить батюшку Лешего вывести тебя из проклятого места. И теперь Святослав отправлялся прямо туда, откуда многие бежали, уповая только на помощь духов.

Юноша храбрился и налегал на весла, словно пытался шумом и плеском отогнать невесёлые мысли. Но тяжкие думы родились вокруг него, как болотная мошкара. Щенок, в которого Власа обратила старуха, свернулся на дне лодки и тихо сопел. Иногда, когда плеск весел становился слишком громким, зверь приоткрывал блестящие глаза, всматривался в лицо Святослава и снова с силой зажмуривался. А княжич смотрел в эти глаза и вспоминал лицо товарища, перекошенное первозданной злобой. И тут же в памяти всплывало ещё одно лицо, родное и знакомое до боли. Отцово.

Свят пытался удержать его в памяти, но спокойный образ отца неумолимо ускользал. А в тот момент, исполненный ярости, он намертво въелся в память Святослава, и юноша никак не мог изгнать его из своей головы. Тогда Святослав вернулся с купальных гуляний, когда княгиня, простоволосая, в одной лишь рубахе, плясала на потеху двору, и ее черные пряди взметались в воздух в такт каждому повороту. Князь пил пряное зелёное вино и никак не мог налюбоваться на молодую жену, и даже не видал, как остальные глядят на Дану, как заворожённые. Казалось, даже пламень костров приутих, чтоб не привлекать внимания, которым безраздельно владела Дана. Потом они шли через высокую траву, воздух пропитался утренней сыростью и горьким запахом истлевших поленьев костров. И князь гордо спросил Святослава, какова ему мачеха. А тот возьми и ответил, что она их всех будто и околдовала, как ведьма.

В первый и последний раз в жизни князь ударил сына по лицу. Размашисто, гневно, а затем схватил за ворот рубахи и прошипел:

«Никогда не называй ее этим словом».

На следующий день он говорил с сыном, как ни в чем не бывало. Святослав и сам перебрал в голове все возможные оправдания, пока его обида на отца не улеглась. И все стало вроде славно, но теперь этот момент вновь и вновь взвивался в его мыслях непослушным вихрем.

Они миновали затопленные дома, впереди показалась немая ершистая громада леса, в которой пропадал всякий свет.

— А фонаря-то мы и не взяли, — пробормотал Святослав, покрепче перехватывая весла. Олеся оторвала взгляд от леса, обернулась и усмехнулась.

— А зачем тебе фонарь-то? Водице-то он не надобен, она сама все пути знает, и нас она выведет.

Святослав кивнул. Он слишком устал, чтоб думать о том, как это странно. Или что ему нужно благоговеть перед древними силами, что влекли его к себе. Все его мысли сконцентрировались на том немногом, что он, казалось, мог осмыслить.

— Так значит, ты знаешь Дану?

— Знавала когда-то, — хмыкнула Олеся. — Помогла я ей. Я вообще страшно добрая. Помогаю всякому, кто меня по имени кликнет. Отказать не смею. Припугнуть могу. Напросилась тогда Данка мне в ученицы, в помощницы. Так и познакомились.

— А что произошло потом?

Олеся поджала губы. Тень от стены леса начала наползать на ее черты, но даже в обступившем их мраке Святослав мог раличить досаду, показавшуюся на ее лице.

— Знаешь, что может сдержать даже самую мощную и разрушительную силу, а, княжич? — Святослав мотнул головой. Слова Олеси звучали зловеще. — Обещание. Самые сильные, самые древние из нас не смеют нарушить данного обещания. Вот и я дала такое, поклялась сохранить Данкину тайну. Но ты можешь расспросить ее сам. Я бы рассказала тебе, если б могла, да не могу.

На ее тонких губах показалась мягкая виноватая улыбка. Святослав тряхнул кудрями, принимая ее ответ.

— Но ты спрашивай, — ободрила его старуха. — Не стесняйся. Там, где тайны нет, я тебе все расскажу. А там, глядишь, придумаешь, как до тайны добраться.

— Она и правда ведьма? — выпалил юноша. Щенок в ногах гневно зарычал. Святослав опустил руку и аккуратно принялся почесывать Власа за ухом.

— Правда-правда. Не всегда она такой была, но что с ней случилось — полностью ее рук дело.

— Зачем она пыталась опоить меня?

— А то ты не догадываешься? Ты ведь и сам знаешь, по глазам вижу. Сам видал, как она такое уже делала, — ехидничала бабушка. Свят опять кивнул. — Ну, так и не трать время на пустопорожнее переливание. Спрашивай то, что хочешь знать, а не то, что знаешь.

— Если она такая сильная, то как мне от нее княжество защитить? — выпалил он. Старуха довольно хмыкнула.

— Дело нехитрое, но и непростое. Данка-то в первую очередь княгиня. Вот и забрать у нее нужно власть княжескую. Но это ты и сам догадаться мог. Просто так, солью или оговором ее не возьмёшь, и не убить ее, как человека.

— А можно не убивать? — спросил юноша.

— Не можно, — пожала плечами Олеся. — А вот как ей дух от тела отделить — главная Данкина тайна. Разведай ее, и все поймёшь.

— А как мне это сделать?

— Тут уж ты сам решай. Но против колдовства ее тебе Милорада поможет. Там, где я бессильна, она выстоит, — проговорила женщина, и в ее голосе звучала неподдельная гордость.

Святослав кивнул, принимая скудную информацию. Разум тут же впился в слова старухи, как нищий, в кусок хлеба. Юноша опустил натруженные руки на весла, но ладони не нащупали гладкого дерева. Святослав заозирался — весел нигде не было, а лодка, словно большая рыба, медленно плыла сквозь затопленную рощу, поворачивая то там, то тут, будто ее тянули на верёвке.

— Смотри во все глаза, княжич, запоминай дорожку, а то не выйдешь, — проговорила Олеся.

Святослав послушался. Он изо всех сил напрягал зрение, пытаясь запомнить каждый ствол, каждую кривую ветку, что попадалась им на пути. Глаза щипало, и сон то и дело норовил его сморить, но стоило юноше хоть немного прикрыть глаза, щенок принимался скулить. И как ни вскидывал голову княжич, Олеся сидела на носу лодки, повернув голову к лесу, как огромная сова.

Солнце выкатилось на небосклон быстро, как брошенное на блюдце яблоко. Хоть Святославу было уже достаточно лет, ещё ни разу он не видел такого скорого рассвета. Юноша заозирался по сторонам — всюду раскинулся лес, только не такой, каким юноша привык его видеть. Стволы деревьев словно прижала к земле и перекрутила гигантская невидимая рука. То тут, то там из воды торчали трухлявые пеньки. На ветвях переговаривались кукушки. Их бесцветное «ку-ку» отскакивало от воды и разлеталось на много верст во круг так, что, казалось, воздух дрожит от этого звонкого кукования.